Читать книгу Русский солдат для меня святыня - Владимир Варава - Страница 4

Великая Отечественная война поставила вопрос о смысле жизни самым радикальным и жёстким образом. Платонов говорит о назначении литературы военного времени как о нравственном задании. Можно заметить, как в произведениях военного периода метафизическая проблема смысла жизни уступает конкретно-практической, более ясной и определенной. Литература как свободное творчество усваивает новые задачи, продиктованные обстоятельствами, которые пришлось испытать народу.

Вопрос о смысле жизни приобретает здесь одновременно и высокодуховный, и конкретно-практический, то есть всеобъемлющий характер. На первом месте духовный, идейный смысл жизни, без которого невозможна победа. «А без смысла на войне нельзя»,– говорит Иван Владыко из рассказа «Иван Великий», выражая самую суть этого вопроса. Отсутствие смысла на поле боя равнозначно гибели. Сам писатель в записной книжке за 1941–1942 годы напишет, что солдату нужно главное. Нужна, конечно, выправка, каша, печь, ночлег, но более всего – главное. И это главное понятно и без слов; если оно есть, то и солдат есть, иначе он не может.

Человеку как существу суетливо-греховному свойственно забывать о главном, лукаво прятаться от него, уходить в мелочные заботы. И совесть не всегда может достучаться до него. А вот на войне всё по-другому: главное и есть тот смысл, без которого ни жить, ни воевать невозможно. На военном языке это означает потерю боевого духа, потерю мотивации. Боец должен быть постоянно в приподнятом боевом настроении, но не искусственно созданном, а возникающем из глубокого осознания своей нравственной миссии – защиты и спасения Отечества, что уже на высшем этическом уровне означает извечную битву добра и зла.

Метафизика смысла жизни мирного времени в военное время трансформируется в этику смысла жизни. Эта трансформация смысла от метафизики к этике также означает, что смысл – это не роскошь, которую можно иметь, а можно и не иметь в мирное время. Смысл – это жизненная необходимость, ради него идут воевать и умирать за него. Трофимов, солдат из рассказа «Божье дерево»:

«Не хотел зря жить и томиться; он любил, чтоб от его жизни был смысл, равно как от доброй земли бывает урожай. Он сел на холодный пол и затих против дубовой двери в ожидании врага».

«Зря жить» теперь нельзя; война поставила вопрос радикально: жизнь должна иметь смысл, а иначе воевать за неё нельзя. За пустую и бессмысленную жизнь не совершишь жертвы и подвига. И война открывает этот высший смысл жизни, за который люди воюют и умирают. В мирной жизни люди настроены не умирать за жизнь, но созидать жизнь. И смысл мирной жизни в созидательном труде – великом, одухотворяющем, окрыляющем. Но трагический парадокс жизни в том, что мирная жизнь не может длиться вечно. Её великие созидательные смыслы, как и все в мире, кончаются, как бы имея свой срок годности. И тогда нужны новые смыслы. Если их не находят, то народ погружается в растление, распущенность, апатию, бессмысленность, в извращения и патологии, в самоистребление. И тогда приходит война, в потаенных глубинах которой содержится смысл, утраченный в мирное беззаботное время.

В рассказе «Одухотворённые люди» дан пример подлинного смысла, без которого нельзя на войне. Но нельзя без него и в мирной жизни. Этот смысл – одухотворение. Именно в нем на войне нуждается человек более всего. Командир перед сражением обращается к бойцам:

«Товарищи! Наша разведка открыла командованию замысел врага. Сегодня немцы пойдут на штурм Севастополя. Сегодня мы должны доказать, в чем смысл нашей жизни, сегодня мы покажем врагу, что мы одухотворённые люди, что мы одухотворены Лениным и Сталиным, а враги наши – только пустые шкурки от людей, набитые страхом перед тираном Гитлером! Мы их раскрошим, мы протараним отродье тирана! – воскликнул воодушевленный, сияющий силой Николай Фильченко».

Смысл жизни в том, чтобы показать врагу свою одухотворенность, то есть подлинную человечность. И вот этот смысл жизни, который открывается на поле боя, и есть самый настоящий смысл. Именно в этой предельно опасной смертельной ситуации раскрывается главная истина о человеке – о том, что он духовное, прежде всего, существо, способное на высший подвиг и высшую жертвенность. Только духовность делает человека человеком, что также является нравственной ценностью русского народа. Эта русская одухотворенность противостоит «пустодушию» фашистов – в предельно точном слове Платонова.

