Читать книгу По стопам маргинала. Роман - Владимир Шапиро - Страница 10

Оказавшись в сложной ситуации, Вика с Жоржем сидели в палисаднике дома и обсуждали варианты съемного жилья из реклам. Внезапно перед ними возникла, как привидение худощавая фигура соседки Нюши, протягивавшей крючковатыми пальцами связку ключей.

– Вот, держите от мужниной каптерки. Поживите, покуда некуда деться. Апосля видно будет. Куды приятней, нежели ничего.

Ее умерший несколько лет тому назад муж Никифор называл каптеркой, по-армейски, служебную комнату, двенадцатиметровую жилую площадь со всеми удобствами в котельной, обслуживавшей ближайший район домов отоплением и горячей водой. В связи с переходом на централизованное отопление ТЭЦ, надобность в ней отпала. О ней забыли местные руководящие обломовы, исходили из известной российской привычки: ждать пока сама развалится или сгорит. Короче, кирпичное, приземистое здание стояло заброшенным и закрытым на ключ последний раз еще Никифором, истопником и дворником по совместительству. Стекло решетчатого окна его дежурки было разбито мячом мальчишек, но никто не пришел, не снял металлическую раму, чтобы вставить новое стекло. Никто не интересовался и ключами от здания, которые хранились невостребованными у Нюши, Анастасии Гай по мужу.

На радостях Жорж вскочил, вырвал у нее ключи и хотел обнять добрую женщину за бесценный подарок. Но костлявая рука уперлась ему в грудь;

– Ничаво, не стоит благодарностев. Все равно скоро туточки будут строить, снесут усе. Да, покуда, чуточки еще поживете малость. И то – хлеб. Я к тому даю, шо помню хорошее от тебя опчеству, для нашей квартиры, хоть ты и решил породниться с энтами раскулаченными нерусскими.

Во времена коллективизации Анастасия Зонина вместе с приятелем, Никифором Гаем, вернувшимся со службы в армии, отправилась на поиск счастливой жизни для них в Москву. В обнищавшей их деревне Тверской губернии не было ни работы, ни хлеба. Их приютила на первое время землячка, тетка по матери Никифора, Фрося, жившая во флигеле для прислуги при большом частном кирпичном доме, бывшее когда-то поместье царского вельможи с прилегающим парком и конюшнями. Она уже много лет работала кухаркой в семье раввина Московской синагоги Абрахама Цимера, занимавшей весь второй этаж здания со стороны первого подъезда, Всего их было два.

Скоро Никифора приняли на работу постовым милиционером, туда же устроилась уборщицей и дежурной на вешалке Нюша Гай, его жена. Им повезло: «раскулачивание», начавшееся в деревне, пришло и в город, в виде «изъятия излишней площади у богатой буржуазии и примкнувшим к ним отщепенцам из горожан». В число последних попала семья Цимера. Религиозный деятель вместе с женой и тремя взрослыми дочерьми был репрессирован и отправлен в Сибирь на поселение. Двоих же его младших сыновей, Самуила и Давида, благодаря хлопотам тети Хазан, активной участницы революционных событий на Украине, удалось оставить на ее попечение, с сохранением для них прописки по названному адресу, в той же квартире, ставшей коммунальной для шести вселившихся семей. В их число вошла и семейная пара Гай, занявшую хозяйственную, уже бывшую, кладовую при кухне. Она была отделена гипсовыми стенами от нее и снабжена окном. Записи в Дневнике Нюши начались с того времени.

Судя по ним, она занималась активным разоблачением «врагов народа» на службе у некоего Аникеича, имя которого часто встречалось в ее записях; после смерти мужа этот человек оказал ей покровительство, разрешив московскую прописку ее старшей сестре, Матрене Зониной, колхозной скотнице. «По инвалидности и отсутствию других родственников», – как было записано в документе Мосгорисполкома. «Тихая» Маня, так называли ее соседи, была полной противоположностью энергичной сестре, члену партии с тридцать второго года.

