Читать книгу Жизнь прожить – не поле перейти – 2. Дети. Книга II - Владимир Виленович Лиштванов - Страница 5

Весной 1941 года Николаева Зоя закончила седьмой класс на хорошо и отлично. Мать хотела отправить её в деревню, но внезапное нападение фашистов спутало все планы.

Хоть многие считали, что война будет как Финская – месяца два, а затем всё пойдёт, как и прежде, но это внесло разлад в жизнь людей.

Начиная с 23 июня, постановлением военного совета Орловского военного округа, все предприятия города перешли на круглосуточную работу.

Наталья Кузьминична домой стала приходить глубоким вечером, чтоб поспать, а ранним утром возвращалась на завод.

Днём 25 июня Орёл подвергся первому групповому налёту фашистской авиации.

Впоследствии такие нападения совершались регулярно.

Ночами небо рассекали яркие стрелы прожекторов, ухали зенитки, падали бомбы с нарастающим, раздирающим воем. Выворачивающим душу наизнанку. Во всём городе в окнах не светились огни. На стёклах появились бумажные кресты.

В начале июля Наталья Кузьминична пришла домой и сообщила дочери:

– Завод собираются эвакуировать.

– А работающих людей? – спросила Зоя.

– Инженеров и квалифицированных рабочих обязательно, а остальных по желанию.

– Мам, давай тоже поедем в эвакуацию!

– Да куда нам? Говорят надо уезжать с большими финансами, а где их взять?

– Но другие едут, у Кати соседи уезжают семьёй.

– У тех есть деньги, или нажитое добро.

– Не у всех так. Мне Маша, дочь Павла Карловича, рассказывала, что у них нет денег, но они эвакуируются.

– Ты ей не верь, враньё это! Павел Карлович, человек богатый, у него очки в золотой оправе. По этой причине и уезжает в дальние края. А мы нищие, что без гроша в кармане делать на чужбине? Нет, не будем эвакуироваться, Бог даст, всё обойдётся.

Длительное время дочь уговаривала мать уехать, но Наталья Кузьминична не согласилась.

18 июля началась подготовка к эвакуации заводов. Не только девятого, где работала Наталья Кузьминична, но и других. Стали готовить к эвакуации фабрики, учреждения.

Твёрдый голос Левитана из радиоприёмников уверял, что враг будет повержен, но регулярно сообщал об оставлении Красной Армией очередного города.

Скрывать то, что линия фронта приближается к Орлу, не имело смысла: орловцы узнавали об этом от беженцев, они прибывали в город нескончаемым потоком.

В середине августа создаётся Брянский фронт, с поставленной задачей не допустить немцев к Москве. С первых дней образования фронт непрерывно вёл тяжёлые бои с превосходящими силами противника.

1 сентября Зоя пошла в восьмой класс, а в Орле продажа хлеба, сахара и кондитерских изделий стала проводиться по карточкам. Указали две категории населения по снабжению этими видами продуктов.

На сентябрь 1941 г. определили норму отпуска хлеба: работникам I категории – 500—800 гр.; II категории – 400—600 гр.; иждивенцам и детям до 12 лет – 400 гр.

С первых чисел сентября изменился и тон местной газеты. Если в начале внезапного нападения главные полосы сообщали о войне. Шли агитки на тему: «фашизм не пройдёт», «остановим войну», «смерть врагу». Сообщалось, что в городе собирались митинги, где народ высказывался против военных действий.

Во многом чувствовалась уверенность, что война ожидается быстротечная, и мы стремительно прогоним неприятеля. Появились строки о мобилизации.

А с июля сообщения с фронта от Советского информбюро на первых полосах стали всё чаще, увеличились в объёмах и приобрели тревожные ноты.

Но никакой паники не ощущалось. Помимо военных статей, продолжали писать о колхозах: «женщины сели за тракторы», «уберём урожай досрочно», «урожай без потерь».

