Читать книгу Начальный свод как он есть. Поиски утерянной летописи - Владимир Положенцев - Страница 8

Поезд Москва-Варшава задержался на 2 часа. На Центральный вокзал состав прибыл только вначале первого. На переезде под Мрозами случилась авария: товарняк протаранил застрявший на переезде грузовик. Профессор Капустин, которого Струсевский взял с собой, сокрушался; «Ах, это не к добру». «Перестаньте, Федор Михайлович, – одергивал его олигарх, – всё будет в шоколаде».

У профессора были основания нервничать. Точно на этой станции произошла авария в советские времена, когда он ехал в Варшаву на конференцию историков – славянистов. Тогда у него пропал из номера рукописный текст его выступления. И на конференции пришлось говорить по памяти. Федор Михайлович справился, но это ему стоило колоссального напряжения. Потом оказалось, что листы, разбросанные на столе, собрала в одну стопку горничная и положила в тумбочку под телевизором, но постояльцу об этом не сказала.

Нехорошие опасения Капустина оправдались. Встречавший на вокзале олигарха его помощник по «Водяному дому» Константин Макаров, сходу заявил, что бывший смотритель Варшавского исторического музея Войцех Коваль на днях умер. Макарову это стало известно, так как Струсевский пару недель назад дал ему распоряжение не спускать со смотрителя глаз. В Варшаве «Водяной дом», доставлявший в Польшу красную икру с Камчатки, имел свою службу безопасности. В нее входили бывшие спортсмены и отставные военные. Однако слежку за смотрителем Войцехом Ковалем он вел сам.

– Печально, – сказал Струсевский. – Теперь на вас надежда, Федор Михайлович.

Олигарх взял с собой профессора не случайно. У Капустина еще с прежних времен, остались хорошие знакомые среди польской исторической профессуры. Один из тесных контактов он имел с профессором исторического факультета Ягеллонского университета в Кракове Брониславом Комаровским. Может быть, ему что-то известно о страницах Начального, хоть и поддельных, каким-то образом, оказавшимся в Краковской библиотеке? К счастью, Комаровский находился теперь в Варшаве.

Однако Комаровский, хорошо говоривший по-русски, особой ясности в дело не добавил. Он сказал, что по имеющимся историческим документам ни Зборовский, ни Гонсевский, ни Струсь хорошим образованием не отличались и распознать в листах Начального свода историческую ценность они вряд ли могли. А вот гетман Ян Ходкевич другое дело. Он закончил Виленский университет. Литва, как известно в свое время была частью православной Руси и вот Ходкевич, пробившийся в декабре 1611 в Кремль с продовольствием, мог найти в Чудовом монастыре часть Начального свода и о его ценности рассказать Зборовскому, Гонсевскому, Струсю. Зборовский хоть и имел хорошие знания, но скорее всего, сначала его мысли были далеки от царских фолиантов. Как известно, Ходкевич летом 1612 покинул Кремль, чтобы в Вязьме встретиться с войском короля Сигизмунда и его сына Владислава, шедшими на Москву, но польско-литовская армия по каким-то причинам задержалась в Волоколамске. А потом было поздно, второе ополчение Пожарского, Минина, Лопаты вместе с казаками князя Трубецкого обложили Кремль. У русских был явный перевес в численности. Король с сыном повернули обратно, а Ходкевич, как известно, так и не смог пробиться к Кремлю. Но возникает вопрос: почему образованный Ходкевич, понимая ценность Начального свода (король ведь собирался сесть на московский трон, и просто обязан был знать изначальную русскую историю, хранить древние фолианты), не забрал ее с собой, когда летом 1612 уходил в очередной раз из Кремля, а растрезвонил о своей находке гетманам? Ответа на этот вопрос нет. Но возможно он найдется в архиве Вильнюсского университета, раньше он назывался Виленским, в котором, как уже говорилось, учился Ходкевич.

– Но рукопись-то, вернее, её копию увез Зборовский, которая потом попала к Гонсевскому, а тот ушел в Смоленск, – возразил Капустин.

– Вот именно, копию, – ответил Комаровский. – Вас же, я так понимаю, интересует оригинал.

– Разумеется, – сказал Струсевский. Он достал из портфеля листы пергамена, протянул Брониславу.

Комаровский просмотрел несколько страниц, сняв очки с сильной диоптрией и водя ими по буквам, как линзой.

– Откуда это у вас?

– Ладно, скрывать нечего. Копия была обнаружена сотрудником Краковского исторического музея Войцехом Ковалем. Последнее время он работал здесь, в Варшавской библиотеке. Он продал мне подделку как оригинал. Но на днях он умер.

– Что же вы от меня хотите?

– Меня интересует полковник Миколай. Струсь, – ответил Владислав.– Комаровский рассмеялся; – Понимаю, господин Струсевский интересуется паном Струсем. А вы случайно не его потомок? Со временем фамилия могла несколько измениться, но вы…

– Корни у меня польские, душа русская. Я не исключаю, что Миколай Струсь мой предок. Вот поэтому я хочу знать о нём всё.

– Хорошо, – кивнул Комаровский. – Я могу покопаться в Варшавском историческом архиве, но только.…Сами понимаете, понадобятся расходы.

– Нет проблем.

Владислав кивнул своему помощнику и тот передал польскому профессору пачку долларов.

Через день польский историк встретился с русскими в ресторане «Reforma Urban» на улице Новый Швят, где Струсевский заказал столик. Комаровский не сообщил о полковнике Стусе ничего интересного и нового. Родился в шляхетской семье Якуба Струся и Барбары из рода Потоцких в Каменец-Подольске. Был комендантом Можайска после разгрома русско-шведского войска при Клушине. Отбивал вместе с Гонсевским штурмы князя Трубецкого в Москве. После поражения Ходкевича, положение Струся и его гарнизона в Кремле стало безысходным, и он сдался на милость князя Пожарского и воеводы Минина. Почти весь его гарнизон порубали казаки Трубецкого. Его не тронули. После освобождения из плена, воевал с турками. Характер имел скверный, несдержанный. В документах так сказано о нем: «Как напьется, то не знает сам, что с сердца делает».

Профессор Капустин поморщился:

– И это все?

– А что бы вы хотели? – вопросом на вопрос ответил поляк.– Ну, разве что царь Михаил Федорович обменял Струся на своего отца патриарха Филарета Никитича.

– Не густо, – сказал Владислав, цепляя на вилку жирный кусок семги.

Поляк хитро улыбнулся, налил сам себе виски.

– Не торопитесь. Я нашел один очень любопытный документик, напрямую связанный с вашим интересом, вернее с рукописью Начального свода.

Все уперлись взглядами в Комаровского.

– В архиве от 1621 года есть дневник некого богородского помещика Федора Жмыхова. Вместе с богомольцами или как у вас тогда их называли, каликами перехожими, он совершал паломничество в Палестины. Позже он перебрался в Литву, потом в Польшу, точнее, в Речь Посполитая. Осел в Кракове.

– Ну и причем здесь этот богомолец? – хмуро спросил олигарх.

– В Речь он вернулся вместе с полковником Струсем.

– Вот как! – Капустин широко раскрыл глаза. – Любопытно.

– Еще как любопытно. Я кое-что переписал из его дневника. – Профессор Комаровский вынул из кармана пиджака свернутый вчетверо лист. – Вот послушайте.