Однажды вселившись в жилище Никифора, Жорж горел желанием облагородить даренную, пусть на время, собственную квартиру. С помощью дяди Ашота, пытавшегося убедить его не торопиться с обустройством жилья, что со временем купит ему кооперативную квартиру, племянник высокого советского сановника добился своего. Получил необходимые материалы и помощников из «конторы» дяди и отделал заново «дежурку» в очень приличную квартиру в нечто похожее на бунгало с террасой на месте деревянного сарая для угля и дров. Она служила ему мастерской какое-то время и гостиной для друзей и новых знакомых.

Наступило время массовой застройки новыми жилыми массивами пригородных районов вокруг Москвы. Оно происходило быстрыми индустриальными методами на месте деревень, поселков, жителей которых едва ли не в пожарном порядке заставляли переселяться из обжитых привычных мест в бетонные блоки домов, сдавая по бросовой цене государству с трудом нажитый скот, птицу, свой возделанный участок земли, к которому человек прирастал всем своим существом за годы работы в нем. В те же дома получали ключи от квартир другая категория населения, – горожане, жившие до того долгое время в дощатых бараках, подвалах, в других антисанитарных условиях большого города. Для них, первой волны «счастливчиков», эти малогабаритные отдельные квартиры казались подарком судьбы, несмотря на полное отсутствие инфраструктуры, к которой привыкли в центре и ближайших окраинах города. Спасала привычка русского человека терпеть трудности.

Последней из подвала дома, где на втором этаже проживали Цимеры, выезжала семья приятеля Фреда, Славика. Тот, прощаясь, по-дружески передал «студенту» ключи от подвала со словами: «не теряйся, займи его и живи в свое удовольствие, пока не сломают когда-нибудь». Идея понравилась, особенно, после того как поделился ею с братом. Роб сразу цинично завил: «зачем добру валяться под ногами. Теперь оно ничейное». Оба затем поговорили с матерью, ей тоже понравилась идея Фреда: очень заманчивой показалась возможность расселиться и жить по-своему, после тесноты на площади менее пяти квадратных метров на человека. Грета привычно посоветовалась, прежде всего, с деверем Самуилом. Только после того как он подтвердил, что самовольное вселение было бы незаконным, если предварительно не договориться с участковыми милиционерами и техником-смотрителем на определенных условиях, при этом, твердо обещать жить с соблюдением норм пожарной безопасности и общественного порядка, она решилась. У нее были давние хорошие отношения с участковым оперуполномоченным Николаем Сивухой, знала она о слабостях и техника-смотрителя.

На следующий день она встретилась с ним, завела такой разговор:

– Слушай, Николай, такая просьба лично от меня. Это только между нами и никто другой. Понятно?

– Что еще, говори, не стесняйся, буду нем как могила, – пошутил он.

– На днях освободился наш подвал, позволь моим ребятам пожить хотя бы временно там. Обещаю, порядок будет полный, без шума, сборищ. Ребята обещали соблюдать чистоту и технику безопасности, особенно, следить, чтобы никакого пожара. Сама прослежу.

– Так оно так, дак мне строго приказано, чтобы никто самолично не вселился. Так что ходим и проверяем замки, вставили новые решетки на окнах, поставили еще пару огнетушителей по указанию высокого начальства. Дом-то на слом, скоро всех выселяют. Подожди чуток, получишь новую квартирку. На новоселье-то позовешь?

– Ты что, еще шутишь над бедной, несчастной женщиной? – вскипела от негодованья Грета, – придурок! Мне сейчас жить и любить хочется, а не ждать, когда рак на горе свистнет – снесут это гнилье. Ты понял? За услугу будет и тебе моя услуга, не пожалеешь.

– А ежели твои ребята устроят балаган с соседями, опять же ненароком подожгут чего, мне потом отвечать. Тогда как быть, суди сама…

– Ежели да кабы, – перебила его она, – клянусь своим здоровьем, не допущу этого. Сказала же тебе, сама буду следить за сыновьями, чтобы никакого безобразия и в помине. Объяснила им, трухлявые здесь все: надо быть особо осторожным с огнем. Что еще ты хочешь от меня, непонятливый?