И далее следует важнейший фрагмент, где дается описание приготовления к бою. В нём предельная концентрация нравственных смыслов жизни, которые трагическим и парадоксальным образом раскрываются на войне.

«С успокоенным, удовлетворенным сердцем осмотрел себя, приготовился к бою и стал на своё место каждый краснофлотец. У них было сейчас мирно и хорошо на душе; они благословили друг друга на самое великое, неизвестное и страшное в жизни – на то, что разрушает и что создает её, – на смерть и победу, и страх их оставил, потому что совесть перед товарищем, который обречён той же участи, превозмогала страх. Тело их наполнилось силой, они почувствовали себя способными к большому труду, и они поняли, что родились на свет не для того, чтобы истратить, уничтожить свою жизнь в пустом наслаждении ею, но для того, чтобы отдать её обратно правде, земле и народу, – отдать больше, чем они получили от рождения, чтобы увеличился смысл существования людей; если же они не сумеют сейчас превозмочь врага, если они погибнут, не победив его, то на свете ничто не изменится после них, и участью народа, участью человечества будет смерть».

В этом отрывке невероятная плотность смыслов, истинное значение подвига – отдать жизнь, вернуть её обратно, чтобы увеличить смысл существования людей. Святая цель. Снова смысл, но уже несколько иной, чем в довоенное время. Здесь смысл то, за что проливают кровь. И «пустое наслаждение» – бич мирной жизни – враг и противоположность этой жизни-подвига. И как особенно сегодня культивировано наслаждение, жизнь в своё удовольствие. Это, согласно Платонову и согласно большинству чистых и мудрых русских людей, уничтожение жизни. Не для этого рожден человек. И если в мирное время это непонятно, то война всё ставит на свои места – быстро, решительно и жёстко.

Победа или смерть – таков девиз русского солдата, который одухотворен высшим смыслом своего дела. «Смысл жизни» перестает быть абстрактно-теоретической категорией, характерной для рационалистической философии; смысл жизни становится такой же нравственной ценностью, как и счастье, как счастье существовать, существовать по-русски: скромно, смиренно, достойно:

«Здесь одним движением можно было решить, чему быть на земле – смыслу и счастью жизни или вечному отчаянию, разлуке и погибели».

Без счастья нет смысла, а без смысла нет счастья — такова формула жизни одухотворённых людей, идущих воевать за счастье и смысл своего народа. Это на бесконечность отстоит от того гедонистического рыночно-либерального счастья, которым живут люди вне одухотворённости смыслом. Против такого мелкого счастья выступали и Ф. М. Достоевский, и Л. Н. Толстой, и Н. Ф. Федоров, и К. Н. Леонтьев, и А. И. Герцен, и Н. А. Бердяев, и множество выдающихся представителей русской культуры. Выступает и Платонов, продолжая отечественную традицию духовного поиска.

Один очень важный момент, о который может споткнуться современное либерализованное сознание. Командир говорит, что мы, русские советские солдаты, «одухотворены Лениным и Сталиным», в то время как наши враги фашисты испытывают страх перед «тираном Гитлером». Здесь, прежде всего, однозначное и радикальное противостояние Ленина и Сталина – Гитлеру, противостояние, которое не дает никакого права современным очернителям советского прошлого их уравнивать, отождествляя коммунизм и фашизм. Это не просто ошибка, это предательство всех тех, кто пролил свою кровь под этими именами.

И, кроме того, важно понять, что значил Ленин для советских людей, и в годы революции, и особенно в годы Великой Отечественной войны. Раненый боец из рассказа «Полотняная рубаха» вспоминает свою довоенную жизнь, когда он в детстве потерял мать и остался один в чужом и холодном мире, и кем тогда для него стал Ленин:

«Ленин для меня, круглого сироты, стал отцом и матерью, я почувствовал издалека, что я нужен ему, – это я, который никому был не нужен и заброшен, – и отдал ему всё свое сердце, отдал навсегда – до могилы и после могилы. <…> Если ты хочешь знать, в Ленине для меня будто снова воскресла мать, и для меня он больше, чем мать, – ведь мать была только несчастной женщиной, мученицей, умершей в рабстве, а Ленин! – знаешь ли ты, кем был и есть Ленин?»

Циник посмеется над такой наивностью советского человека, упрекнёт его в чрезмерной идеализации, раболепии, свалив вину на «тоталитарное» государство. А в действительности – это невинность и чистота, детскость русского человека, способного не на идеализацию, а на одухотворение. Этот человек видит в Ленине святого, способного воскрешать умерших. И это не невинность, это сила веры, преданность идеалам абсолютного добра, которые воплотились в образе Ленина.

