Читать книгу В поисках чаши Грааля в Крыму - Владлен Авинда - Страница 2

(Подвиг из раскопанной могилы)

Мы хотим взять из прошлого огонь, а не пепел.

Жан Жорес

Встреча на длинном нагорье

Она увидела его давно, когда он крался за скальным гребнем, маскируясь за камнями и ветвями дуба, покрытого сухими листьями, и думая, что он не видим. И помахала ему рукой, приветствуя звонким голосом. Тогда он преградил ей путь.

– Будем знакомы. Меня зовут Мед, моё имя от убитых на охоте пещерных медведей! – гордо произнес своё имя мускулистый охотник с медвежьей шкурой на плечах, вооружённый копьём и луком со стрелами, на поясе у него висел острый нож.

– А я – Роса, – тихо ответила девушка, завернутая в лисьи меха. У неё тоже было короткое копьё, колчан со стрелами и лук, ходить по плато без оружия было нельзя, могли напасть дикие звери. – Мой отец тоже охотник, а мы с мамой занимаемся хозяйством в нашей землянке на площадке у Шаманьей красной пещеры.

– Зачем ты поднялась сюда на нагорье? Ведь здесь опасно для женщины, кругом полно лютых хищников?

– Тут мой брат Тих выпасает наше стадо коз, я пришла их подоить.

– Я провожу тебя?

– Спасибо, я буду благодарна тебе! А где ты живёшь?

– Моё пристанище – каменный грот с навесом от дождя и костром для обогрева.

– Ты обитаешь в одиночестве?

– Нет, со мной старики-родители и целый род младших братьев и сестёр.

– Ты кормишь свою семью?

– Да.

И они пошли вдвоём на плато искать Тиха со стадом овец. Мед, молчаливый от природы и постоянного одиночества на охоте, вдруг словно озарило знакомство с девушкой Роса. Он робко взглянул на неё, хотя слыл смелым и ловким охотником, ведь ещё имел кличку – «Медвежатник» за удачные охоты на медведей. А сейчас, встретив её, совсем смутился. Он хотел рассказать ей что-нибудь красивое, но не знал о чём говорить? Поднял глаза на незнакомку, он встретил кроткий взор девушки по имени Роса, смотревшей на него приветливо и зачарованно.

Стоял март, воздух ароматно пахнул первыми цветами и тающими снегами. Волнующий и вдохновенный. Что ж ты делаешь весна? Нежданно и внезапно врываешься любовью в молодые сердца!

– Какое сегодня ясное небо и искрится зелёная трава! – неожиданно для себя Мед промолвил пышную фразу.

– Льётся прозрачный воздух и цветочная волна! – в тон ему ответила девушка, словно прилетевшая Весна.

– Впереди лето, волшебства раздолье, удачная охота и жаркий зной! – продолжал Мед складывать пылкие слова.

– Приходи к нам в Шаманью красную пещеру и приноси свои дары, прочти молитву и освежись в чистых и хладных струях подземной реки? – предложила Роса, будто засверкала на солнце блистающей слезой.

– Обязательно навещу вашу Шаманью пещеру, а у нас тоже есть своё капище, где на пещерном столбе водружён череп горного козла!

– Потом побываем и в вашем святилище, – пообещала Роса. Меду было приятно смотреть на идущую рядом девушку. Он пропускал её вперёд, окидывая жадным взглядом, изгиб её стройной фигуры, заходил с другой стороны и также страстно впивался взором в её нежный очерчённый профиль. Чистое прекрасное лицо, не обгоревшее от пылающих языков костров, колких морозов и жгучего солнца. Будто их тяжёлая горная жизнь совсем не коснулась её девичьего лика, словно поднялся белый подснежник на тонкой ножке из грубого вороха опавших хрустящих листьев.

– Роса, – обращался он к ней, пытаясь завязать обыкновенный житейский разговор, но терялся и что-то бормотал о пещерных медведях. Он замирал, опять вглядывался в неё, Мед весь горел от своей робости и неуклюжести. И вдруг она сама стала просто вести с ним беседу.

– Мед, а куда ты ходишь охотиться?

– Наше скалистое плато, где много гротов, пещер и воронок, там я нахожу диких зверей и вступаю с ними в единоборство! – охотно стал ей отвечать бравый молодец.

