Читать книгу Норильские судьбы - Владимир Васильевич Беляков - Страница 12

Из Красноярска срочно прилетела комиссия с бывшим начальником Норильского лагеря генерал-лейтенантом Панюковым.

Из Москвы прилетела комиссия под председательством полковника МГБ Кузнецова. В этот же день он собрал весь административный состав лагеря на совещание. Выслушав доклад об обстановке он повернулся к генералу Семенову.

– Сколько бастующих?

– Практически все отделения, кроме уголовников. Но на работу они тоже не выходят.

– Какие меры принимали?

– Пробовали уговаривать. Призывали к окончанию забастовки. Сталкивали лбами с уголовниками. Пробовали запугивать стрельбой и карательными действиями. На половину сократили продовольственный паек.

– Что значит «пробовали запугивать стрельбой»? А стрелять не пробовали?

– Полковник. У меня катастрофическая нехватка рабочих в промышленной зоне. Давай к чертовой матери перестреляем всех. А план Партии и Правительства по никелю и меди кто будет выполнять? – в разговор вмешался директор комбината Зверев.

– А не надо стрелять всех. Показательно расстрелять одно-два отделения. Ты же слышишь – на уговоры не идут, – полковник расстегнул ворот гимнастерки.

– Совершенно согласен с полковником, – в разговор вклинился генерал-лейтенант Панюков. – Это быдло в чувство приведет только показательный расстрел.

– Вы бы в чувство привели личный состав и то быдло, которое заварило эту кашу. Кстати, где этот засранец? Он что был пьян на службе?

– Его спровоцировали заключенные. Опера сейчас ведут проверку. Говорят, что был трезвый.

– А я сейчас тоже кое-кого отрезвлю. Этот документ, – он постучал рукой по папке, – от заместителя МВД СССР Серова. Все зачитывать не буду, не тупые поймете и так.

Кузнецов открыл ее и начал зачитывать:

– Так… Так… А вот. Предупредить, что если и впредь администрация лагерей Норильска будет допускать неповиновение заключенных, МВД СССР будет вынуждено принять меры в отношении начальствующего состава как не обеспечившего руководство, – захлопнул папку.

– Вопросы есть? Вопросов нет. Едем дальше, – положил папку на стол.

– Какие требования выдвигаются заключенными?

Семенов, не вставая с места, достал из папки листок с машинописным текстом и сказал:

– Можно я своими словами, коротко. Первое. Требуют пересмотра своих дел. Отпустить из лагерей инвалидов. Вывести на Родину иностранцев. Отменить нашивки с номерами на одежде. Восьмичасовой рабочий день. Разрешить свидания и переписку. И последнее. Наказать виновных произвола – работников МВД и МГБ.

– Да снимите вы с них к чертовой матери эти нашивки. И пусть хоть запишутся. А по остальным пунктам обещайте, говорите, что Москва в курсе, вопрос решается, тяните время. Вы же понимаете, что выполнение других требований не в моей компетенции.

На следующий день, ступая хромовыми сапогами по мокрому снегу и грязной каше, Кузнецов направился в пятое лагерное отделение в сопровождении десятка представителей комиссии.

Выступая перед заключенными, Кузнецов представился как личный референт Берии. Выслушав первоочередные требования, сказал:

– У меня нет полномочий на пересмотр ваших дел на месте. Все жалобы я передам в Москву.

Повернулся и обратился к лагерной администрации:

– Думаю, что я вправе требовать от вас выполнения ряда пунктов. Снять с одежды номера, с окон решетки, с дверей бараков замки. Не ограничивать переписку с родными. Ну, и давайте сделаем для них восьмичасовой рабочий день. Тем самым уравняем их в правах с уголовниками. – Среди заключенных прокатился одобрительный ропот.

– Я обращаюсь ко всем заключенным с просьбой выбрать делегатов для переговоров. А пока будет решаться вопрос по остальным требованиям, всем выйти на работу.

