Читать книгу Замечательная жизнь людей - Владимир Звездин - Страница 4

1940–1945 годы
Война

Оглавление

1941 г. Из жизни в этом году я помню тревожную шумную, со слезами эвакуацию, погрузку в товарные вагоны. Грузились семьи военнослужащих. Место погрузки было возле элеватора. Напротив авиагородка, за шоссе Рязань – Москва. И все.

Как уехали? Стерлось из памяти. Так я думал. А на самом деле наша семья не грузилась. Я там находился по собственной инициативе. И только моя популярность спасла меня и вернула родителям – все в городке знали, кто я такой и на какие фокусы и поступки способен, не удивились отсутствию родителей и доставили меня обратно в городок.

Помню страшную зиму 1941 года в уральском городке Карталы. Как, буквально падая, с маленьким на руках мать волокла меня за руку навстречу метели ни свет ни заря. Темень глаз выколи. Через пустынный парк в садик, а Валерку дальше в ясли. Таких метелей и морозов, прожив тогда уже на свете пять лет, я не видел, даже не слышал, хотя уже умел читать. Чем прославился в садике, как плут, читая в книжке у воспитательницы ответы на загадки, поражая ее своей сообразительностью, и очень долго морочил ей голову.

Лета как будто не было совсем, оно промелькнуло, не оставив в моей памяти ничего, кроме яркого случая, который через шестьдесят лет помог мне без труда найти барак на ул. Орджоникидзе, 9, где в комнате в коммунальной квартире на втором этаже ютились мама, годовалый Валерка и я. Случай банальный: с дружком забрались в школьный огород за морковкой. Перекусываем тут же под забором с наружной стороны, и вдруг чуть ли не на голову нам перелезает очень большая тетя. Гналась она за нами до самого дома – хорошо, что в те времена удобства были во дворе. Что нас вначале и спасло – мы закрылись там на крючок. Но сердобольные соседи выдали нас, сообщив ей, что мы за фрукты. Досталось нам крепко. Лупили нас, как сидоровых коз. А когда по зову ностальгии через 61 год я приехал в Карталы и нашел школу – правда, вместо огорода там был стадион – я вспомнил ту морковку, свесившуюся через забор ногу, ужас тех дней, рванул бегом и прибежал прямо к бараку. Туалета во дворе нет, дом благоустроен, газификация, отопление. Но что этот ряд бараков существует до этих пор, я был поражен.

Зима 1942 года мне показалась еще крепче. Возможно, оттого, что повзрослел на целый год. Все ребята в садике усиленно рисовали танки, самолеты, корабли. Всем хотелось как-то помочь – ну если не фронту, то хотя бы маме. Я уже понимал, что такое голод. Иногда в садике я не доедал свой хлеб и приносил кусочек маме, но она как-то умудрялась скармливать его нам. Однажды вечером шел от знакомых, дали они мне замечательную книжку «Три поросенка». Вечер чудесный: тихий, морозный, с яркими звездами. Тянуло, видно, на размышление, поэтому и встал я около колодца поразмышлять, долго стоял. Колодец был знатный, с красивым резным навесом, а ручка ворота была блестящая, как из серебра, прямо светилась в темноте. Подошла с ведром тетя: «Что, милок, лизнуть хочешь?» – «Да», – говорю. – «А ты послюни пальчик и тут, с краю, ручку потрогай». До сих пор я благодарен этой умной и доброй женщине.

Вот о чем мне хочется написать – о доброте в те страшные, тяжелые годы. Жили мы очень бедно, если бы не садик да ясли, не знаю, чем бы это все кончилось. Наша печь была вся обгрызена – мы с братишкой с большим удовольствием ели отколупанную глину, когда не было близко мамы. Однажды мама стирает белье в корыте, я стою рядом, покачиваясь в такт, рассказываю новое стихотворение: «Здравствуй, папа, ты опять мне снился, только в этот раз не на войне». Вдруг потемнело в глазах, и очнулся я в кровати. Вокруг соседки суетятся, кашей меня кормят, такие милые. Не буду скрывать грех, я несколько раз потом использовал их доброту. Кухня хоть и была общей, но мы ей не пользовались – не было нужды. Услышав запахи чего-то вкусного, я использовал приобретенный опыт и прямо в коридоре падал в обморок. И хоть они и подозревали меня в плутовстве, но все равно мне что-то доставалось. А заодно подкармливали и Валерку. Однажды, играя ножницами, я выстриг себе на затылке волосы. На вопрос мамы, что это такое, сказал, не знаю. Так ведь затаскали в больницу, признав у меня стригущий лишай. И когда мне это все надоело, хоть и признался, не верили до тех пор, пока волосы не отросли.

Про то, как научили дурака читать. Да, конечно, когда в таком возрасте читает ребенок, это уже вундеркинд. Особенно это умиляло разных бабушек, где мы стояли на квартире. Очень любил им читать. Она сидит, вяжет, а я ей читаю. Читал все подряд, брал из библиотеки, у знакомых. Многое не понимая и без всякой системы. Никогда не читал предисловий, об авторе, муторные и длинные описания природы и т. д. Что собственно и сыграло со мной злую шутку. Вроде, ах, какой умный. А спроси, кто это написал, что он написал еще? Почему? Это я пропускал, считал это мелочью и если рассказывал своим друзьям по вечерам романы вперемешку с анекдотами, слыл у них умным и остроумным. Одним словом, был молодец среди овец, а против молодца сам овца. Эта пословица подтвердилась при поступлении в школу. Первый класс я осилил, даже при том, что посещал я школу в неделю раз, а то и реже. Летом встретил одноклассника, зайди, говорит, в школу, забери табель, тебя перевели. Правда, во втором классе фокус не удался. Пришлось начинать снова.

Ну, об этом чуть позже, я отвлекся. Зима 1942 года запомнилось еще одним эпизодом. Так случилось: с мамой произошел несчастный случай. Она работала на железной дороге, уронила на ногу какую-то большую железяку. Ногу маме замотали в гипс и привезли ее домой. Но дом у нас в это время был уже не в бараке на втором этаже, а в поселке железнодорожников в частном секторе. Вот тут-то мы и запели лазаря. Спасли и украсили нашу жизнь тимуровцы. Вдруг ввалилась к нам утром веселая и шумная компания мальчишек и девочек. Мама лежа подсказывает, ребята меня с Валеркой обули, одели и с криками, смехом потащили на улицу. А там целый поезд из связанных санок. Этот первый лихой выезд запомнился мне на всю жизнь. А девчушки остались хлопотать по хозяйству.

Честно скажу. Написав про этот случай, я не мог прочитать его спокойно – прошибла слеза, видно, всколыхнулись чувства. На самом деле – война, голод, горе у каждой семьи, а тут веселая ватага ребят таких радостных и беззаботных. Для общего представления картины надо представить раннее утро, шесть часов. Темно, глаз коли. Фонарей в помине нет. Мороз с ветром и, конечно, с метелью, а им ведь самим еще в школу надо. А вечером нас всех, головастиков, развезти обратно. Ко всему у каждого из них своя жизнь, свои горести и печали.

В настоящее время звучит неправдоподобно – это все проделывали ребята совершенно бесплатно. Ну, как тут можно спокойно писать об этом. Эти возникающие чувства, которые вновь переживаешь при воспоминании подробностей, поневоле вызовут слезы восторга за людей того поколения.

Замечательная жизнь людей

Подняться наверх