Если до войны имя Ленина давало силы жить и творить, то на войне – умирать за родину. Этот боец рассказал, что после смерти матери у него осталась её нательная рубаха, которую она отдала ему, чтобы ему не было страшно и скучно, когда она уходила на работу. И он хранит эту почти истлевшую рубаху своей «бедной, мёртвой, вечной» матери, которая бережёт его по жизни. Сберегла она его и на поле боя:

«Во время войны я хранил материнскую рубаху у себя на груди, за пазухой; сейчас только она у меня под подушкой… Ты вот не знаешь, ты не поймешь, как легко бывает умереть, как умираешь с жадностью и с ясной мыслью, когда идешь на смерть под знаменем родины, и родина эта живет в твоём сердце, как истина, как Ленин, и ты прижимаешь её к себе, как бедную рубаху дорогой матери…»

Насколько это трогательно, трогательно и высоко приравнять Ленина и материнскую рубаху, два оберега, две самые дорогие и святые вещи, в которых как и истина живет родина, с которыми наши солдаты шли на смерть и одержали победу!

Вот еще пример одухотворения из рассказа «Офицер и солдат»:

«Артемов недавно прочитал в газете, что война есть исступление, и улыбнулся над ошибочностью этой мысли. Он знал, что война, как и мир, одухотворяется счастьем и в ней есть радость, и он сам испытывал радость войны, счастье уничтожения зла, и ещё испытает их, и ради того он живет на войне и другие люди живут».

Трактовка войны как исступления или как коллективной агрессии – все это трактовки, родившиеся в контексте западной культуры – пацифизма, психоанализа и проч. Русскому солдату открывается совсем иной духовный смысл войны, который даже в этом наиболее драматическом и тёмном событии может видеть свет. И этот свет в том, чтобы разгонять тьму и зло, которые несёт враг.

А враг не имеет этого смысла и света, он не одухотворён, и в этом причина его поражения. Из очерка «На могилах русских солдат»:

«Именно отсутствие истинного, одухотворённого воина в рядах германской армии является одной из причин поражения фашистской армии».

Платонов, пройдя через войну, приобрел огромный опыт сравнения русского и немецкого солдата. Известно, что он тщательно исследовал психологию немцев как врагов, изучал их переписку со своими близкими, беседовал с военнопленными, в результате такой вывод – отсутствие одухотворённого воина.

Ещё одним важным одухотворяющим смыслом у Платонова, открывающимся на войне, является борьба со смертью. Это максимальный, предельно концентрированный смысл жизни. Именно на войне и происходит отвоёвывание жизни для мира. Это трагический парадокс, но не самой войны, а жизни, в которой есть война и для которой нужна война, чтобы быть.

Вообще, идея борьбы со смертью как с главным врагом человека является для Платонова определяющей, проходящей через все периоды его творчества. Уже в ранней публицистике со страстью строителя новой жизни Платонов раскрывает свои планы и мечты:

«О великом пути знания, пройденном человечеством, и о пути, который предстоит ему пройти, о мышлении, истине и заблуждениях, о страданиях человечества в поисках правды своей жизни, о борьбе и гибели за найденную правду, о затаенной страстной мечте, о конечной победе над своими врагами – природой и смертью, – я напишу в другой раз, как обдумаю».

В ранней публицистике, с которой Платонов дебютировал как журналист, содержатся все главные философемы его мышления, которые он пронесёт через всю жизнь. Главная – восприятие смерти как врага, как главной угрозы человеку, устранить которую предполагается с помощью науки и техники. И в этом смысл нового социалистического строя – освобождения человека от архаики прошлых эпох, в которой все социальные «прелести» буржуазного строя, капитализма с его хищничеством, а также природные опасности, которые несут её слепые, хаотические силы, главная из которых – смерть. Борьбе с ними и посвящены самые пламенные строки Платонова.

В программной статье «Культура пролетариата» (1920) находим следующее:

«Новая опасность человека – смерть. Против неё он направил свои удары и против неё из страха развил и возвысил над всеми остальными чувствами половое чувство. Размножение, замена себя на земле своими детьми – всё это удары по смерти и полёт к бессмертию… Дело борьбы с великим врагом – смертью вперёд не подвигалось. Найдя благо в половом чувстве, люди окаменели. Смерть была жива и стояла на месте, и растущий мозг увеличивал сознание опасности. <…> Мысль легко и быстро уничтожит смерть своей систематической работой-наукой».

