Читать книгу Бунт. Книга II - Владимир Уланов - Страница 6

Степан Разин не спешил появляться в городе. Только лишь разговаривал кое с кем из казаков, интересовался, как приветили их там, как идет торг, не обижают ли их служилые и городское начальство.

Казалось, что Астрахань атамана не очень-то интересует, что занят он, в основном, с молодой княжной. И, действительно, атаман с ней возился, как с ребенком. То, уложив персиянку на пуховую постель, забавлял ее драгоценными узорочьями, то носил по шатру на руках, целуя в губы, то она, обвив его руками за шею, серебряным гребешком расчесывала ему бороду и звонко хохотала.

Казаки недоумевали, говоря меж собой:

– И что это батько в город даже не кажется, не погуляет с нами по Астрахани?

– И что он нашел в этой бабенке? Ни тебе груди, ни заду, тонкая и гибкая, как змея?! – с сожалением как-то заметил Иван Красулин.

– Погодите, ребята, дайте срок. Появится еще атаман в городе, нагонит страху на воевод, – успокоил всех Фрол Минаев.

– Даже не верится, что так будет, – засомневался Иван Чемкиз и ревниво добавил: – Правду говорит Иван Красулин, нашел он что-то в этой басурманке, ни на шаг от нее не отходит, – и, плюнув на землю, добавил в досаде: – Будь она неладна!

– Глядите, ребята, однако, батько пожаловал на берег! – крикнул кто-то из казаков. Все обернулись туда, куда показывал казак.

Степан Разин в сопровождении ближних есаулов шел к своему стругу. Казаки мигом устлали лодку дорогими коврами. Атаман, поддерживаемый с боков казаками, вошел по шаткому мостку на свой струг, уселся на носу лодки и крикнул:

– Отчаливай, казаки! Поплывем в гости к воеводам в Астрахань!

Ударили весла, помчался атаманов струг к астраханской пристани. Ефим, хватив чарку вина, подмигнул казакам, взъерошил русые кудри и запел:

Астраханцы у пристани, увидев атаманов струг, собрались в толпу и с нетерпением ждали, когда причалит эта лодка. По городу прошел неведомо кем переданный слушок: «Разин плывет!» Отовсюду спешил на пристань народ, чтобы воочию увидеть необыкновенного атамана. Неизвестно откуда выползли на свет нищие, голые и работные люди. Также пришли взглянуть на Разина богатые купцы, приказчики, стрелецкое начальство, иноземцы.

Анна Герлингер тоже явилась на пристань, чтобы поглядеть на атамана и убедиться – у казаков ли ее брат Данило, жив ли он, или сгинул куда.

Наконец, к пристани причалил первым атаманов струг, а за ним еще несколько лодок. Разин степенно сошел на берег, поклонился в пояс народу, молвив:

– Здравствуйте, астраханские люди!

– Здравствуй, батюшка Степан Тимофеевич, радетель наш и защитник! – кричал в ответ народ.

В окружении ближних казаков пошел Разин сквозь раступившуюся толпу, разбрасывая горстями золотые и серебряные монеты.

Люди тянули руки к атаману, старались коснуться рукой его одежды, плакали в умилении, кричали:

– Слава Степану Тимофеевичу! Слава нашему защитнику и благодетелю!

Анна Герлингер старалась тоже протиснуться сквозь толпу, разглядеть атамана поближе. Приложив большие усилия, женщина все-таки пробралась к Разину, а когда толпа раступилась, пропуская его и есаулов к городу, Анна оказалась в первых рядах, и сразу же ее глаза встретились с глазами Степана Разина. Взгляд атамана был пронзителен, в нем играли искорки, но он не пугал ее, а притягивал. Уженщины от этого взгляда как будто что-то дрогнуло в душе. Анне вдруг захотелось быть рядом с этим сильным человеком и еще глубже заглянуть в его темные, необыкновенные глаза.

Разин на секунду задержал взгляд на Анне, немного задел женщину, проходя через узкий проход расступившейся толпы. Анна Герлингер стала разглядывать сопровождающих Степана есаулов и среди них увидела Ивана Красулина. От удивления женщина даже приоткрыла рот, прошептала: «Так вот куда пропал мой миленок! А люди говорили черт знает что!» Вспомнив свою давнюю любовь с этим могутным стрельцом, Анна затрепетала, и сердце гулко и учащенно забилось в груди. Женщина с дрожью в голосе крикнула: «Иван!»

Красулин, идя рядом с ее братом Данилой, оживленно о чем-то говорил, не обращая внимания на крик Анны. По-видимому, не расслышал он зова своей давней зазнобы.

Анна опять крикнула: «Иван! Иван Красулин!»

Казак встрепенулся, заслышав давно забытый голос, огляделся по сторонам. Наконец, встретившись взглядом с кричащей женщиной, Красулин узнал Анну, подошел к ней, ласково обнял, прошептал ей жарко на ухо: «Жди меня вечером! Приду погостить!» – и, улыбнувшись, заспешил за атаманом.

Горячей волной пробежала по телу Анны истома от будущей встречи с молодым есаулом Разина. Вспомнив, что сегодня же вечером к ней должен прийти Прозоровский, Анна Герлингер поспешила в город, чтобы послать свою работницу по дому к воеводе и передать, что она занемогла и просит князя к ней не приходить. Идя домой, думала, что сделать такое, чтобы Красулину было у нее хорошо: «Перво-наперво, нужно баньку жарко истопить; приготовить разных закусок, солонины побольше, любит Иван грибы и рыбку; достать надобно из погребов холодных медов, винца заморского».