– Коли так, будь по-твоему: дам ключи. Но не взыщи – буду проверять, – добавил Николай, кладя руку на ее плечо, – зайди ко мне завтра в три. Там и поладим по-соседски, согласна?

– Приду, шалун, – ответила кокетливо скинув его руку.

На следующий день Грета вместе со старшим лейтенантов Сивухой вручила ключи от подвала старшему сыну Фреду. При этом, изобразила строгость на лице, сказала обоим сыновьям, искоса поглядывая на Сивуху:

– Предупреждаю при милиционере еще раз: живите здесь тихо сами и не беспокойте соседей. Пеняйте на себя, если случится что: каждый получит наказание. Одним штрафом не отделаться. Дело серьезное, не подведите нашего оперуполномоченного; очень хороший человек сделал вам такую большую услугу по моей просьбе. Отнеситесь ответственно к проявленному им доверию. Живите самостоятельно, но соблюдайте порядок ради самих себя. Понимаете меня? Ее глаз многозначительно замер на лице Фреда и тот ответил:

– О чем Вы, маман, товарищ милиционер, мы с братом понимаем. Законопослушные служители искусства, а не какая-то там уличная шпана. Наша Богема не позволит извращения общественного порядка, профессия – тоже. Строго следуем ей, не до пошлых намерений уличных хулиганов. Это подвальное, жалкое жилище послужит нам сценой для раскрытия творческого потенциала в ежедневных упражнениях, прежде чем нести его в народ, нашему зрителю. Клянусь честью, только благое желание просвещать его, движет нами. Короче, на этих мрачных площадях я стану репетировать, как сценический артист, свои роли классического и современного репертуара; а брат, – оператор на студии Мосфильм, на этой площадке опробует различные варианты его замысла к новой киноленте, прежде чем представить на просмотр режиссеру и сценаристу…

Перехватив восторженный взгляд Николая Сивухи, Грета церемонно прервала сына, подмигнув ему глазом:

– Как видите, товарищ старший лейтенант, мои сыновья своим вселением только украсят это жалкое жилище и никакого беспокойства вообще не может быть в принципе. Понимаете? Клянусь честью, ради успеха их творческих начинаний, стоит выпить прямо сейчас.

На кухонном столе, оставленном прежним хозяином, они разлили и выпили Шампанское; потом говорили другие умные речи, от которых сердце оперуполномоченного Сивухи окончательно растаяло и с понимающим видом он важно произнес:

– Да, вижу, Вы – грамотные ребята. У вас все, как полагается. Не сомневаюсь, устроитесь в лучшем виде, также будете вести себя. Не худо будет и вашей мамочке пожить для себя, забыть о тесноте на освободившейся после вашего ухода площади. У нее есть полное право на это: воспитала таких славных сыновей. Пью за эту прекрасную женщину!

Следующую неделю вся семья занималась уборкой и приведением в порядок помещений подвала, обновлением сантехнических устройств, электро- и водоснабжения. Затем братья взялись с помощью Жоржа обустраивать их комнаты согласно предпочтению будущих деятелей культуры. Художник украсил стены комнаты Роба рисунками из эпизодов популярных киногероев и расположил оригинальные светильники из пластика таким образом, чтобы они обеспечивали освещение их в течение суток с потолка и над дверью. На ее внутренней стороне Жорж изобразил кинооператора в беретке, очень похожего на хозяина комнаты, в тот момент, когда он направил свою камеру в центр комнаты. Правда, снимать, кроме рисунков, было нечего: мебель была более чем скромная. Обычный, не новый, платяной шкаф, одностворчатый, такой же диван, пластиковый стол со стульями, на скатерти которого Элизабет Тейлор в откровенной позе предлагала себя зрителю.

