Читать книгу Живой Алтай. Горы, люди, приключения - Владимир Рыжков - Страница 6

Безмятежное солнечное утро открывает спрятанные от посторонних глаз красоты и сокровища Елиново. Безветренно и ясно. Безмолвие, людей не видно. Если и идут где-то покосы, то вдалеке. Над долиной ярко-синее небо алтайского среднегорья. Жаркое горное солнце споро обсушивает утреннюю росу на траве и кустах. Раскрываются разноцветные луговые цветы, над ними весело крутятся и зависают пчелы с окрестных пасек. Тропинка к деревянному туалету во дворе заросла дикой коноплей в человеческий рост. Речка Щепета журчит, сверкает и жмурит людям глаза. Варим кофе на улице на костре, мешая его аромат с прохладным горным воздухом.

На юго-западе видны бирюзовые приглаженные вершины Бащелака (аул) с большими снежниками. Справа и слева от Щепе-ты поднимаются отроги хребта, покрытые густыми смешанными лесами, поверху с густым кедрачом. За рекой гора Орешная, поросшая кедрами, – сюда отправляются за шишкой. Вся долина Щепеты снизу доверху необыкновенно живописна. Километрах в 15–17 от Елиново по спине Бащелака бежит длинная зубчатая стена выразительных гранитных скальных останцев природной «Великой стены» (Бащелакская стена), напоминающая по виду Великую Китайскую стену. Тропа к ней начинается в Елиново – вверх по Щепете до истоков. Ближе в той же стороне остатки четырех советских шахт, на которых добывался не то молибден, не то вольфрам. Сохранились каменные отвалы, входы в длинные глубокие штольни, бездонные колодцы, провалы в склонах. Теперь отвалы заросли густыми мхами, заселенными серо-рыжими пищухами и шустрыми бурундуками. А входы в шахты летом нелегко обнаружить в густом лесу. Рабочие жили в Елиново, тогда крупном поселке в сотни жителей. Каждый день их возили на шахты на «Уралах» и ЗИЛах.

На севере от Елиново виден «замок» – крупный скальный останец на южных склонах большой отдельно стоящей горы Будачиха (1949 м) в северной оконечности Бащелакского хребта.

Будачиха доминирует над окрестностями, это массивный голец с плоской срезанной вершиной, высшая точка Солонешенского района. «Замок» впрямь схож с огромными европейскими замками аристократов. Высокие гранитные столбы с глубокими расщелинами, тесно сжатые друг с другом и окруженные высокими крепкими кедрами. От Елиново к нему можно подняться полевой и лесной дорогами на вездеходе, на 700 м от деревни (высота «замка» над морем 1430 м). Подъем начинается от деревенского кладбища. По пути часть леса заболочена – истоки речки Елиновка. Чуть ниже скальника в густом лесу стоянка «шишкарей» (добытчиков кедровой шишки) – кострище, жерди для тентов. К замку сверху по склону тянется гранитная стена, подобных поблизости несколько.

От Елинова до нужной нам деревни Каракол Усть-Канского района по прямой рукой подать – километров двадцать к юго-востоку через небольшой лесной перевал северного отрога Бащелакского хребта. Елиново и Каракол расположены в соседних речных долинах. Всего-то три часа хода в седле. Две старые конные тропы – одна по речке Казанда, вторая по горному гребню от Рыбного через небольшое плато, на котором начинается река Шинок. Правда, нижняя тропа теперь перегорожена изгородью маральника. Нам же приходится совершать далекий объезд на машине. Спуститься обратно в Топольное, там повернуть направо на Ануйский тракт, протрястись пыльной гравийной дорогой берегом Ануя вверх по течению до Денисовой пещеры. Там сделали короткую остановку у потрепанного деревянного барака с большими светлыми окнами – администрации и лаборатории базы новосибирских археологов из СО РАН, многие годы работающих в пещере. Поздоровались со старыми знакомыми, узнали последние новости о раскопках и находках.