С 1 сентября большая часть газеты постоянно говорила о военных действиях. На страницах газет отсутствовали воинственные лозунги о скоротечной войне.

Давались сводки с фронта, памятки ПВО о действиях в случаях налёта, химических атаках. Пропагандировалась общая ненависть к фашизму, осуждение войны, сообщалось о том, что какие-то деревни удалось отвоевать Красной армии, о подвигах отдельных советских военных, о разрушенных населённых пунктах и зверствах врагов.

30 сентября 1941 г. части 2-й танковой группы Х.—В. Гудериана прорвали оборону Брянского фронта в районе Глухова—Шостки и начали стремительное продвижение к Москве. Враг планировал осуществить это через Орёл и Тулу.

Советские войска оказывали упорное сопротивление, но один из танковых корпусов армии Гудериана 1 октября занял Севск, что в 159 км от Кром Орловской области.

Кровопролитные бои продолжались, но танковые клинья врага стремительно приближались к области.

2 октября 1941 года в Тулу позвонил секретарь Орловского обкома ВКП (б) и сообщил, что противник уже в сорока километрах от города – занял посёлок Кромы.

Появление немцев на подступах к Орлу произошло столь неожиданно, что ответственные работники не успевали уничтожать и приводить в негодность важные объекты и оборудование.

Часть сооружений подвергли разрушению буквально перед самым появлением немцев

Больше всего Зое и многим горожанам запомнился взрыв элеватора с зерном. Сооружение с оглушительным грохотом взлетело со всеми башнями. До самой зимы многие орловчане за зерном ходили к сгоревшему элеватору.

Поджогу подверглись кирпичные заводы №1 и 8, а также завод №5, уничтожались другие объекты. Уничтожить пришлось водонапорные башни, это привело к тому, что вода прекратила подаваться в водопровод и колонки.

Если уничтожить сами объекты властям удалось, то полный вывоз ценностей и инвентаря оказался непосильной задачей.

Оборудование заводов №1 и 8 (моторы, трансформаторы и кабельная продукция) предполагалось эвакуировать поездом в Елец, но состав вместе с оборудованием разбомбила немецкая авиация.

Та же участь постигла продукцию (2,5 тысячи комплектов нижнего белья) и материалы орловского промкомбината – погружённое в вагоны, всё это разбомбили немцы на станции Орёл.

Начиная от фабрик и заводов, до ворот железнодорожной станции, лежали прямо на улицах станки и ящики с оборудованием и сырьём.

С эвакуацией предприятий и сотрудников происходила полная неразбериха. Как потом рассказывал Зоин одноклассник, его отца с оборудованием, снятым с завода, направили в Елец.

Он спрашивал у начальства можно ли с собой забрать и семью, как это сделали руководители завода и области. Ему сказали, что надо сначала оборудование эвакуировать, а семью потом, если немцы в Орёл войдут.

Отец выполнил все указания и справился с заданием, а когда приехал, он надеялся забрать в Елец семью, но ему сказали, что поскольку завод демонтирован, то за его бывших сотрудников никто не отвечает и он, чтобы шёл куда подальше.

С приближением врагов к Орлу остро возник вопрос об эвакуации. Горожане стали искать способы выбраться из города, но любые попытки пресекались властями: никто не имел права покинуть рабочее место, за это продолжали привлекать к уголовной ответственности.

Как потом Зое рассказывала одноклассница Людмила:

– 2 октября мама пошла на работу в артель «Красный кожевник», сотрудники волновались, просили расчёт, чтобы уехать.

На что им начальство отвечало:

– Не создавайте панику, идите работать.

2 октября многие учреждения не функционировали, пришедших в школу на занятия Зою с другими учениками отпустили домой.

Банк заперли на замок, райкомы заколотили досками поперёк дверей.

Придя на железнодорожный вокзал, многие видели, что все билетные кассы позакрывались. На путях стояли составы без паровозов. Люди брали вагоны штурмом, с вещами пробираясь через окна.

