Читать книгу Замечательная жизнь людей - Владимир Звездин - Страница 17

На этап меня взяли быстро. Компания была небольшая, все уместились в один столыпинский вагон. Он снаружи, как пассажирский. Внутри убраны боковые места. А купе разделены решеткой. Окна тоже зарешечены. А вот почему Столыпин? Убей, не знаю. Довезли нас до Соликамска. Но чтобы мы не завезли вшей, нас в Кирове доставили в баню. Ну, что в бане все должны быть голые, нас не удивило. Баня своеобразная: кругом кафель, цемент, лавочки мраморные, холод жуткий и вода только холодная. Если и были у кого вши, они точно все перемерзли.

Дальше на север на машинах через Чердынь в город Ныроб. Там впечатлила пересылка, рубленая вся из целых бревен. Забор высокий – частокол, даже нары не пиленые, а колотые вдоль плахи. Спать на них одно удовольствие, тем более без матрасов. Через несколько дней загрузили нас на баржу и потащили вверх по реке Вишера и дальше по Колве. Здесь впервые я услышал песнью про Колыму в тему: «Я помню тот Ванинский порт / И вид парохода угрюмый. / Как шли мы по трапу на борт / В холодные мрачные трюмы».

Лагерь, до которого нас доволокли, оказался не той масти, нас поселили в БУР (барак усиленного режима), чтобы не переломали нам ребра раньше времени. Там мы узнали, что отправят нас в зону, где строгий режим, на конную вывозку. В Чусовое отделение Ныроблага. Куда, собственно, мы в скором времени и отбыли по узкоколейке. Встретили нас нормально. Погода было отличная. На удивление перед воротами нас раздели до трусов. Все наши тряпки забрали и в зону загнали в чем мать родила, в трусах и в майке – на строгом режиме запрещена гражданская одежда. Нас привезли, а казенной робы не оказалось. Позже выдали нам кальсоны и нательную рубашку. Мы целый месяц болтались по зоне, как матросы с крейсера «Потемкин», в белых робах. Зато нас не водили на работу, чему мы были очень рады.

По виду зона была типичная: четыре барака и пищеблок, расположена на возвышенности, что осложняло жизнь комарам и мошке. По периметру колючая проволока – не затрудняла кругозора, но вид вокруг был какой-то тоскливый. Сколько видит глаз, одни пеньки. Видно, крепко поработала братва в свое время. Но мне праздное времяпровождение показалось много лучше, чем в детстве в пионерских лагерях.

Кто чем хотел, тем и занимался. Один скреб стеклом гвоздь – над ним посмеивались: мол, что-то у него с крышей. Но насмешки он игнорировал и выскреб настоящую иглу – к нему потом табунами за ней ходили. Много было умельцев, предпринимателей. Кто резал по дереву, кто писал на простынях лебедей да богатырей – получался ковер. Классно получались шкатулки, отделанные соломкой. Продукция шла даже на волю. Поразил меня еще гармонист. Он мало того, что классно играл, так еще подряд все, что называют музыкой. Вечерами заслушивались, собираясь на завалинке, а самое интересное, что и крысы выходили слушать. Поначалу их пробовали разгонять. Так они, разбегаясь, прыгали прямо через нас или бежали по спинам тех, которые сидели рядом друг с другом на завалинке. В итоге мы сами разбегались быстрее крыс. И решили их не гонять – пусть слушают.