– И всегда ходишь один?

– Когда как получается, если на большого зверя, то собираются мужчины всего нашего стойбища, но больше я вышагиваю в одиночестве.

– И тебе не страшно?

– Всякое бывает, но стараюсь избежать смертельной опасности.

– Давай поднимемся на возвышенность, чтобы обозреть Длинное плато, и найти Тиха, пасущего стадо коз. Он должен быть где-то недалеко?

Они легко протопали на скалистый гребень, с него открывался отличный вид. Каменный мир, как застывшие волны, простирался вширь. В стороне восходящего солнца глубокое ущелье, заросшее лесом, отделяло Длинное плато от другого горного массива. Дальше по ходу солнца узкой преградой вставал горный хребет. Лес и скальные обрывы тянулись от него к возвышенности, где стояла молодая пара. Вдали синела гигантская гора, похожая на громадный дом. Русла рек и ручьёв блестели струящейся водой. Весь мир дышал свежестью и весенним раздольем. Жизнь текла волшебным и прелестным чередом, где человеческие судьбы уходили в забвенье, будто растворялись в прозрачные дали. Только неуловимые тени тугой и тёплый ветер колыхал.

Они стояли в тишине. Кругом в природе и в их душах такой расцвет. Молодые совсем забыли, зачем они поднялись на возвышенность. Видно сойтись им было суждено, ведь каждый миг уединенья, как вдохновенье, воспламенял юные сердца.

Даже молчанье связывала их, а песнопенье птиц, трав, воды и солнечного сияния были с ними сопряжены в единое целое со звуком и вздохом Весны.

Вдруг не далеко они увидели легкое белое облачка, сквозившее по плато. Оно быстро приближалось к ним, приобретая очертания движущихся фигур.

– Это стадо коз, которое гонит Тих! – объявила зоркая Роса. И скоро они встретились.

– Здравствуй, сестрица! – счастливо улыбаясь, приветствовал Тих. – Кто это с тобой?

– Мой друг Мед, охотник из соседнего стойбища.

– Рад познакомится! Давайте пройдём к загону, там подоим коз и перекусим? – предложил пастух. Под скальным навесом Тих оборудовал укрытие для своего стадо, огородив его каменным забором. В небольшом скальном гроте у него стояли глиняные сосуды, вылепленные вручную. Три кувшина были заполнены кислым молоком для приготовления сыра.

Роса стала доить коз, а мужчины занялись хозяйственными делами: подправили защитную стену, кое-где камни обвалились от таявших снегов, подлатали навес, служивший продолжением скального грота, тоже прохудившийся после зимы, собрали сухих дров, разожгли костёр. За каменным столом аппетитно поели, попив теплого молока с краюхами хлеба, принесённого из стойбища Росой. Мед поделился своим походным запасом – кусочками вяленого мяса. Тих на десерт предложил птичьи яйца, собранные им в гнездовьях.

– Я пошёл на охоту, – кратко сказал Мед, поглядывая на девушку.

– На обратном пути заходи к нам на отдых, – предложила Роса.

– Правда, заходи к нам, друг, мы тут ещё денёк-два будем возиться по хозяйству! – дружелюбно пригласил Тих.

– Я обязательно приду, а если повезёт, то угощу вас своей охотничьей добычей! – пообещал Мед, по-прежнему любуясь красавицей Росой.

– Ночью мы будем жечь костёр, отпугивая хищников, и тебе будет яркая примета, чтобы отыскать к нам дорогу.

– Вот за это – спасибо!

И охотник ушёл, иногда оглядываясь назад, будто запоминая обратный путь или сохраняя в памяти приглянувшийся лик встреченной девушки.

– Откуда ты знаешь этого охотника? – спросил Тих у сестры, когда Мед скрылся из виду.

– Встретила его на пути к тебе.

– Кажется неплохой охотник?

– Мне он тоже понравился! – созналась Роса и покраснела. А Мед шёл по плато, размышляя и наблюдая протекающую жизнь перед ним. Зимние холода прошли, да и не особенно выходили студёные дни, больше тёплые ветры текли над горами. Ранняя зелень давно укрыло нагорье, где теперь паслись травоядные и, крадучись, шмыгали хищные животные.Он мог встретить подходящую дичь для охоты: оленя, косулю, кабана, зайца, волка, лисицу, лесного кота, каменную куницу. Но для этого требовалось удачно подойти к ним и не вспугнуть животное.