Сразу за базой археологов начинается территория Республики Алтай. Тут же за границей двух Алтаев, обозначенной ржавым железным щитом – аншлагом, не доезжая с километр до старинной деревни Черный Ануй повернули вправо на мост через Ануй у устья реки Каракол. До поворота в долину Каракола от Топольного расстояние 25 километров, еще 17 километров остается проехать до деревни Каракол. Объезд отрога, разделяющего Щепету и Каракол, почти в 60 километров, занял с остановками два с половиной часа. Долина реки Каракол, как часто бывает на Алтае, поначалу неширокая, но по мере подъема постепенно расширяется. Склоны гор по сторонам от дороги покрыты лесами. По горным логам устроены пастушеские стоянки. Деревня Каракол расположилась в ровном речном раздоле шириной два и длиной пять километров. С юга и запада от жилья по лесным склонам устроены два маральника. В обоих довольно близко видели стада полудиких оленей по сотне-две голов.

В Караколе («черная река, вода») постоянно живут полторы сотни человек, деревня крепкая, живая. Многие работают в маральниках, у всех имеется свое хозяйство, скот, огороды. Деревня смешанная – алтайско-русская. В округе есть все необходимое – вода, лес, пастбища, покосы. Туризмом каракольцы только-только начинают заниматься. Водят гостей на расположенные рядом водопады реки Шинок, в Разбойничью пещеру, забрасывают вездеходами и лошадьми на Потайное озеро. Есть на Алтае и другие известные Караколы (деревня и река) – но те находятся на Чуйском тракте в Онгудайском районе. Туризм для жителей усть-канского Каракола дело пока новое, опыта мало, отчего случаются промахи, как это отчасти произошло и с нами. Но об этом – далее. В Караколе группу ждали. Мы подкатили к самому богатому в деревне дому – большому двухэтажному особняку из красного кирпича, еще не до конца отделанному, с новыми капитальными хозяйственными постройками тут же в обширной усадьбе. Во дворе работали строители. Дом и усадьба пока не полностью огорожены, на зеленой поляне перед особняком переминалась группа привязанных и заседланных лошадей. Там же встречали хозяин дома – один из руководителей местного маральника, и два проводника – Володя (старший) и Амат (младший).

Володя – низкого роста мужик лет пятидесяти с глубокими морщинами по круглому лицу. В сапогах, брюках и куртке защитного цвета. Алтаец. По профессии – мараловод. Его главная обязанность – ежедневно объезжать верхом по контуру вдоль трехметрового забора весь маральник и смотреть за сохранностью сплошного ограждения. Это десятки километров сложной горной тропы – лесная чаща, крутые спуски и подъемы, камни, осыпи и овраги. Маральник – значительная территория диких залесенных гор, на которой содержатся полудикие-полуодомашненные олени – маралы, вся обнесенная сплошной оградой. Длинная ограда маральника уязвима – на нее может упасть и сломать дерево или крупная ветка, маралы умеют подкапывать столбы и ослаблять сетку. Случается, что скатится сверху и порвет сетку крупный камень. Бывали случаи, когда ограждение повреждали хищники – медведи и волки. Разрыв или повалка ограды может привести к тому, что все стадо полудиких маралов сбежит через прореху в горы – и тогда будет потерян весь бизнес, главный капитал каракольцев. Потому работа мараловода-обходчика такая важная и ответственная, от нее многое зависит. Если обнаруживается проруха в заграждении, на место без промедлений вызываются еще мужики, все вместе они быстро приводят забор в порядок. Особенно много прорывов контура бывает после сильных дождей и ветров, а также зимой в пору обильных снегопадов. Рвется сетка и по ранней весне, когда тяжелый мокрый снег ломает огромные ветви и даже целые стволы и бросает их на ограду.