Нетрудно увидеть в этих словах сильное влияние философии «общего дела» Н. Ф. Федорова, сконцентрированное в трёх главных положениях: смерть – враг; природа – источник смерти; наука – спасение от смерти через покорение природы. Но у Платонова на первом месте нравственные аргументы необходимости победы над смертью. В статье «Жизнь до конца» (1921) он пишет:

«Отчаяние, мука и смерть – вот истинные причины человеческой героической деятельности и мощные моторы истории. Мы должны мучиться, миллионами умирать, падать от неистощимой любви, чтобы обрести в себе способность работать. Настоящий труд есть утоление нашей вечной скорби, в нём затихает боль и не слышно сердца.

Настоящей жизни на земле не было, и не скоро она будет. Была гибель, и мы рыли могилы и опускали туда брата, сестру и невесту. В каждом рано умершем, в каждом погибшем человечество теряет своего спасителя».

Таков ранний философский анализ действительности, пронизанный скорбной интонацией боли и печалования за человечество. Смерть отбирает подлинность, отбирает смысл, поэтому и настоящей жизни не было еще на земле. В смерти – предельное зло, потому что она не просто прерывает жизнь, но она лишает её смысла. А для человека как духовного существа это главное.

В статье «Пролетарская поэзия» (1922) намечено решение этого вопроса, выход из тупиковой трагической ситуации, которую создали природа, половая любовь и буржуазный строй.

«История есть путь к спасению через победу человека над вселенной. И мы идём к бессмертию человечества и спасению его от казематов физических законов, стихий, дезорганизованности, случайности, тайны и ужаса.

Конечная наша станция – постижение сущности мира. Пусть нас не разубеждают в этом: мы сильно хотим познать всё до конца, и с нас довольно этого желания, чтобы не поверить никакому шкурнику мысли».

Однако со временем приходит разочарование в возможностях науки в борьбе с природой и смертью. Оказалось, что возможности науки ограничены, и научными средствами нельзя ни смерть преодолеть, ни построить идеальное общество. Место научного энтузиазма занимает экзистенциальная тоска. Возникает стойкое ощущение бессмысленности существования, глубокой скорби от разрушительного действия смерти на человеческую жизнь.

Этими интонациями проникнут роман «Чевенгур». Один из его героев Яков Титыч выражает это настроение в таком раздумье:

«Это ж мука, а не жизнь. Пусть бы всё умирало, но хоть бы мертвое тело оставалось целым, было бы чего держать и помнить, а то дуют ветры, течет вода, и всё пропадает и расстаётся в прах. <…> И кто умер, тот умер ни за что, и теперь не найдешь никого, кто жил когда, все они – одна потеря».

Здесь появляется мотив спасения, стремление спастись от бессмысленного существования, создаваемого смертью. Острое, болезненное переживание смерти проявляется в тоске, скорби по умершим и жажде бессмертия и воскрешения. Слова из романа «Чевенгур»: «мертвые прожили зря и хотят воскреснуть», обозначают эту интенцию, которая является характерной для русской философии. В. С. Соловьев сформулировал этот главный для русской нравственной философии тезис в своей книге «Оправдание добра»: «Весь наш мир нераздельно (не только душевный и политический, но и физический) требует спасения». Это установка характерна и для Н. Ф. Федорова, и для Ф. М. Достоевского, и для Н. А. Бердяева, и для многих представителей русской религиозно-философской культуры. Стремление ко всеобщему спасению приобретает различные формы: это и традиционное, религиозное, и научное, появившееся в новом социалистическом обществе.

Платонов, будучи очень чутким к национальным проявлениям, разделял эту установку на спасение, возложив на науку осуществление этого. Философия «общего дела» Н. Ф. Федорова как раз отвечала этим стремлениям А. Платонова. Но обстоятельства жизни поменяли стратегическую линию. Писатель был также инженером, мелиоратором, электротехником, хорошо разбиравшимся в технике, и увидел, что технические возможности науки влиять на природу не безграничны.

Наступила Великая Отечественная война. Теперь враг иной, это не природа, в которой смерть, а фашизм как носитель зла и смерти. Зло объективировалось в этом идеологическом явлении, которое приобрело масштабы всемирно-исторической катастрофы. Смысложизненная интенция направлена на борьбу с этим злом, в котором смерть становится мировым злом. Борьба с фашизмом приобретает двойное значение: это борьба со смертью в ее изначальном «природном» смысле. И борьба с врагом как с носителем смерти, как с угрозой существования Родины.

Теперь спасение не в победе над смертью через укрощение природы, а в победе над врагом, в спасении народа. Война открывает новый уровень смысла жизни. Характерная для Платонова метафизическая рефлексия над смертью не уходит в военных рассказах, но как бы отодвигается на второй план, уступая место подвигу, героизму, жертвенности.