Мед выбрался на скалистое возвышение, над плато ликовал золотистый свет заходящего солнца. Вдали по зелёным полянам медленно передвигались черточки фигур пасущихся животных, иногда по соседству мелькали мелкие стада коз, овец. Дикий кабан зимой и весной устраивал днёвки в молодняках с кизилом, грабинником, густым подростом бука.

«Нужно подкрадываться с подветренной стороны, чтобы животные не учуяли мой человечий запах», – подумал Мед давно усвоенную охотничью истину. Он неслышно ступал по траве в мягких постолах, сшитых из оленей кожи. Скальные участки пути старался обходить, чтобы об острые камни не порезать свою обувь. Стрела с бронзовым наконечником, вложенная в тугую тетиву, у него всегда была наготове, ведь из под его ног мог внезапно выскочить испуганный заяц. Стрелок из него получился меткий и ловкий.

Но сегодня его мысли только о девушке Росе. Приблизить её к себе, чтобы она своим легким дыханием согревала его, чтобы его одиночество превратилось в счастье семейной жизни. Но почему вдруг короткой встречей она ярко и властно вошла в его жизнь? Пройдёт время и забудется незнакомка, будут новые встречи и переживания? Нет, он не хотел никого другого, а только быть с ней рядом. Он любил её, будто знал давно, ждал её и вот она встретилась. Но сомненья одолевали его тоже, а она как будет относиться к нему? Полюбит ли она охотника из соседнего стойбища? Отдаст ли её род в другую семью? Но всё отодвигалось в сторону, когда Мед вспоминал нежные черты Росы. Ему очень хотелось обнять её за плечи, приблизить лицо к своим губам и ловить её дыхание. Как пахнут её губы? Он наклонился и сорвал весенний цветок – подснежник, так похожий на Росу. И запах у белых лепестков разносился приятный, ароматный, будто с ним пробуждается земля, текут весенние ручьи и так хочется любить. Ах, как мил подснежник, очень подходящий для любования, размышления и мечтаний.

Крупный заяц-русак тяжело прыгнул перед Медом, он чуть не наступил на его лежбище. Тут же вскинул лук, натянул тетиву и точно послал стрелу в серое туловище расторопно уходящего зайца. Цель была поражена, стрела пронзила зайца, попав в живот, и он скрюченный завалился на бок.

«Есть чем угостить Росу и её брата!» – счастливо подумал меткий охотник.

Мед закинул зайца за спину, теперь его шаг стал тяжелее и медленнее. «Но надо ещё кого-нибудь подстрелить для пищи своих родителей и младших братьев и сестёр!» – вспомнил он свою родовую обязанность.

«Это моё уединенье просто вывело грядущее решенье – любить и быть рядом с Росой! Но почему я один решаю? А если у неё уже есть парень из её стойбища? Но почему она так пристально и чарующе смотрела на него? А если ему так показалось? Нет – судьба послала её ему! Ведь недаром шаман капища Подземного грота с головой козла на колонне обещал ему необыкновенную радостную встречу. Но откуда он узнал об этом? Наверное, Божество подсказало ему, нужно для него тоже принести свой дар!» Над нагорьем стлалось затухающее зелёное небо. Сумерки были медленными и гулкими. Глаза стали терять зоркость и цепкость. Но Мед опять набрёл на перепуганного зайца и сумел поразить его. «Теперь добычи хватит, ведь предстояла долгая обратная дорога, а с тяжёлым грузом не наносишься по горам. И я должен обязательно завернуть к Росе!» Она ждала его. Брат уснул на лежанке в гроте, а она жгла яркий костёр, благо сухих стволов мужчины собрали много.

Потом она подумала, что костёр находиться в низине и его далеко не видно. И будет Мед бродить по сторонам и не найдёт её. Девушка смастерила горящий факел и вылезла на верхушку скалы. Там она стала чертить темное небо огненными полосами, будто выписывая призывы, состоящие из замысловатых фигур: прямые и косые линии, кольца, сдвоенные кольца, крест и ещё набор необычных прочерков, подсмотренных у шамана во время молебна в пещерном святилище, когда он тоже горящим факелом манипулировал у каменного идола.

