Читать книгу Маршем по снегу - Владислав Николаевич Прокопенко - Страница 11

Кондратьев позвонил где-то после обеда и предложил Артёму подъехать к станции метро «Новокузнецкая». Встретившись, друзья зашли в итальянский ресторанчик на Пятницкой.

– Здесь прекрасная кухня, живой огонь, а не разогретые в микроволновке блюда, – сказал Кондратьев, раздеваясь и передавая пальто гардеробщику.

– Может, на втором этаже расположимся? – предложил генерал. Друзья стали подниматься вверх по лестнице. Сверху спускалась официантка с подносом посуды. Кондратьев посторонился, к стене прижался и Артём. Посмотрев на мужчин, девушка вдруг оступилась и стала падать. Удивительно, но реакция Королёва была молниеносной. Он подхватил падающую девушку так, что даже посуда не успела упасть на ступеньки.

– Ну ты даёшь! Как в цирке. Только известный мне Дерсу может так среагировать! Надо же, и годы не берут! – с восхищением сказал Кондратьев, когда друзья уселись за стол. – Так!.. Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать, – подмигнув Артёму, произнёс генерал. – Помню, помню… – поднял он руки, – ты у нас убеждённый трезвенник. Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт, – продолжил балагурить Кондратьев. – А ты случайно курить не бросил? – обеспокоенно продолжил генерал и погладил седой ёжик волос на голове.

– Не дождётесь, курил и буду курить. Поэтому если и помру, то никак не здоровеньким, – улыбнувшись, произнёс Артём и перекрестился.

– Да, кстати! Звонил сегодня Алексей Алексеевич, он ждал тебя вчера с утра. Не мог ему перезвонить?

– Командир! Честно говоря, закрутился и забыл. Домой ему позвоню после десяти вечера, мы с ним так договаривались. И прими мои благодарности, что сосватал его мне. Он не только психотерапевт хороший, но и как мужик нормальный.

– Артём! Прошу тебя, собери все силы в кулак и поработай с психотерапевтом. Я с ним беседовал, он не считает тебя потерянным для нас и верит, что ты справишься, извини, со своими тараканами в голове. При этом, пожалуй, я впервые от него услышал слова одобрения в твой адрес, когда ты предложил вместо медитации по системе йогов чтение молитв. Говорит, что он не додумался бы об этом.

– Всё нормально. Алексей Алексеевич утверждает, что первый этап пройден и я вроде прихожу к пониманию сути этого синдрома, а это – главное. Пытаюсь теперь научиться отключаться от проблем, как собака отряхивается от блох. Правда, не очень пока получается, срываюсь. Кстати, а откуда ты его так хорошо знаешь?

– А я разве не говорил? Так он из нашего полка, там, в Бадахшане. Тебя тяжелораненого вывезли на Большую землю, если мне память не изменяет, в конце 1984 года, а Алексей прибыл где-то следующей весной. Он же хирург по специальности. Это потом, когда уволился, занялся частной практикой. Через него много нашего брата афганца прошло, не все смогли привыкнуть к мирной жизни. Сейчас вот уже после Чечни клиенты пошли.

Друзья вдруг оба помрачнели. Кондратьев поднял рюмку.

– За тех, кто остался там, в Ваханском коридоре на Северном Памире! – проговорил он и замолчал.

– Дерсу! Не тянет назад, в Генштаб? – вдруг спросил генерал.

– Щемит иногда сердце, но сам понимаешь, не нужны новому руководству умные головы, – ответил полковник. – Да и честь офицерская нынче не в почёте, – помолчав, добавил он.

– Интересно… – язвительно протянул генерал. – Честь офицера, видите ли, не в почёте. Ты что, присягал конкретному министру или президенту? Начальники приходят и уходят, а офицеры и государство ос-та-ют-ся! Это аксиома для тех, кто служит Отечеству. Другого не дано, – резко закончил Кондратьев и переставил зачем-то бокалы на столе.