Роб первым справил новоселье, заранее разослал приглашения гостям, к их приходу усилиями семейного клана было готово все: от музыкального сопровождения, танцев в празднично-оформленном коридоре, до необходимого качества стульев и столов. На кухне из свободной комнаты в готовом виде были сложены продукты, вино и пр. Он даже проиграл заранее варианты развлечений, потому что задумал веселье на всю ночь. Когда же перед самым началом праздника оказалось на три «симпатяжки» больше, он не растерялся, обрадовался своей популярности: принял и их. Однако, будучи занят неизбежными в таких случаях разными делами, попросил Лору, менее других загруженную в этот день приготовлением к приему гостей, сделать дополнительную покупку продуктов. Отказать брату она не могла и с листком, врученным ей матерью, направилась в магазин.

После того как хозяйственная сумка наполнилась заказом Лора поняла, что не сможет донести такой вес до дома, такой показался он тяжелым. Она стояла на улице и ждала, что какой-то прохожий сжалится и поможет ей: всегда находился кто-то, кто делал такую услугу. Но в этот предвечерний час редкие мужчины спешили мимо, не обращая внимания на одинокую фигурку девушки с сумкой. От отчаяния Лора была уже готова тащить волоком свою ношу до дома, но нут прямо перед ней возник возвращавшийся с работы наш герой. Наткнувшись на сумку, Иосиф мрачновато поднял глаза и увидел ту, которая не пришла на свидание, которую однако, не забыл. Он сразу изменился в лице и радостно воскликнул: «Ба, какая удача! Наконец, встретились. Как поживаешь, обманщица? Сколько времени прошло, а я помню имя – Лора. Вот». Она смотрела, с трудом вспоминая его имя, и не знала – радоваться или нет. Время шло и там давно ждут: надо было решаться. Практицизм победил: пусть донесет, а там разберемся. Сделав вид, что признает знакомого, усталой улыбкой, она многозначительно взглянула на сумку. Немедленно поняв ее знак, он бесцеремонно сказал:

– Ясно, такой груз – не для миниатюрной фигурки. Давай помогу донести. Куда?!

В знак согласия Лора качнула головой и показала молча рукой направление, слегка коснувшись его локтя. От этого прикосновения у него сразу поднялось настроение, он стал говорлив, сердце переполнилось нежностью, как в первый день их знакомства. Подходя к подъезду ее дома, он уже знал все о новоселье ее брата и какой жертвой было для нее услужить ему в этот день. Но у дверей подъезда ее тон резко изменился: Лора повелительно сказала: «Все, хватит! Дальше я сама. Прощайте!» Растерянный, он поставил сумку на землю и собирался уйти, но задержался, невнятно попросив номер ее домашнего телефона. В этот момент из полутьмы раскрытых створок дверей вынесло розово-голубым облаком красивую женщину неопределенных лет, но вполне развитых пропорций. Обдав запахом дорогих духов, она кокетливо поправила складки открытого сарафана и величаво сказала:

– Наконец, пришла! Сколько можно ждать? А это кто? Кавалер, доца? Ну и ну. Грета Марковна – мама, рада, – и протянув ему руку, добавила, – помогите мне на ступеньках, каблуки, – бросила мгновенный взгляд на изящные модные туфельки на высоком каблуке.

«Это шанс», – мелькнуло у Иосифа в голове и, галантно подхватив ее пальцы, повел даму вниз по лестнице, чуть впереди.

Сзади раздался неуверенный голос Лоры: «Нет, мам, знакомый». Однако ее запоздалая реплика осталась без внимания. Поправив свободной рукой пучок густых волос, блондинка лишь строго заметила: «Иди за нами. За сумкой пошлю другого». Для Иосифа эти слова пролились бальзамом на сердце.

Появление троицы сразу привлекло все взоры в их сторону, некоторые поспешили подойти и обменяться любезностями с его дамой. Роб, который тут же занес сумку, которую показала ему Лора, некоторое время молча с подозрением осматривал еще одного гостя.

