Читать книгу Бунт. Книга II - Владимир Уланов - Страница 15

1 октября 1669 года разинцы подошли к Царицыну и в сопровождении Леонтия Плохого беспрепятственно вошли в город, расположившись по подворьям на отдых. Намахались казаки веслами против течения так, что у многих болели руки, а на ладонях вздулись кровавые мозоли. Не спешили они разгуляться по городу, поторговать товаром, а отлеживались, отдыхали, готовясь к дальней дороге на Дон.

* * *

Как только Ефросинья Русакова узнала, что разинцы вошли в город, решила разыскать атамана и узнать о своем возлюбленном. Заболело, заныло сердце у вдовы, не находила она себе места: «А вдруг знает атаман, где мой любимый?! Если бы был с казаками, как говорил Унковский, давно бы пришел ко мне! А его все нет и нет. Знать, судьба моего Петеньку далеко забросила, а может, и совсем сгинул?»

В один из осенних дней принарядилась Ефросинья и пошла разыскивать Разина. День выдался ясный, солнечный. С реки дул теплый ветер, принося запах рыбы. В городе царило оживление. То тут, то там шел оживленный торг, казаки сбывали привезенное из-за моря добро. Не скупясь, почти за бесценок, меняли дорогие вещи на снедь и вино.

Вот стоит могучий казак, чернобородый, в неописуемых, широченных, шитых из заморской ткани шароварах, с кривой саблей на боку. Подкручивая усы и подмигивая женщинам, зазывает покупателей:

– Кому заморскую камку?! Кому заморский ковер?! Подходите, женки и купцы, – отдаю почти за так! – казак делает жест в сторону товаров, лежащих на пожелтевшей траве. Здесь переливчатая парча, пестрые восточные ткани, несколько рытных ковров, дорогая посуда.

Ефросиньюшку одолело любопытство, ей захотелось взглянуть на все это богатство поближе. Она несмело подошла к казаку, с интересом стала разглядывать товар.

Заметив красивую женщину, казак лихо подкрутил усы, подмигнул Ефросинье:

– А тебе, красавица, за так отдам, коли в гости пригласишь!

Женщина засмущалась, попятилась от казака и быстро зашагала вдоль улицы. Кругом суетился народ. Крамарки, лавочники с вином и разными товарами зазывали казаков, зная, что можно у них поживиться, так как разинцы расплачивались щедро, не торгуясь.

Упокосившихся ворот одного из подворьев стоят двое: один – казак, а другой – ярыга. Между ними происходит такой разговор:

– Видно, казачки, немало барахла притащили вы из-за моря, раз так богатством раскидываетесь, – с завистью говорил ярыга – худой, с всклокоченными волосами, оборванный.

– Немало, – коротко подтвердил казак, тяготясь расспросами.

– А еще атаман ваш не собирается в поход за море? Может, и меня возьмет? Я хоть саблей владеть не умею, но зато дубинкой или палкой какой дерусь славно.

Уже немолодой казак, с глубоким шрамом на щеке, измерив мужика глазами с ног до головы, ответил:

– Если хочешь с нами казаковать, сходи к Степану Тимофеевичу и попросись, может, и возьмет.

Ярыга радостно заулыбался:

– А можно сейчас?

– Можно!

– А где же атаман ваш? На каком подворье стоит?

Казак еще раз внимательно оглядел ярыгу, стал рассказывать, где живет Разин.

– Пойдешь по этой улице и, как она кончится, там подворье Естифея Федина. У него-то и остановился наш атаман.

– Тогда я пойду, может, атаман примет меня в казаки, – заспешил ярыга.

Ефросиньюшка, слышавшая этот разговор, пошла за ярыгой следом: действительно, в конце улицы в одном из подворий вертелось множество казаков и горожан – сразу было видно, что здесь живет атаман.

Не заходя во двор, Ефросинья Русакова остановилась и стала внимательно рассматривать людей. Но как определить, кто из них атаман, она не знала. Многие казаки были одеты богато, ходили по двору не спеша, важно, придерживая рукой кривую саблю. Тогда женщина решила спросить у проходящего казака:

– Скажи, где же здесь атаман?

Казак с интересом посмотрел на Ефросинью:

– Тут его сейчас нет, но видишь – есаулы его ждут, должно, скоро выйдет на крыльцо. – Потом поинтересовался: – А на что тебе атаман-то?

– Надо, – коротко ответила женщина.

Казак подмигнул Ефросинье, улыбнулся:

– Красивых бабенок Степан Тимофеевич любит, да и сам он красив.

Тут отворилась дверь, и на крыльцо вышел казак – крепкий, ладный, с выразительными черными глазами.

– Вишь, вот и атаман наш пожаловал, – с любовью сказал казак.

Ефросинья во все глаза смотрела на Разина и хотела уже подойти к нему, как во двор вбежали донские казаки, поклонились в пояс атаману, заговорили возбужденно.

Степан нахмурился:

– Да не говорите вы враз, а то ничего не пойму!

– Приехали мы, батько, с Черкасска за солью, а воевода велел с нас брать по алтыну: сроду такого не бывало. Стали мы ему высказывать, что совести у него нет, а он над нами стал насильничать, у одного казака отнял две лошади и хомут, у другого – пищаль. Защити нас, Степан Тимофеевич, накажи супостата! – стали просить казаки атамана.