Розовые искры, как горящие слова, уносились в небо, далеко видимые за горизонт, рассыпались сердечным признаньем девушки, словно неслись к Меду и звали, звали его придти, вернуться и навестить влюблённую Росу.

– Я – солнце твоё! Я – луна твоя! Я – звезда твоя! Я – путь освещаю тебе! – шептала девушка в непроглядную ночь. Дикие звери вскидывали свои оскаленные морды, и со страхом поглядывали на танцующий огонь. И стороной обходили грозное предупрежденье. Ведь они не знали и не понимали, что это огненный призыв любви.

И Мед увидел издалека огонь любви, пылавший у него в сердце и в чёрном небе.

– Она ждёт меня! Она хочет нашей встречи! Она шлёт мне сигналы! – обрадовано заговорил счастливый Мед и громко закричал.

– Э-гей, Роса, я иду к тебе! – и звонкое эхо, разбрасывая тьму, плотность и дальность дороги, полетело к девушке с огнём в руках.

– Скорей шагай, мой охотник и победитель!

Разбуженные козы с удивлением и непониманием смотрели на вращающийся огонь над их головами, а Тих тоже не спал, улыбался, ворочался на нарах и радовался за сердечное счастье любимой сестры. Потом не выдержал и встал, смастерил свой факел, и вторая огненная комета запылала над скальной возвышенностью, более яркая и хвостастая, рассыпая золотой рой призывных слов, отгоняя тьму и опасность острых зубов хищников.

Наверное, ночная встреча оказалась радостнее и теплее, чем дневной обед. Теперь запекали зайчатину в углях, лакомились мягким и вкусным мясом, запивая кипячёной водой, заваренной сухими плодами шиповника, боярышника и свежими цветами кизила. И неотрывно любовались друг другом, точно у них состоялась долгая и вековая разлука. Эти взгляды теперь стали лучше, теплее, красноречивей, богаче и ближе, чем застрявшие слова.

За всех говорил Тих, объедаясь мясом, которое редко подавалось к столу в их стойбище.

– Молодец, Мед, ты удачливый охотник! Так быстро двух зайчишек поймал на стрелу! Я сколько хожу и никак не могу подстрелить убегающих зверюшек!

– А Меду далеко уходить нельзя, ведь я ждала его! – неожиданно Роса призналась в своём чувстве.

– Это правда? – вспыхнул Мед от давно заданного сердцем вопроса.

– Разве огонь факела тебе ничего не рассказал?

– Он стал моим призывным светом!

– А я твоей возлюбленной!

– Да здравствует наш славный костёр!

– Это весна виновата! – заметил Тих.

– А может это сон наяву? – вдруг испугалась Роса.

– Протяни руку ко мне, и ты почувствуешь горячий стук моёго сердца! – смущённый счастьем, застеснялся смелый охотник, прикрываясь пылкой тирадой.

А Длинное горное плато, самое низкое и доступное из всех плоскогорий Тавриды, испещрённое балками, руслами ручьёв и рек, скалистыми гребнями, воронками, котловинами, небольшими долинами, слабо облесённое и продуваемое ветрами каменистое пастбище для скота живущего здесь народа – тавров. Нагорье, словно «оспы», пронзили черные колодцы пещер, куда не раз проваливались любопытные и не осторожные звери. В обрывах скал, тянущихся на востоке и западе, довольно много хорошо обогреваемых солнцем и защищённых от колючих и хладных ветров, дождей и непогоды навесов и гротов. В них укрывались и находили убежища охотники и скотоводы, использовали для загона скота на ночёвку или спасались в сильный буран и непроглядный туман.

В зимний, весенний и осенний периоды на плоскогорье веют южные ветры, а летом западные и северо-западные ветры.

Через всё плато протекает река Суботхан, есть два небольших озера, и изливается много родников и источников. Встречаются голи – естественные понижения, замкнутые воронки, заполненные дождевой и снеговой водой. Дно таких углублений покрыты слоем красной глины, преграждающей утечке воды в подземные полости, иногда пастухи уплотняли дно голей глиной с соломой и навозом. Получались полуестественные водохранилища, утоляющие жажду выпасаемому скоту в жаркие дни лета.