– Смотри, сынок, вдруг обратилась к нему мать, – как похож этот знакомый Лоры на вашего дедушку в молодости, земля ему пухом. Я так удивилась, как увидела, – и, бесцеремонно подведя гостя ближе к боковому светильнику, повернула его, то в одну, то в другую сторону. Иосифу, как манекену, пришлось следовать движениям ее рук, в то время как гости, кто с любопытством, кто с насмешкой, наблюдали этот неожиданный экспромт. Но тут не выдержал хозяин вечера и басовито с ехидством вмешался:

– Мой приятель, Вася-водопроводчик, любит повторять – я промываю для профилактики трубы раствором, чтобы не гнили, а свой кишечник – водкой, чтобы не завелась всякая гниль и живность. Мой дед был спец по-другому: молитвой промывал мозги своим прихожанам, а для крепости, добавлял шабатное вино. А может, еще что-то покрепче. Интересно, какой бузой промоет мои мозги этот гость, похожий на деда.

Раздался дружный смех и быстро смолк в нетерпеливом ожидании ответа. Поняв, что от него ждут, Иосиф в тон ему отшутился:

– Разумеется, я очень польщен, что выгляжу похожим на такого достойного человека, как ваш дедушка. Спасибо, только я совсем из другой оперы: не верю в сказки. Но верю в судьбу. Встретив однажды девушку и потеряв не по своей вине, верил, что когда-нибудь пересекутся наши пути. Так и произошло сегодня: столкнулись самым прозаическим образом у продуктового магазина, чуть ли ненароком не опрокинул ее сумку на тротуаре. А хозяйкой оказалась она, которую не мог забыть Дальше совсем по-житейски: помог отнести сумку. Если бы не вмешательство ее мамы, ушел бы и без номера домашнего телефона. Потому что уже точно встретились бы через раз, другой В этот раз прошу прощения за несвоевременное появление, до свидания.

– Нет-нет, позвольте, – решительно вступила Грета, – я действительно, благодарна ему, что помог спуститься по крутой лестнице на высоких каблуках. Знаете, что: дело сделано и приличный человек. Почему бы нет. Как считаешь, сына?

– А я как? – ехидно передразнил Роб, – пусть. Жрачки хватит на всех, а вот водяры, не знаю. Как думаешь, Боб?

– Что я, коллега, решай сам, – неохотно ответил тот и окинул быстрым взглядом Иосифа с головы до ног, – вообще-то халява – не в наших краях.

Новый гость ответил ему тем же взглядом и уверенно произнес:

– Нет, зачем? Я готов на штрафные, если согласны на еще одного клиента.

– Дорого обойдется, не пожалеешь? – съязвил Роб.

– Что за разговоры? – возмутилась Грета Марковна, – прекратить. Никаких денег не надо, вознаградиться тебе и без них…

– Не волнуйтесь, – прервал ее Иосиф, – мы знаем порядок. Не обнищаю, за сегодняшний подарок судьбы стоит платить. Он достал бумажник и вынул оттуда купюру, часть авторского гонорара, полученного в кассе редакции, тут же протянул ее Робу. Тот внимательно осмотрел казначейский билет и, не удержавшись, крикнул сестре: «А молодец-то твой, при деньгах, сеструха!» Затем подозвал к себе товарища, сидевшего за столом, и авторитетно заявил:

– Слушай, Эдик, вот башли нашего приятеля… э, как звать-то? – в сторону сестры.

– Иосиф, – громко откликнулась она, усаживаясь на свободное место рядом с кудрявым красавцем.

– Ну да, Иосиф, – повторил Роб, – а как будет по-нашенски? – добавил в сторону «коллеги» Боба. Тот с прежней неохотой отозвался на блатном жаргоне, – кликуха ему Фукс; потому как фуксом взял базар.