Точно такие же слова и обращения Кузнецов произнес в четвертом и шестом «женском» отделении. Выполнение ряда требований заключенные встретили на ура.

На следующий день четвертая, пятая и шестая зоны вышли на работу.

Переговоры проходили всюду примерно одинаково. Неподалеку от вахты ставили столы, покрытые красной скатертью. По одну сторону садились «генералы» по другую – делегаты от заключенных.

В третье лагерное отделение Кузнецов прибыл в сопровождении генерала Семенова и лагерной администрации. Уселись за стол переговоров.

От имени всех заключенных член комитета Тарковцаде в ультимативной форме предложил администрации лагеря покинуть зону.

Те с негодованием зашумели, но Кузнецов строго одернул:

– Исполните просьбу комитета, пожалуйста.

Тарковцаде, глядя в глаза Кузнецову, сказал:

– Первое наше требование выполнено. Хорошо. Второе. Прошу Вас, полковник, подтвердить каким-либо документом полномочия вашей комиссии.

– Я вам не обязан что-либо предъявлять. А вот к вам у меня есть конкретное встречное предложение. Если хотите, чтобы вас услышали, восстановите в зоне прежний порядок. Впустите надзирателей и оперативных работников. А главное завтра же выйдете на работу. На размышление даю вам пятнадцать минут, – Кузнецов поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен.

– Полковник. Мы настаиваем и хотим увидеть подтверждение каким-либо документом, что ваша комиссия направлена в Норильск Советским правительством.

– А я вам еще раз повторяю. Разговор будет продолжен только после немедленного выхода на работу.

– У нас в лагере двести семьдесят пять советских офицеров, три Героя Советского Союза, в том числе полковник, Герой Советского Союза, начальник контрразведки сороковой армии Воробьев. Мы хотим знать о ваших полномочиях, – Торковцаде не спускал глаз с Кузнецова.

– Если вы хотите меня разжалобить, считайте, что вам это удалось. А я вам повторяться не буду, – Кузнецов заметно стал нервничать.

Член забастовочного комитета повернулся к соратникам.

– Теперь вы понимаете, товарищи, что это просто комиссия МВД. Та самая, на работников которой мы собираемся подать жалобу.

Он с презрением посмотрел на Кузнецова.

– Мы отказываемся от дальнейших переговоров с вами.

– Ну а вот это совсем напрасно, – Кузнецов повернулся к

Семенову: – С завтрашнего дня для этого отделения норму питания снизить в два раза.

Выходя из арочных ворот, наклонился к Семенову и сказал:

– Брось всех оперативников во все зоны. Подключи уголовников. Пусть под любым предлогом выдергивают комитетчиков. Я сам их потом допрошу.

Через день в лагерном пункте «Купец» обнаружили повешенными рядом на балке лицом друг к другу двух членов комитета – Вальяно и Быковского.

Настроение Кузнецова с каждым новым проведенным днем в Норильске ухудшалось. Быстрого наведения порядка не получилось. Восстание не было подавлено, а наоборот разрасталось. Его мысли были уже не о генеральских погонах, на которые он рассчитывал после возвращения в Москву, а о том, как сохранить полковничьи и свою шкуру. Занозой в заднице сидело третье «каторжное» отделение, где был сформирован основной забастовочный костяк, откуда шло практическое управление восстанием.

Просидев в раздумьях практически всю ночь, он решил произвести психологическую атаку на непокорное отделение. Днем к лагерю подъехали более десятка машин. Солдаты в полной боевой готовности, в скатках за спинами начали окружать лагерь. На глазах у заключенных установили пулеметы. Вслед за ними надзиратели топорами начали прорубать проходы в колючей проволоке. Открыли ворота.

По радио Кузнецов обратился к лагерникам с призывом расправляться с членами комитета и уходить из лагеря. Его голос уже охрип, но ни один человек не вышел. Атака не удалась.

– Все. Мое терпение лопнуло. Да я же вас сук похороню всех здесь до единого, – в истерике прошипел он.