Володя из Каракола

Ежедневный объезд маральника – тяжкий труд. Его следует выполнять в любую погоду – в летнюю грозу и зимнюю пургу, по апрельской грязи и глубокому январскому снегу, в самые лютые морозы. Конечно, наш Володя делает и прочую работу по маральнику – заготовку кормов, весенне-летнюю резку рогов, загон маралов, их лечение, подкормку и многое другое. Володя и такие, как он, – основа основ алтайской жизни, опора хозяйства и деревни, хранитель традиций такого редкого рода деятельности, как алтайское мараловодство. Володя – человек скромный, спокойный, надежный, компетентный. Такие проводники – лучшие из всех. Они все умеют, все знают, всегда уверенно контролируют ситуацию, с ними спокойно и надежно. Для нашего путешествия Володю попросили прервать работу в маральнике и взяться за непростую и хлопотную задачу – провести конную группу горожан по длинному и сложному многодневному маршруту. Володя отлично знает окрестные горы, человек он основательный и опытный, потому к нему и обратились.

Амат совсем другой. Тоже алтаец из местных. Молодой парень лет двадцати трех, немного полный и рыхлый, еще не горожанин, но уже и не совсем караколец. Одет-обут не вполне подходяще для долгого конного похода и основную часть времени пялится в смартфон с музыкой и играми. Ему малоинтересно затеянное предприятие, скучны горы. Амат отбывает с нами номер и не совсем понятно зачем. Как видно, его попросил подсобить Володе хозяин усадьбы – родной дядя. Амат согласился выполнить просьбу дяди, но затея ему не по сердцу. Протрястись в седле лошади почти две недели по дальним горам, спать в палатке на сырой земле, каждое утро ловить и седлать коней, есть кашу с костра, мыться в ледяных ручьях – зачем это модному парню, городскому студенту? Через несколько дней Амат сошел с дистанции. Однако то, что душа его не лежит к подобной работе, было видно с первого дня. С первого же перехода Амат покашливал влажным кашлем, в горах ему стало только хуже.

Выход группы на маршрут всегда долгий, скучный и монотонный процесс. Занимает от двух до четырех часов. Из микроавтобуса, проделавшего долгий путь от аэропорта, выносятся и складываются на поляне вещи – рюкзаки, посуда, палатки, спальники, коврики, продукты, закупленные сразу на весь поход.

Получается целая гора необходимого в пути барахла. Потом все это тщательно и плотно раскладывается по вьючным суминам – арчемакам (по бокам каждой лошади едет две большие грузовые сумины). Соблюдается равный вес в каждой паре сумин, чтобы в пути не съехало вбок седло. Рюкзаки и палатки оставляются напоследок. Когда арчемаки заполнены до отказа и их крышки крепко завязаны бечевками, оставшееся вяжут веревками впереди и сзади седел. Для коней первые два-три дня похода – самые трудные. Приходится тащить на себе максимальный груз – вещи, посуду, продукты и всадников. Потом продукты постепенно съедаются, и вес груза, как и его объем, уменьшается. В последние дни едется налегке, а ежеутренние сборы укорачиваются по времени и становятся много проще.

Группа – семь человек, все с большим опытом походов по горам, в том числе конных. У каждого – свой спальник, коврик, небольшой рюкзак с личными вещами, пара арчемаков. Одна палатка на двоих. Продукты и посуда общие. Три походных котелка. У каждого лошадь и седло на все путешествие. Также обычно берется одна дополнительная савраска – грузовая. Два проводника со своими конями и вещами. Итого девять человек и десять лошадей, двадцать полных арчемаков с едой и вещами. Предстоит проехать по горам Западного Алтая 12 дней и более 300 километров в полном автономном режиме.

Наконец все собрано, разложено, навьючено и подвязано.