– Во! – охотно подтвердил Роб, – везунчик, однако. Считай – свой в доску, если есть прозвище. Отлично, – и в сторону Эдика:

– Бери счас денежку Фукса и дуй в магазин за спиртным. На все. Гулять, так гулять, братва! Как я, а?! – В ответ прозвучал гул гласных голосов; под их нестройный хор хозяин обратился к брюнету, сидевшему рядом с Лорой и что-то с ней горячо обсуждавшему:

– Эй, Димыч, дружок, подь сюда! Сядешь рядом с нами. Мы не меньше кавказцев разбираемся, как обходиться с гостем. Пусть сядет рядом с сестрой, раз привела его с собой. Помнишь, как пускал тебя перед собой в школьном буфете за половинку бублика? Ха-ха!

Стройный блондин без единого слова поднялся и перешел на другой край плотно сдвинутых пластиковых столов. Иосиф поблагодарил обоих и с легким сердцем сел рядом с той, о которой столько передумал. В радостном приливе энергии, он не умолкал. Что-то рассказывал, пил после тостов и ел, при этом успевал кому-то налить или предложить закуску. Ее плечо касалось его, оно, как заряд энергии, заполняло его всего и вызывало в памяти все новые сюжеты, анекдоты. Он был впервые в этой компании, но прекрасно понимал, как общаться с ними. Ему отвечали взаимностью, а Лора, с готовностью принимала его знаки внимания. «У нее, однако, неплохой аппетит, – педантично отметил себе по-соседски, – удивительно при такой идеальной фигурке». На пике веселья, когда все казалось таким доступным и обаятельным от бесконечных шуток и приветливых глаз, поднялся Фред и со своего места торжественно подошел к стойке с магнитофоном. Затем обещающе произнес во весь голос: «Прошу тишины! Переходим ко второй части нашей программы – танцам, – и чуть заплетаясь добавил, – диджеем будет Роб, а остальные пусть найдут себе партнершу или партнера. Обстановка у нас интим, позволено все».

Немедленно затрещали стулья и загремели сдвигаемые столы: все устремились со своих мест на импровизированную танцевальную площадку в виде коридора и трех комнат с настежь открытыми дверями.

Под звуки фокстрота Иосиф понесся с Лорой, по наитию успевая за капризными движениями ее ног, тела, головы; сливался с ней телами, когда продвигались сквозь тесную стену других пар, тоже совершавших какие-то невероятные па, от которых кружилась голова.

Полновластный распорядитель вечера, Роб, стоял вместе с подружкой Лизой и поддерживал неистовую толпу «плясунов», так презрительно называл любителей танцев, потому, что сам был равнодушен к ним, криками и свистом. Когда и этого было мало, сам отбивал «цыганочку». Однажды от усердия чуть не упал, если бы вовремя не подхватила его из «крутого пике» Лиза, помогавшая ему с заменой записей, а попутно следившая за его вертикальным положением в момент смены кассет. Фред, хозяин магнитофона, строго наказал ей быть начеку, чтобы ничего не случилось с его дорогим инструментом.

Когда она громко объявила: «Мазурка», – вопреки ее ожиданию, танцующих словно сдуло с танцевального «пятачка»: кто-то устал, а кому-то польский народный танец показался неподходящим для выкидывания фортелей ногами. Задержалась лишь одна пара – Иосиф с Лорой! Ему вспомнилась та мазурка, которую он исполнял в составе хореографической группы мальчиков городского дворца пионеров. В частности, с этим полюбившимся ему характерным танцем они выступали на различных площадках и сценах города, а также в гастрольных поездках. Конечно, он хотел блеснуть своим искусством перед ней и уговорил ее, не зная, что она тоже знакома с мазуркой по занятиям спортивными танцами на льду на стадионе юных пионеров.