В рассказе «Одухотворенные люди» этот новый смысл победы над врагом как победы над смертью выражен предельно четко:

«Фильченко представлял себе родину как поле, где растут люди, похожие на разноцветные цветы, и нет среди них ни одного, в точности похожего на другой; поэтому он не мог ни понять смерти, ни примириться с ней. Смерть всегда уничтожает то, что лишь однажды существует, что не было никогда и не повторится во веки веков. И скорбь о погибшем человеке не может быть утешена. Ради того он и стоял здесь – ради того, чтобы остановить смерть, чтобы люди не узнали неутешного горя. Но он не знал ещё, он не испытал, как нужно встретить и пережить смерть самому, как нужно умереть, чтобы сама смерть обессилела, встретив его».

Смысл жизни на войне и доказывается, и показывается. Можно вспомнить известную формулу П. Флоренского, что «православие не доказуется, а показуется». Это применимо в полной мере и к этим словам из рассказа Платонова: смысл жизни здесь доказуется не в теоретическом смысле, как бытие Бога в рациональной схоластической философии, а показуется на поле боя, в смертельной схватке с врагом, то есть показывается на практике.

Победить врага, конечно, является главной целью, но парадокс в том, что речь здесь идёт о том, чтобы доказать, в чем смысл нашей жизни. А он в одухотворённости, в одухотворённости, которая принесет победу. Иначе на первом месте духовный, идейный смысл жизни, без которого невозможна победа. Быть одухотворенным – вот что нужно человеку, и особенно это нужно на войне.

Смысл на войне – это нечто другое, чем смысл в мирной жизни, когда человек находится в относительной безопасности, когда смерть ему не грозит каждый миг. В мире человек может быть беспечным, может напряженно искать смысл жизни, а может предаться тоске от бессмысленности и даже в редких случаях может покончить собой от отчаяния. Но чаще люди безразличны к смыслу, его отсутствие не угнетает их, они просто не замечают его.

Война – это мобилизация всех духовных сил и ресурсов человека. На войне жизнь открывается иначе, чем в мирной жизни, обнажается её истинный, сокровенный смысл, который прикрыт благодушием и равнодушием мирной жизни, которая изнывает от пустоты и скуки бессмысленного существования. Не всегда, конечно, но по большей части. Мирная жизнь – она ведь для мирного труда, для честного и достойного существования. И для каких-то больших дел и свершений. Но всегда ли она такова?

Это, конечно, парадокс: человек отрицает войну, стремится к миру, но в мире оказывается слишком мало смысла, слишком мало подлинной жизни. В мире «суета сует и томление духа», экклезиастовская тоска – источник уныния и отчаяния. И это не спрятать, никуда не деть, не замолчать. А суета накапливается, злоба никому не понятная растёт и однажды прорывается наружу всеми человеческими мерзостями и пороками. Вот почему многие считают, что война, несмотря на весь её катастрофизм, в нравственном плане более достойное существование для человека. И это не романтизация и мифологизация войны, как любят говорить гуманисты и пацифисты, часто оправдывая свою трусость и подлость. Это нравственная философия жизни.

Вновь и вновь звучат эти слова «А без смысла на войне нельзя», звучат как заклинание, как молитва, как напоминание о том, о чём никак забывать нельзя. Они могут и не проговариваться вслух, в повседневной жизни, в том числе и в военной повседневной жизни люди не говорят о смысле жизни, о высших духовных и метафизических вопросах. Но особенность Платонова в том, что он даёт озвучку внутренним, сокровенным мыслям человека, который в жизни далеко не интеллектуал и не философ в профессиональном смысле, но он человек, и поэтому философствование как его способ быть, как неистребимая потребность ума и души никогда в нем не угасает. А на поле боя тем более не может угаснуть, и своим творчеством Платонов не даёт нам забыть об этом, все время напоминая нам о главном – о высшем смысле жизни как необходимом качестве подлинного, настоящего человека.

Этот смысл заключается в одухотворении – основной идее Платонова в военном творчестве. Одухотворение проявляется и в героическом подвиге русского солдата по защите и спасению своего отечества, и в победе над фашизмом как всемирно-историческим злом. А эта победа вызывает всенародное ликование, о котором ярко сказал маршал Рокоссовский:

«Победа! Это величайшее счастье для солдата – сознание того, что ты помог своему народу победить врага, отстоять свободу Родины, вернуть ей мир. Сознание того, что ты выполнил свой солдатский долг, долг тяжкий и благородный, выше которого нет ничего на земле!»[30]