На вопрос:

– Куда едет состав, и когда подадут паровоз?

Стоящий невдалеке железнодорожник отвечал:

– Идущие за городом пути взорвали, и уехать из Орла не получится.

Уже ночью на 3 октября начались мародёрства и грабежи, в городе фактически установилось безвластие. Здание областного управления НКВД, покинутое сотрудниками и начальством, охватил пожар, и никто его не тушил. Воздух насытился дымом. Вокруг летали хлопья жжёной бумаги.

Горожане разбивали витрины магазинов, выламывали двери и мешками выносили продовольственные и промышленные товары.

Толпа разграбила новый универмаг. Обезумев, все бросились к витрине, начали её разбивать и вытаскивать остатки стекла. Сзади напирали, давили первых, слышались стоны придавленных и порезанных толстыми осколками стекла.

А внутри зачиркали спичками и вскоре стали выносить тюки сукна, кипы одежды, обуви, затаптывая упавших слабых.

Но не все поддавались панике. Как рассказывала Зое одна из подруг, её отец на орловском телеграфе работал до полудня 3 октября.

Сидел он с сотрудниками на работе и вдруг телеграмма из Кром – немцы в Кромах, едут в сторону Орла. Они кинулись звонить начальству – а никого уже нет.

Тогда сами решили что делать. Притащили из подвала кусок арматуры – разбили всё оборудование и побежали домой прятаться.

Когда выбегали из здания, по улице ехали первые немецкие мотоциклисты.

3 октября 4-я немецкая танковая дивизия, около шести часов вечера, захватила Орёл. Это дало немцам возможность получить добротную шоссейную дорогу и овладеть важным железнодорожным узлом и развязкой шоссейных дорог, эти коммуникации должны стать базой для их дальнейших действий. Гитлер считал Орёл важнейшим плацдармом и хотел его сделать центром оккупированной территории России.

Захват города произошёл для руководства Орла настолько неожиданно, что, когда германские танки вступили в Орёл, в городе ещё ходили трамваи.

Когда стало ясно, что немцы уже в городе, людей, прежде не веривших в возможность оккупации, охватила паника.

Горожане начали бросаться в бегство. Они бежали толпами в двух направлениях – на север, то есть на Москву, а также на восток, в сторону Ельца.

Из окон госпиталя на Комсомольской улице, раздетые и босые, выпрыгивали раненые красноармейцы и присоединялись к потоку беженцев.

Большая группа военнослужащих на костылях, с загипсованными бёдрами, ступнями, едва переступали с костылей на пятки, морщась от боли, двигались в общей толпе.

Кальсоны на них держатся на одной пуговичке, рубахи на костылях задирались.

Группа раненых несла руки на подпорках с согнутыми, выставленными вперёд локтями. Они шли друг от друга на расстоянии, чтоб подпорками не задеть друг друга.

Двое раненых с перебинтованными головами, глазами вели за руки такого же, перевязанного до самых глаз, товарища. Боец останавливался, дул на культю руки. Друзья ждали его, не уходили.

Двое раненых в шинелях поверх белья, обнявшись за плечи, удерживали красноармейца с вялыми перебинтованными ногами.

Медичка в белом халате и чепчике на себе тащила обнявшего её за плечи раненого бойца с одной ногой.

Мимо следовали доверху загружённые вещами грузовики с эвакуирующимися.

Никого из беженцев, включая раненых красноармейцев, они не принимали. На кузовах машин сидели женщины, дети. Стояло впритык к кабинке пианино.

Скорей всего это семьи военных. На каждой машине сидел ещё и красноармеец с ружьём.

Многие беженцы просились на машины. Но и пассажиры, и военные сидели неподвижно, не реагировали на мольбы женщин с маленькими детьми и иные просьбы.