Степан Тимофеевич шел по Астрахани не торопясь, часто останавливался, разговаривал с простым народом, одаривал нищих и убогих, а богатых словно не замечал, хоть и лезли они на глаза атаману, пытались заговорить, оказать любезность. Остановился Степан для беседы с простыми горожанами:

– Как поживаете, честной народ? Хороша ли жизнь у вас под воеводами?

Хитровато прищурившись, на то ответил ему рыжий мужик:

– Наказал бог народ да послал воевод! Тяжело, атаман, нам живется под ними. Забижают они нас, простых людишек. Без меры поборы берут, а если не выплатишь, палками по пяткам нещадно бьют!

– Не вольны мы сами себе! – включился в разговор еще один мастеровой, по виду кузнец.

– Пора бы, братцы, за топоры браться, – возбужденно молвил еще один горожанин.

– Это вы добре мыслите, ребята! – похвалил астраханцев Степан. – Только за такое великое дело надобно браться с умом!

– Правильно говоришь, Степан Тимофеевич, – поддержал Разина рыжеволосый мужик. – Вон какая сила у воеводы Прозоровского. Стрелецкие полки аж с самой Москвы, говорят, пришли!

– А вы готовьтесь, перетягивайте на свою сторону людишек побольше. А когда придет пора, ударит час, выступите все, как один, большою силою! Знайте, ребята, мы еще придем к вам и затеем такое дело… – закончил беседу атаман и подмигнул мастеровым.

– Когда ждать-то? – спросил один из астраханцев.

– Скоро, – ответил на то атаман и пошел дальше по городу в сопровождении казаков.

О пребывании Разина в городе Прозоровскому постоянно сообщали истцы. Знал князь-воевода, что говорил Разин со многими людьми в городе, и даже знал, о чем говорил атаман, но ничего поделать против казаков не мог. Царская грамота о прощении их грехов связывала ему руки. Иногда, правда, была у воеводы мыслишка окружить казаков на острове да побить всех до единого, но разумом понимал опасность этой затеи: а как не побьет казаков, да астраханский простой народ, да шатающиеся стрельцы Разина поддержат? Тогда что?.. Нет, Разина трогать не надо. Опасно это! Надобно хитростью выманить у него побольше привезенных из похода богатств, прибрать его пушки, вернуть пленных, тогда пусть идет к себе на Дон.

Князь-воевода поджидал сегодня Разина. Приоделся. Велел накрыть стол в приказной палате, поставить побольше водки да медов. Мечтал все дела решить одним махом.

Но атаман так и не явился к воеводе, обошел весь город, одарил простой народ деньгами, дорогими тканями, узорочьем, а ему, воеводе, и подарка не принес, не поклонился в пояс. Ходил в волнении и злобе по приказной палате Прозоровский, разговаривая сам с собой: «Ах, ты, атаманишка паршивый, не захотел ко мне, к воеводе, на поклон прийти! Ну, погоди! Ну, погоди! – все больше распалял сам себя воевода. – Прикажу своим людям чинить тебе в делах всякую волокиту, тогда посмотрим, как ты запляшешь, как приползешь ко мне на пузе, паршивец этакий!»

Скрипнула дубовая дверь, в палату проскользнул дьяк Игнатий. Раздраженный воевода побагровел лицом, крикнул:

– Чего тебе надо?!

– Я… я… я… – зазаикался перепуганный дьяк и замолчал.

– Вон! Сволочь! – взревел князь и, схватив со стола серебряный поднос, запустил им в дьяка. Поднос ударился в дверь, со звоном упал, а дьяка Игнатия как ветром сдуло. На шум прибежал князь Львов.

– Чего шумишь, Иван Семенович? Дьяка Игнатия до полусмерти напугал. Я уж думал, ты тут Разина громишь, – сказал князь, улыбаясь, и, догадавшись, в чем причина гнева Прозоровского, успокоил:

– Придет еще к тебе казацкий атаман. Не минует он нашей приказной палаты. Куражится Разин.

– Всыпать бы этому атаману! – с раздражением сказал Прозоровский. – Да нельзя: царь не велит.

– Не горячись, Иван Семенович, успокойся. Лучше вели усилить охрану города. И стрельцам надобно запретить с казаками разговоры вести. Хоть это и трудно, но надо заставить сотников зело следить за стрельцами.

Прозоровский тяжело вздохнул, сказал:

– Черт их, этих стрельцов, охранит от вора. Так и норовят к казакам уйти, так и заглядывают в рот атаману. За каждым не уследишь. – Помолчал, потом попросил Львова: – Кликни-ка мне Игнатия.

Вскоре дьяк стоял перед воеводой и низко, до самого пола, кланялся.

– Узнал ли, Игнатий, про Данилу? У Разина ли он?

– Все узнал, батюшка. Сказывают истцы, что сегодня видели его в городе: вместе с казаками ходил и одет в казацкое платье.

Прозоровский с радостью воскликнул:

– Услышал Господь мои молитвы! Будет теперь у Разина наш человек, – затем спросил у дьяка: – Что там казаки делают?

– Гуляют, в баньку ходят, но людишек не трогают, ведут себя смирно, по дешевке спускают свой товар, не скупятся на угощенье и подарки. Атаман ихний уплыл на остров, но народу сказывал, что скоро опять приплывет.