Помрачнел лицом Разин, грозно сошлись в переносье брови, выхватил из ножен саблю и побежал на воеводский двор, который был рядом. Едва успевали за ним казаки.

Вбежал атаман в княжеские хоромы, схватил за грудки воеводу Унковского. Как ни смел был воевода, но побледнел лицом.

– Ты что это обижаешь казаков? А ну, вертай им деньги!

Воевода струсил не на шутку, трясущимися руками вынул из кармана деньги и отдал Разину.

– То-то, – сказал Степан и наказал воеводе: – Если ты еще будешь обижать казаков и простой народ – пеняй на себя.

Унковский молчал, боясь перечить атаману. А Разин развернулся и, больше не говоря ни слова, пошел на подворье. Уже подходя к воротам своего дома, заметил одиноко стоящую женщину. Вглядевшись в ее лицо, непроизвольно остановился. Что-то знакомое было в облике этой одинокой фигуры. Подойдя вплотную к Ефросинье Русаковой, атаман стал присматриваться к женщине. Ему казалось, что он ее уже видел, и от этого в душе его что-то заныло. И вот, на какое-то мгновение, в памяти всплыл образ Любавы. Степан понял, что стоящая перед ним женщина очень похожа на нее. Ефросинья смутилась, опустила глаза, даже прикрыла лицо платком.

Атаман спросил:

– Как же зовут тебя, красавица?

От этих слов женщина еще более застеснялась, лицо ее зарделось. Она подняла красивые глаза на Разина:

– Зовут меня, батюшка, Ефросиньей Русаковой, – и поклонилась ему в пояс.

– Что ты, Ефросинья?! Кланяешься мне, словно я боярин, – запротестовал атаман. – Говори, зачем пожаловала?

Женщина некоторое время молчала, затем в волнении спросила:

– Не слыхал ли ты, атаман, про Петра Лазарева? Сказывали люди, будто был он у тебя в войске.

– Так вот оно что! – воскликнул Разин, затем печально добавил: – Нет в живых твоего любимого, погиб, спасая меня от пули, а когда кончался, велел тебя разыскать и сказать, что люба ты ему была.

Голова у женщины поникла, из глаз по щекам покатились слезы, она закрыла лицо руками, резко повернулась и быстро пошла с атаманова подворья, закусив до крови нижнюю губу.

– Еремка! – крикнул Разин, подзывая молодого казака.

– Что, батько?

– Поди вон за той бабой, доведи ее до дому и спроси ее, может, в помощи какой нуждается или деньги нужны.

Казак помчался выполнять волю атамана.

Не успел атаман зайти в свое подворье, как снова прибежали казаки;

– Степан Тимофеевич, опять воевода Унковский нас забижает!

От этих слов желваки заходили у атамана на скулах, потемнели глаза, схватился Степан за рукоять сабли:

– Что еще надумал воевода?

– Велел Унковский вино и снедь казакам продавать по двойной цене. Мол, у них богатство, пусть его тратят.

– Что ж, ребята, айда опять на воеводский двор, – крикнул Степан, и казаки ринулись к избе Унковского.

Но двери в княжеские палаты на этот раз были заперты.

– Тащите бревно, – распорядился Степан.

Разинцы приволокли бревно, разбежались с ним и ударили в дубовые двери. Сорвали их с петель и ворвались в дом, но воеводы нигде не было. Все обыскали, но так и не нашли: сгинул князь, словно провалился сквозь землю.

Тут кто-то из казаков крикнул:

– Айда, ребята, к тюрьме! Освободим сидельцев!

– Освободим! – закричала уже собравшаяся в воеводском подворье огромная толпа. Она все росла и росла, так как по городу пошел слух, что расправляется Разин со всеми обидчиками простых людей.

– К тюрьме! К тюрьме!

– Свободу сидельцам! – кричал народ.

Бросились казаки и простой народ к царицынской тюрьме, сбили замки. С радостным криком выбегали сидельцы:

– Воля! Воля! – обнимали, благодарили своих спасителей.

Стали в тот день казаки хозяевами Царицына, а бывшие хозяева и насильники простого народа попрятались, чтобы избежать лиха.

* * *

Как только князь-воевода Унковский узнал, что Разин опять кинулся на его двор, он переоделся простым стрельцом и ушел через потайную дверь. Первая его мысль была – спрятаться в церкви, но отец Михаил запротестовал:

– А коли найдут тебя в церкви супостаты, что тогда со мною сделают? Иди-ка, князь, да спрячься в другом месте и не появляйся до ухода казаков.

Не зная, куда деться, боясь быть узнанным, глухими переулками добрался воевода до дома Ефросиньи, требовательно постучал в ворота. Вскоре они отворились. Увидев Унковского в простом платье стрельца, женщина от удивления даже приоткрыла рот, а затем, чуть улыбнувшись, спросила:

– Что, воевода, и твой час пришел?

Унковский с мольбой в голосе стал просить:

– Укрой меня, Ефросиньюшка, где-нибудь. Или грех на душу возьмешь, выдав меня казакам?..

Первым желанием женщины было захлопнуть ворота перед этим ненавистным ей человеком, но, вглядевшись в растерянное, жалкое лицо некогда грозного воеводы города, пожалела его.

– Ладно, князь, не буду я греха брать на душу: иди, прячься в сарай, а сегодня же ночью чтобы убрался.