Читать книгу Мимикрия пустоте - Владислав Ярославович Ардалин - Страница 3

В окружном нашем городе N, забытом не то что эфемерным богом, но и настоящими властями, крупнейшим радостным событием на протяжении последних трех лет, сразу же после череды сорняком укоренившихся праздников в виде Масленицы, Нового года, Рождества, Пасхи, Татьяниного дня, коронации, юбилеев, словом, после вереницы плодов союза религиозности, язычества, мракобесия и государственности – крупнейшим событием, повторюсь, являлась летняя ярмарка.

Год, о котором здесь и далее скромно пойдет речь, не стал редким исключением. Его единственным отличием от предыдущих трех представился гастролирующий цирк, удачно назначенный стать закрывающим событием ярмарки и торжественным прощанием с августовскою порой.

Думается, любой внимательный читатель без лишней с моей стороны помощи, легко и играючи сделает из вышесказанного вывод, что шанс насладиться пьянящей атмосферой крупнейшего события выпадал городу N неизменно на последние недели лета, вынуждая детишек умоляющими мордашками упрашивать родителей потратить изволившие заваляться без дела рубли. Купцы впадали в изнуряющие мигрени, страшно коверкающие их лица в наиграно доброжелательные гримасы, способные продать абсолютно любой товар. А взрослые: родители, дедушки и бабушки, вмиг оказавшиеся против своей воли между внуками и детьми, торговцами и собственными возможностями – занимали боевую позу и стоически держали натиск в неравной борьбе, стараясь не оставить в чужих руках последнюю честно заработанную копейку.

Совру ли! если в этих строках наш славный город в своем ярмарочном угаре будет сравним с любвеобильным Парижем или светлейшей Венецией, где в воздухе царит интимное предвкушение нового, а мирские заботы становятся ржавым ведром с водой, поставленным рядом с океанскими пучинами. Мужчины превращаются в трубадуров, посвящая свою волнующую сердца поэзию прекрасной даме – бутылке с иноземным гостем; женщины делаются des grandes duchesses, нежные les épaules которых готовы примерить лучшие меха, а утонченные les cous покрыться блестящими украшениями; дети облачаются доспехи храбрых первооткрывателей неизведанного мира развлечений.

Но не стоит обманываться, дорогой читатель, и думать о столичной зажиточности заброшенного в недра отечества окружного города. Достаточно будет сказать, что наш, вечно переносящий тяжелые испытания, словно осел пожитки бедного путешественника, народ не далее, как пять лет назад серьезно страдал от сурового голода.

Помощь пришла от местного губернатора в виде поддерживающего письма председателю земского самоуправления. В нем чрезмерно сопереживающий губернатор выразил крайнюю обеспокоенность происходящей ситуацией, с горечью сообщил о невозможности помочь, а взамен продовольствия сопроводил конец письма известной – по его словам – истиной, которая гласила, что в жизни любая трагедия всегда падает лишь блеклой тенью комедии.

Стоило только председателю зачитать на собрании спасительные строки, как город тут же изволил перестать умирать от недоедания, и всего за несколько зим, подобно Атланту, крепко встал на ноги; а ровно через год добродушно расположил между ними ярмарку. Забылось слово предел! и выбилось по камню ликованье. От августа к августу люди постепенно заполняют чашу весов нетерпения, и последней каплей становится Успенский пост в начале уходящего лета. Думаю, не стоит ронять со своих уст совсем неуместные здесь описания, и лучше позволить рациональному мышлению каждого индивидуально умозаключить о величине царящего в первые дни ярмарки ажиотажа.

Правда, ровно до осознания неприятнейшего момента определенным кругом особо возбужденных лиц, что деньги имеют неуместное свойство быстро кончаться. Тогда эстафету подхватывают другие авантюристы, незадачливо обнаруживая себя в положении обладания средствами в куда большем количестве, чем изначально предполагалось.

Итогом становится тонко настроенный механизм приобретений и утрат – вечный, словно путеводная звезда, неугасающий спутник нашей ярмарки. Если изволите, она ничем разительно не отличается от других, разве что находится в размерах несколько меньших, чем ныне существующие Нижегородская или Ирбитская.

Как известно, данное событие приходится особенно выгодным всякому купцу, будь то торговец тканью, кожей, мехами, чаем, медом, воском, хмелем, книгами, украшениями, пряностями – богатых лесов нашей губернии не хватит на количество бумаги, необходимой для письменного запечатления всевозможных дельцов. Однако ярмарка не только ежегодный способ удачно поторговать, но и возможность встретиться со старыми знакомыми, терпеливо выслушать новости из других губерний, поделиться интересными историями, пустить коварные слухи, и в целом, наесться до отвала и напиться до упаду так, чтобы целый календарный год – ровно до следующей ярмарки – пришлось бы горько жалеть.

Ребятишки же этою порой, находясь в обычном подчинении родителям – иногда необоснованно суровом – во многом изменялись характером, а, следовательно, и поступками. Отъявленнейшие из любопытных превращались в нарушителей порядка, обрекая себя на частые пропуски важных действ, будь то помощь семье, учеба, или – если ребенок был постарше – работа. Скромнейшие из смиренных становились судебными следователями, ежедневно выспрашивая у родителей тоскливыми вечерами частичку информации о заоконном торжестве жизни. А ужаснейшие из непорядочных примеряли роль преступников, продумывая возможности что-нибудь испоганить или украсть. И так далее, и так далее.

Но, как это всегда и бывает, не обходилось без исключений – детей, судьба которых по тем или иным обстоятельствам отличалась от бытия общих, так легко определяемых, масс.

Одним из таких был до жути озорной Женя Орленок.