В последний раз перед долгим выходом в горы цивилизованно обедаем в кафе в соседнем доме. Скромное заведение тоже принадлежит нашему хозяину. Пиво, борщ, котлеты, чистая клеенка, белые салфетки напоследок – вот теперь все готово, рвемся в дорогу! В половине третьего пополудни разбираем коней. Мне достается бело-серый, высокий и поджарый Коргонец. Залезаем в седла и медленно выступаем по главной улице Каракола на запад прямиком на послеобеденное яркое солнце. Хозяин приветливо провожает группу, на улице и из подворий на длинную конную процессию с любопытством глазеют каракольцы. Для них зрелище дивное. Конечно, туристы на конях изредка катаются из Каракола на хребет и Потайное озеро, чтобы день-два порыбачить там и спуститься обратно. Но вот так, чтобы из Каракола отправилась на две недели да на край света целая группа конников – такое в истории деревни происходит впервые. Да и неизвестно, повторится ли этакое. Задача первого полудня пути – подняться от деревни на Бащелакский хребет и заночевать уже там, наверху. Конец июля.

Погода прекрасная, летняя и солнечная, едем по полевой автомобильной дороге, которая ведет из деревни на вершины хребта и доходит там вплотную до Потайного озера. Проехать по ней могут только вездеходы. Дорога старая, советская. Она предназначалась для связи с летними пастушескими стоянками, расположенными на верхушке Бащелака. Никаких трудностей сегодня не предвидится. Едем не спеша, глазеем по сторонам, отдыхаем.

Миновав деревню, движемся вдоль речки и через четыре километра поворачиваем на юг, где упираемся в ворота верхнего каракольского маральника. Володя спешивается, открывает-закрывает ворота, следующие два километра следуем нижним краем маральника вдоль границы широкой поляны. Олени пасутся по верхнему краю этой ровной, слегка возвышающейся елани у кромки леса метрах в трехстах от нас. Мы их тревожим, осторожные животные неторопливо скрываются среди деревьев. На седьмом километре выезжаем из маральника и тщательно запираем за собой высокие ворота. Дорога уходит правее на югозапад, начинается густой смешанный лес. Втягиваемся в затяжной девятикилометровый подъем вдоль речки Калбала. Пару раз группу накрывает внезапный короткий и холодный проливной дождь. Начиная с высоты примерно 1500 м (деревня находится на высоте 895 м) в лесу вдоль дороги преобладает крупный сибирский кедр. Спустя три часа после начала движения поднялись на голый травянистый перевал – широкую ровную полку на высоте 1680 м с хилым леском на некотором отдалении по обеим сторонам. Небо покрывали серые облака, моросил противный дождик. Погода испортилась. Не знаю почему, но местные именуют перевал Келейским.

Маральник села Каракол

За перевалом последовал плавный равнинный спуск по мокрой низкой травке, и через полкилометра остановились у маленькой пастушеской избушки. Из трубы шел дымок, у ограды встретил Роман – пастух лет тридцати, караколец. Роман очень обрадовался гостям и на радостях тут же одарил половинкой свежеразделанного ягненка. Работа пастуха в горах чаще всего связана с одиночеством. Роман пасет свои триста овец все лето один, раз в неделю-две ему подвозят снизу из деревни продукты – хлеб, молоко, крупы, сигареты. Романова избушка старая, черная, крошечная – в ней не уместятся больше двух-трех человек. Каждый день на рассвете Роман выгоняет овец на пологие увалы хребта, на закате солнца собирает их и пригоняет ночевать к избушке. Опасностей для отары три: овечка может заблудиться в горах и пропасть, овец могут украсть чужие люди, еще способны напасть медведь или волки. Потому отаре безопаснее ночевать рядом с человеком, избушкой и дымящей печкой. Около избушки крутится беспородная лохматая собака. Она помогает выгонять овец утром и собирать их вечером. А ночью чутко спит и громко лает, если вдруг поблизости появляется человек или зверь.

Сидим на узкой Романовой завалинке, курим, пьем горячий крепкий чай из большого закопченного чайника. Расспрашиваем о пастушеской жизни. И скоро трогаемся в дальнейший путь. Отряд ведет молодой Амат – Володя остался договорить о чем-то с Романом.

– Дорогу знаешь? – спрашивает Амата Володя. – Да, знаю! – машет рукой Амат.