Медичка, что тащила раненого, стала громко кричать с обочины. Потом оставила его стоять на одной ноге, выбежала на дорогу, упёрлась руками в кабину грузовика, но шофёр почитай подмял её.

Желающих покинуть город набралось такое большое количество, что в движении люди образовывали сплошные потоки. Немцы всячески препятствовали бегству жителей: военная техника перекрывала дороги, авиация на бреющем полёте атаковала с воздуха пулемётным огнём.

Расстрелянных людей вместе с машинами, находилось полно в кюветах. Автомобили, сверху изрешечённые пулями, валялись на обочинах.

Гитлеровцам удалось остановить толпу уходивших из города на дороге, что шла на Елец, люди стали возвращаться. Часть направилась к элеватору, чтобы набрать горелого зерна, а часть пошла к трамвайной остановке и сев в вагон поехали домой.

Помимо немецких частей, Орловщину оккупировал интернациональный сброд. Со стороны Брянска вместе с немцами двигались венгры. По Курской дороге шли румыны. В Красной Заре, вообще, видели словаков, хорватов и финнов. Все эти отморозки отличались звериной жестокостью. Сами немцы оказались терпимей к гражданскому населению на фоне этих нелюдей.

С приходом захватчиков, длительное время население не снабжали никаким продовольствием, не выдавали даже мизерного хлебного пайка. Горожане сотнями умирали от голода.

Органом управления оккупационной власти стала городская управа (Орловское городское самоуправление). Возглавил управу бургомистр, он подчинялся гарнизонному коменданту Орла.

Военным комендантом стал генерал Адольф Хаманн, бывший фельдфебель, он сделал головокружительную карьеру при Гитлере.

Первым бургомистром немцы назначили военного фельдшера Алексея Афанасьевича Шалимова. Бывших советских офицеров-врачей окружного госпиталя он назначил на все возможные посты.

Ещё бургомистр открыл кукольный театр, музей, возобновил службы в храмах. Ввёл пайки для пенсионеров и разрешил мелкий частный бизнес.

В марте 1942 года его арестовало гестапо за связь с партизанами. Под пытками никого не выдал, умер достойно.

В первые дни оккупации гитлеровцы установили в центре города виселицу.

Первым они казнили старика, человек выступал против грабежей. Рядом с ним повесили тех граждан, кто отказался участвовать в сборе тёплых вещей для фашистов.

На многих улицах Орла лежали неубранные трупы невинно замученных и казнённых людей.

5 декабря открылась биржа труда. По решению оккупационных властей все жители города и окрестных населённых пунктов, мужчины и женщины, от полных 14 до 55 лет, не имевшие постоянной службы или работы, в обязательном порядке должны были явиться для регистрации на новую биржу труда. На лиц еврейского происхождения это объявление не распространялось.

Многие горожане стали работать на немцев потому, что иначе бы умерли от голода, особенно это касалось женщин с малолетними детьми.

Оккупационные власти, решили заручиться поддержкой церкви, открыли в Орле определённое число храмов. В этом заключался один из элементов их антикоммунистической политики. Но как раз церкви неофициально создали «кружки взаимной помощи», чтобы помогать самым бедным и оказывать посильную поддержку узникам концлагерей. Священникам разрешали посещать русских военнопленных. Их морили голодом. В лагерях за один день умирало 20, 30, а случалось и 40 человек.

Однако после Сталинграда немцы стали кормить пленных капельку лучше, а затем начали уговаривать вступать в «русскую освободительную армию».

При немцах церкви в Орле процветали, но они превратились, чего немцы не ожидали, в активные центры русского национального самосознания.

Однако человек, по поручению немецкого командования надзиравший за церквями, оказался не епископом, как многие ожидали, а просто гражданским чиновником по фамилии Константинов, из русских белоэмигрантов.

Это привело к тому, что церкви лишили всякой самостоятельности, да и резиновые печати каждой из них хранились в столе у Константинова.