На Длинном плато лежат черноземовидные щебенчатокаменистые почвы, сильно разрушенные от выпаса скота. Луговые низины с намывным слоем почвы тавры использовали для земледелия.

Глухая сторона, если внизу в долинах весело вились дымы над стойбищами, деревеньками и хуторами, то здесь замшелые камни, высокие и пахучие травы, дикая затерянность горного мира с хищниками и опасностями.

Травянистая растительность простиралась здесь из чабрецово-типчакового сообщества в восточной части, на северных отрогах и в центральной части состоит из дубравниково-типчакового сообщества, а на дне карстовых воронок и по пологим склонам – злаково-подмаренниковые. По краям плато высится лес из дуба, граба, клена, бука, а по балкам заросли кустарников из лещины, кизила, клёна полевого, липы, тёрна.

В сквозном весеннем свете отпечатывались рядом и пересекались лазурные следы Росы и Меда, которые так и не заснули в такую волшебную ночь, сладкое дыханье влюблённых словно застыло в белых лепестках подснежников, в горицветах весенних, в крокусах прекрасных. Точно живая и зрячая восходила, прорастала, зацветала и ступала любовь.

Святилище Красной пещеры

Жить в Красной пещере было неудобно, холодная, сырая, населённая необычными и жуткими звуками журчащей воды, где обитают души умерших людей.

Роса привела Меда к входу в пещеру. Здесь каменный красный панцирь скалы раскололся и гигантские глыбы раздвинулись, открывая широкий лаз в чрево земли. Скалистые острые и поломанные клыки торчали в оскаленном зеве зловещего ада. Здесь всегда ждали заблудшие редкие души. Там, в подземной глубине, мир опасный, ужасный, неясный. Необычное внутреннее предостережение остановило Меда перед чернотой, он замер и сразу ощутил дыхание пещеры, будто звериное, прерывистое, сиплое, с кашлем и мокротой. Потом послышался скрежет клыков, словно точили их о белую кость мертвеца. И непонятная дрожь воздуха сжала и пронзила тело Меда. Он чувствовал, как оплетают его невидимые щупальца кошмарных ходов под землёй. И влекут таинством первых робких, но смелых шагов.

– Ты слышишь, Роса, в пещерной засаде, замерло чудище неведомое? – вдруг с опаской проговорил осторожный охотник.

– Нет, мой милый, там восседает Божество! – успокоила девушка насторожившегося охотничьего орла.

– Я слышу тяжёлую поступь?

– Это шаман идёт нам навстречу.

– А не крадётся ли коварный зверь?

– Мы с тобой увидим мудрого мага!

– Я вижу только далёкое сияние.

– Пещерная тень длинна и загадочна.

Они с вопросительным ожиданием застыли на перекрёстки тьмы. Оттуда нечеловечий дух глядел красным глазом сквозь каменный хаос и хитросплетенье ходов, где раздавался железный хромоногий скрип ступающего Хранителя пещер, осторожно ставившего ногу и бормотавшего молитвы во имя спасения мира.

Появился Шаман внезапно, как свалившаяся судьба с проклятьем схожая, желто-серый, седой, всезнающий с пылающим факелом, подожжённым от раскалённого земного нутра. Медвежья коричневая шкура укрывала нагие крутые плечи, а на ногах деревянные башмаки, подбитые бронзовыми подмётками. Белая борода и сверкающие глаза. И мощные руки, умеющие вырвать горячее сердце у врага или непокорного тавра. Шаман велик и могуч у Святилища Подземногол Духа, разгоняя мрак багровым огнём, отпугивая черных бесов, пляшущих по кровавым стенам. Здесь думы, мечты и виденья срослись с мечущимися мыслями Меда.

Белые черепа с чёрными глазницами, аккуратно выстроенные вокруг каменного пышного идола с кружевными натёками, сурово и магически взирали на пришедших к пещерному святилищу. Ведь в них обитали души мертвых, а живые не могут их понять, как не соединить земной Удел и подземное Тленье.

Сальные огни язычество горели в глиняных плошках, расставленных на известняковом подиуме пещерного храма. Тут же рядом на скальных выступах, террасах и полочках стояли ритуальные чаши, кубки, кувшины, миски, полные яств и приношений Божеству. Лепные сосуды имели глянцевитую поверхность, одни чёрные, другие розовато-коричневые, украшенные рельефными валиками или нарезным геометрическим орнаментом.