Однако движемся теперь неуверенно. Амат рыскает впереди, смотрит под ноги своего коня, оглядывается по сторонам в поисках дороги. Группа же беззаботно едет позади, не обращая внимания на метания неопытного проводника. Вниз плавно уходит голая и широкая чашеобразная долина, на ее дне растет жидкий лесок. Амат, очевидно, потерял автомобильный проселок (или решил спрямить путь) и забирает все правее по северному склону просторной сырой балки. Уже видим в полукилометре от себя на другом краю долины привольный круглый бугор с пастушеской избушкой, обнесенной забором. Там запланирован ночлег. – Тут понизу балки болото. Я вспоминаю дорогу, чтобы его проехать, – сообщает Амат.

– Опасное болото?

– Да.

Общее веселье улетучивается. Видим растерянность молодого проводника и собираемся. Мимо слева проплывает чахлый лесок с черными промоинами болота и тонкой редкой осокой. Где же тут тропа? Никакой тропы не видно. Меж тем солнце скоро зайдет за горы, следует поспешить и поставить лагерь, покуда не стемнело. Амат направляет коня вниз ко дну балки поперек леска, растущего на трясине. Скоро вступаем в само болото шириной, на глаз, метров полтораста. Ноги животных с каждым шагом все глубже утопают в ледяной жиже, тяжелой смеси мертвой воды и черного вонючего ила. Лошади тяжело нагружены и все с большим трудом вытягивают ноги из засасывающей, чавкающей и бросающей на ноги и вещи шматы черной грязи топи. Амат очевидно растерян. Наконец он встает посреди болота и озирается, на его физиономии беспомощная мина. – Епть тебя! Амат! На меня! На меня езжайте! – С другого, сухого берега болота кричит Володя.

Он уже проехал вперед нас по потерянной Аматом дороге и успел привязать коня у избушки. Володя сбегает вниз к сухому подолу бугра и бурно жестикулирует, указывая, куда нам следует править.

Амат возобновляет движение, я следую за ним, двигаясь строго след в след. За мной это же проделывают друзья. Движение след в след – основной принцип безопасности и выживания при опасных бродах рек и переходах болот. Грузовая савраска продирается через топь немного сбоку, нагруженная горой мешков и сильно напуганная.

Вдруг лошадь Амата впереди проваливается в болотину по самое брюхо. Она судорожно рвется из трясины. Амат соскакивает из седла в воду, и сам утопает сильно выше коленей. Вслед за этим немедленно проваливается в топь задом мой конь. Левое стремя глубоко уходит в холодную жирную глыбь, чувствую, что вот-вот навсегда потеряю в глубине болота сапог. Сапога жалко.

Быстро и аккуратно тяну ногу вверх, сапог спасен, но полон теперь грязи и воды. Сваливаюсь с седла боком направо в черную хлябь, воду и мокрую осоку, лезу на четвереньках вперед коня по колышущейся сырой дернине болотных кочек. Вымокший и грязный, сильно тяну морду Коргонца за повод к себе и вверх.

У коня широко раскрыты напуганные влажные глаза, он хрипит и рвется из бездны. Боковые сумины уже полузатоплены в грязной черной жиже.

– Тяни-и! – хрипло вопит нам с Аматом в спину Володя.

Со всей мочи дергаю и тащу к себе мокрый повод, и вот чудом Коргонец несколькими мощными быстрыми рывками выдергивает утопший зад из трясины. Однако тут же проваливается всеми четырьмя ногами вновь, а потом еще и еще. Спустя метров тридцать провалов, рывков, плеска воды и грязи – и мы с Аматом первыми выбираемся к Володе на сухой левый берег лощины. Сапоги полны ледяной водой, я весь в грязи, как и моя несчастная лошадь. Через пять-семь минут мучений все люди и кони благополучно вылезают из болота на сушу. Половина лошадей провалились и тонули в болотине. Полторы сотни метров топи оказались самой настоящей чертовой ловушкой. Все перемазаны грязью, промокли, перепуганы, лошади стоят черные от воды и болотного ила и заполошно дышат. – Епть тебя, Амат! Ты чего натворил?! Ты куда заехал?!