– Командир, не шуми…

– Ага, не шуми. Приходится шуметь. Все вдруг такие обидчивые стали, только рапорта и пишут. А кто, спрашивается, служить будет? Вспомни, что писал ротмистр царской армии Кульчицкий в «Советах молодому лейтенанту», ставших впоследствии неофициальным кодексом чести русского офицера. Забыл? А я скажу. В жизни бывает положение, когда надо заставить молчать своё сердце и жить рассудком. Это во-первых. Во-вторых, не пиши необдуманных писем и рапортов сгоряча. И последнее, о чём хочу напомнить: душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому. Повторяю для тех, кто в танке, – всё больше распаляясь, продолжал генерал. – Отечество – высшая ценность русского офицера. Главное – Россия, всё остальное преходяще и тленно. Ясно тебе? – закончил, тяжело дыша, Кондратьев и стал смотреть в окно.

– Да… – протянул Артём. – Похоже, тебя достала нынешняя обстановка в Генштабе, раз ты ударился в сокровенное. Знаешь, я тоже в последнее время частенько задумывался, что же должно лежать в основе понятия о чести русского офицера. Согласен с тобой, что Отечество – высшая ценность для русского воина. Но и без веры, святой и бескорыстной, той, которая побуждала русского солдата не жалеть живота своего, не обойтись. Вот ты сейчас сидишь и смотришь в окно. Что за ним? Что ты видишь? – спросил Королёв и замолчал, ожидая ответа.

– Что-что? Да ничего не вижу, снег идёт и темнеет.

– А всё-таки?

– Хм. Собор вижу. Точнее, насколько я знаю, это церковь Климента Папы Римского.

– Правильно… – протянул Артём. – И что ты можешь сказать о священномученике Клименте? Не о храме, а о том, кому посвящён сей храм?

– Честно говоря, ничего. Ты же знаешь, в отличие от тебя, я ещё не нашёл свою дорогу к Богу. Здесь спешки не должно быть. Всему своё время, – устало ответил Кондратьев.

– Не об этом я. Просто здесь как раз пример, когда вера становится смыслом существования человека. Не буду тебя сильно грузить, но пару слов скажу. Так вот. Священномученик Климент родился в Риме в начале нашей эры. Принял Крещение от святого апостола Петра, который впоследствии рукоположил святого Климента в епископа города Рима. Пострадал же он за веру Христову. Был изгнан тогдашним императором Траяном и сослан в Инкерманские каменоломни близ Херсонеса Таврического. Климент претерпел там жестокие мучения, но продолжил апостольскую деятельность, чем снова вызвал гнев римского императора. Мученика утопили в море с якорем на шее… – Артём тяжело вздохнул и продолжил: – Так я вот о чём. Истина – в вере. Вот её как раз и не хватает нам сейчас.

За столом наступила тишина. Первым очнулся генерал.

– Послушай, Артём! Ты всё правильно говоришь, но давай сейчас спустимся на землю. Может, хватит валять дурака и будем восстанавливаться на службе? Не сразу, конечно. Высококлассных и опытных специалистов разогнали, остался один молодняк. И работа, без преувеличения, встала. Насколько тебя знаю, ты зачахнешь без нашей неблагодарной, но такой интересной работы. Тебе ещё полтинника нет, можно сказать – мужчина в расцвете лет. Да и где мне найти такого полиглота, как ты, днём с огнём во всём Генштабе не найдёшь офицера, который знал бы три восточных языка и лучше тебя ситуацию в Восточной Азии. Подумай, очень прошу тебя. Вообще, я давно хотел переговорить с тобой на эту тему.

– Командир! Извини меня, но… не готов я пока… Совсем недавно выкинули, как нашкодившего кота… Как будто и не было двадцати пяти календарных лет… Не могу, – помотал головой Артём и грустно посмотрел на генерала.

– Ладно. Обидчивые мы какие. Тем не менее предложение остаётся в силе, позже вернёмся к этой теме. А сейчас я ухожу, мне ещё на Арбат заскочить надо. Пока.

Генерал встал. Молча пожал руку вставшему Артёму и спустился по лестнице.

Через пару минут Артём из окна увидел, как чёрная служебная «Волга» тронулась и влилась в поток медленно движущихся по Пятницкой улице автомашин. Вечер, пробки.