А на особом центральном постаменте находился необычно украшенный сосуд. На округлых глиняных боках чернолощеного сосуда вырезаны изображения солнечного диска с расходящимися лучами и узор-орнамент грозового неба с вдавленными каплями дождя и рассекающих линий, изображающие зигзагообразные молнии. Священная композиция из Высших сил природы, ведь от них зависит судьба урожая. С гулкой высоты пещерного зала-храма, с рифленого, цвета слоновой кости потолка, капала прозрачная слеза Божества прямо в мистический сосуд, полный хрустальной влаги.

– Вступая в мир любовного родства, ваши души юны и безгрешны, но помните истину Бога – святое для вас и жизни вашей – земля, вода, воздух и солнечный свет! Возьмите храмовую чашу, испейте чистоту небес и силу земли! Живите уверенно и стройно, родите и воспойте своё дитя! – громовым голосом читал обряд семейного соединения мудрый и мистический шаман. Эхо его голоса кружилось по пещерным лабиринтам, набирала акустическую мощь и вылетала через пещерные «глотки» в скальный объём ущелья, где провозглашая и трубя, сообщала роду тавров о бракосочетание двух влюблённых из разных стойбищ.

И Мед и Роса подняли храмовую чашу и окунули губы в хладную прозрачность, будто поцеловали синеву небес и земную благодать.

– Примите наши скромные приношения храму! – почтительно произнёс Мед и положил ободранную тушу зайца на скальный ровный стол для подарков. А Роса рядом оставила выделанную и очищенную заячью шкуру.

Праздник прекрасный и привольный состоялся на зелёной туфовой поляне в овале багрово-красных обрывов и пропасти со сверкающим водопадом.

Тут у рода Росы было своё стойбище с небольшой, вырубленной в мягком туфе, полуземлянке с низкой лежанкой и нишами по бокам. Рядом, накрытые каменными тяжёлыми крышками, виднелись хозяйственные ямы, по форме колоколообразные, заполненные малым количеством хлебного зерна, оставшегося от длинной и долгой зимы. Только после нового выращенного урожая зерновые ямы заполнят до отказа. Вторая полуземлянка, как две капли, похожая на первую. На входе висела примитивная дверь, вращавшаяся на вертикальном столбике. Тяжёлая кровля жилища из вырезанного кубами дёрна держалась на прочной конструкции из толстых кизиловых жердей и была похожа на плетённый шалаш с округленными углами.

Справа от входа горел очаг, рядом с ним на каменной ровной плите разложили пиршественный стол. Кухонная простая посуда для приготовления пищи серого и коричневого цветов, полная вкусной снеди, горячо дышала в ожидание едоков. Пустая лощённая, глянцевато-чёрная посуда для еды и питья из кубков, чашек, блюд блистала чистой и томным ожиданием сытного угощения. Оба вида посуды украшали врезанные изящные линейные орнаменты, горизонтальными валиками или круглыми и иными налепами.

Родители Росы, ещё крепкие здоровьем – сорокапятилетний отец-охотник и мать, смотрящая за скотом стойбища, сидели во главе стола. Им первым подавалось угощение, готовили еду все родственники малой деревеньки. Невеста ухаживала за своим возлюбленным, она подала ему чашу, собственноручно вылепленную из глины и инструктированную ярко-белой пастой, полную напитка, выдержанного из винограда. Все сытно ели, славно пили и торжественно поздравляли счастливых молодых.

Шаман из Святилища Подземного Духа появился на поляне под вечер, когда пылал большой костёр, разгоняя тьму и таинство ночи. В руках у него было два горящих факела, которым он совершал Обряд Огнём, выписывая культовые знаки над стоявшими на коленях молодожёнов. Розовые искры роем осыпали склонённые головы, точно золотыми блёстками, будто предвещая богатый урожай зерна. Очищение огнём – древняя отрада тавров, как благодать, ниспосланная Пещерным Духом, как горячее блаженства тепла и света в подземной тьме, куда на поклонение спешит народ тавров, где прячут дорогие приношения и в жертву культу Богине Девы отрубают головы пленным чужестранцам.