С первыми аккордами музыки Иосиф сделал перед ней сложный реверанс приглашения шляхтича. Дама изобразила согласное удивление и сделала легкий поклон головы навстречу. Затем взяла предложенную ей правую руку и оба осанисто с прискоками прошлись кругами. По мере нарастания темпа они перешли к исполнению сложных пируэтов, предлагавшихся кавалером и получавших одобрение поворотами, кругами и движениями партнерши. Короче, она умело повела женскую партию и вовремя выходила с ним на повторные подскоки кругами, приседания и поклоны вновь. Их несло в едином порыве наслаждения, которое возможно испытать только в танце. Они забыли обо всем, кроме его красоты: «Еще-еще», жадно шептала она, следуя ему. С последним музыкальным аккордом Лора прижалась к нему, не желая расстаться и застыла в приливе вдохновения, пока громкие хлопки со всех сторон не заставили разжать объятия и вернуться на землю.

На них смотрели с восхищением, обмениваясь впечатлением. После нескольких реплик к ним подошел Фред и голосом телеведущего сказал, обняв обоих:

– Да, братцы-сестрица – это было что-то: класс. Удивили, клянусь честью. Не только меня. Смотрите, какие взгляды на вас. Чудо. Это – искусство. Будто побывал на балу польского воеводы. Отныне – ваш поклонник, можете рассчитывать на меня. О, брательник тоже!

– Ха, вот это пара, стоящие плясуны, – говорил подошедший с Лизой Роб, – ну, дали шороху, молодцы. Раззадорили как надо наших гостей, меня тоже. Да, Лиз? Во, – так; кивает.

Она перебила его, прикрыв рот и заговорила скороговоркой, будто боясь, что перебьют ее речь:

– Ой, ребята, какие вы молодцы! Честно скажу, никогда не видела, чтобы так сплясали. Будто натренированная пара артистов. Вы очень подходите друг другу. Знаете что, приходите к нам в подвальчик, хоть завтра вечерком. Ближе познакомимся и все такое. Хорошо? Как, Роб? Что молчишь?.. – нетерпеливо толкнула его локтем в бок.

– Что, есть резон ближе познакомиться, – повторил он несколько заторможено и добавил, – да, конечно, посидим рядочком узким кружочком – глядишь, и получится за стаканчиком! Лизка права, соображает, плутовка. Валяйте, сеструха и ты, Фукс, без булды… – ловким движением она прикрыла ему рот и подтолкнула в сторону стойки с магнитофоном.

Вновь зазвучала музыка, и танцы продолжились. Однако постепенно интерес к ним спал, по мере того как некоторые пары скрылись в третьей свободной комнате, кто-то застыл в углах коридора, а кто-то нашел себе интерес в спорах и разговорах у Фреда в комнате. В комнате Роба несколько человек вяло беседовали, кто-то просто дремал за столом. Когда Роб увидел, что танцует всего несколько пар, он с досадой выключил магнитофон и по-хозяйски решил изменить такой сценарий вечера на свой:

– Братва! Слушай меня, – громко крикнул, чтобы услышали все, – давай ко мне в комнату! Выпьем еще, закусим и вперед – есть задор развлечься на все сто! Эй, Боб, кончай храпеть: водка стынет!

Однако, кроме храпа над тарелкой, ничего другого от приятеля не последовало. Безнадежно махнув рукой в его сторону, он обратился к остальным подошедшим:

– Вот что, Димыч, бери девчат и все, что есть на столах, – в кухню. Перемыть и обратно на стол. Эй, Эдик, неси все, что у нас осталось из спиртного и тоже на стол сюда. Консервы – тоже. Задание тебе, Иосиф: постарайся разбудить Боба, приведи в чувство, пока я приведу всех.

Иосиф усердно взялся выполнять его просьбу, но мертвецки пьяный Боб «отключился» настолько, что никакие уговоры его не брали: голова вновь падала на стол, едва он выпускал ее из своих рук. Тогда он стал силой удерживать ее в вертикальном положении. Наконец глаза Боба грозно раскрылись и недовольно взглянули на будившего: «Что за фраер, почему не знаю?» – выругался негромко. Затем собрался с духом и вдруг бесшабашно запел: «Куда пойти, к кому податься, с кем еще бы побараться…» – ладонь Иосифа не дала ему закончить блатную частушку: он не терпел сквернословия в присутствии женщин.