Ты чего людей и коней едва не загубил?! – орет на Амата всегда спокойный Володя.

– Я дорогу потерял… – мямлит сам перепуганный и грязный с головы до ног Амат.

– Да как ты ее мог потерять-то! Автомобильную! Дорогу!

Как ее вообще, епть тебя, можно потерять?! – У Володи дрожат руки от возмущения, он закуривает, чтобы успокоиться.

– А что, могли здесь потопить коней-то? – спрашиваю Володю.

– Да запросто! Сколько таких случаев тут было. Коровы тонули, кони. Плохое место… – вздыхает Володя. – Ладно, пошли лагерь ставить.

Амат плетется сзади. Быстро снимаем мокрые сумины и рюкзаки, расседлываем лошадей. Володя и Амат широко разводят и привязывают их на ночь по поляне. Привычно быстро ставим лагерь и затеваем большой огонь на удобном костровище у избушки. Скорее вешаем кипятиться чайник и принимаемся сушить вымокшие одежду и обувь. Погода сырая, пасмурная, ветренная, уже смеркается. Время семь вечера, высота стоянки 1570 м, холодно. От Каракола отъехали на 18,5 километров и вплотную приблизились к вершинам Бащелакского хребта – неплохо для половины дня пути, да еще с проклятым болотом. Местные называют стоянку Табунщик.

Спустя полчаса в глубоких сумерках замечаем движение на юге. Сверху со стороны основного перевала через хребет молча спускаются четверо всадников. За их спинами качаются карабины. Володя продолжает спокойно хлопотать с седлами и попонами, складывая их в горку и укрывая на ночь от дождя тентом. Однако исподлобья внимательно разглядывает неожиданных гостей.

Четверо хмурых русских мужиков спешиваются у забора стоянки, привязывают коней. Они едут налегке, с полупустыми сумками, однако все вооружены. Хлопает калитка, четверка входит во двор, оглядывается. Замечаем, что все четверо изрядно пьяны.

Завязывается полубессмысленный, рваный разговор трезвых с пьяными. «Откуда едете?» – «Из Санаровки. А вы?» – «С Каракола». – «А куда?» – «Коней ищем – кони куда-то ушли по горам. А вы?» – «А мы туристы, едем на Потайное озеро». – «Где ночевать будете?» – «Да вот – хотели здесь, а тут уже вы встали». – «Да вы тоже вставайте – места всем хватит…» И все в таком духе.

Самый пьяный из санаровских мужиков раз за разом намеренно и обидно цепляет нашего Володю. Тот остается спокойным, уходит от неприятного провокационного разговора, отодвигается подальше с делами по хозяйству. Самый здоровенный из санаровцев, двухметровый лоб, пьяный чуть менее остальных, видимо, главный из них, вяло одергивает и охолаживает задиристого приятеля. Но тот продолжает лезть и приставать к Володе. Амат вообще куда-то исчез. Положение неприятное, даже опасное.

В быстро сгущающейся темноте хлопает раз за разом дверца избушки. Санаровцы суются в дом и из дома гремят сапогами по деревянному крыльцу, негромко что-то обсуждают меж собой. Предлагаю гостям чай, но те отказываются. Курят, оглядываются, что-то соображают. Коней не расседлывают. Карабины стоят у крыльца.

В горах окончательно стемнело. Наконец четверо выходят наружу за забор, быстро вскакивают в седла и уносятся в сторону стоянки Романа. Молча, не попрощавшись. Володя садится к костру и беззвучно курит. Рядом с ним усаживается с кружкой чая появившийся из темноты хмурый Амат. Он заметно чаще и сильнее прокашливается. Помалкиваем. Выпариваем у огня из одежды болотную влагу. Белый пар от сохнущих курток и штанов мгновенно растворяется в холодной ночи.