– Мы – тавры – свободный народ! – гордо и громко заявил шаман. – Мы не рабы и не станем ими никогда, пусть нас теснят кочевники, сгоняя с плодородных земель и речных долин, мы поднимемся в горы, и там будем сражаться до последнего конца! – неожиданно с патетикой обратился шаман и местный вождь в одном лице, к своим соплеменникам. Он использовал каждую сходку народа для патриотических лозунгов.

– Пусть Идол наш великий восстанет непреодолимою преградой для врагов на перекрёстке горных дорог! И меч наш острый покарает захватчиков! – продолжал он греметь призывами и поклонением пещерному Богу.

Для первой брачной ночи молодожёнам выделили уютный Ночлежный грот, где перед входом горел костёр, лежали собранные кучи сухого хвороста и дров, стояли чаши с лакомством и колдовскими напитками, настоянными на горных злаках, цветах и травах. Мягкая подстилка из высушенных трав укрывало дно грота. Рядом с боевым набором из колчан со стрелами, тугими луками, копьями положили родители молодым хозяйственные и бытовые предметы: хорошо отполированный молоток из камня диорита с кизиловой ручкой, костяные иглы для шитья, каменные зернотёрки, кремневые серпы, вставленные в оправу из челюсти быка.

Музыкой сладкой зачаточной ночи стал играющий и сверкающей лунной пеной весёлый водопад. Ох, как счастливо стонала пещера в ночном вдохновенье в продолжение человеческой жизни! Ах, как ревела и радовалась Вода в яростном восхищение, падая с каменной высоты. И весенний гром с белой молнией на изломе блистал на театральной сцене Палат-горы. И покатился молодой орошающий дождь по горным хребтам тавров. «Страну, прилегающую к морю, гористую и выступающую в Понт, заселяет племя тавров», – говорил в V в. до н.э. отец истории Геродот.

Под уютным солнцем апреля обнялись и застыли молодожёны. А водопад, обиженный не вниманием и не купанием влюблённых, брызгал и ревел ещё громче, приглашая под свои колкие и бодрящие струи. И ступили обнажённые мускулистые тела в водопад жизни. Ах, как короток и приятен этот путь, откуда начинает весёлая игра воды с брызгами, паденьем, круженьем и мокрым шепотом посиневших губ.

Защищая Золотое Ярмо

На горе Золотое ярмо в укреплённом убежище жил Мед. Сюда и привёл он свою молодую жену Росу. Крепкая стена подковой преграждала путь из степи в горный район. Если хлынет кочевая лава на быстрых конях, то наткнётся на каменную защиту и придётся спешиться и идти штурмом на маленькую крепость, которая яростно будет сражаться и не сдаваться до конца. А на жестокий бой будет затрачено время, за которое племена тавров с женщинами и детьми успеют скрыться в непроходимых лесах или уйти под защиту скальных обрывов и диких пропастей высоко в горах.

Большинство жителей укрепления занимались земледелием и скотоводством, лишь Мед заявил о себе уже опытным охотником. Но в минуту опасности, все жители становились воинами и защитниками своего укрепления на горе Золотое ярмо. Вид с неё открывался в зелёную степную даль с засеянными полями по речным долинам, насыпными и природными курганами, каменными «бабами» на вершинах, волнистыми ковылями и колючими «перекати-поле». Желто-лиловая широкая световая даль. А в пропадающей глубине поднималось до горизонта и синело море.

Враг появился внезапно и неожиданно, когда на укрепление не оказалось мужчин, ушедших на пастбища для убоя скота, чтобы успеть вывялить мясо на солнце до прихода зимних холодов. И женщины рассеялись по полям, собирая урожаи. Лишь Мед и Роса оказались в крепости, да малые дети, старики и старухи.

Роса первая увидела грозную опасность, и показал рукой Меду.

– Что это пылит внизу?

– Это конница кочевников и несутся они на нас!

– Что будем делать?

– Сражаться!

– Вдвоём?

– Да!

– Это неразумно, мы продержимся недолго и все погибнем.

– Что ты предлагаешь?

– Нужно придумать военную хитрость.

– Какую?

– Простую.

– Говори быстрее, враг уже близко.

– Ты собираешь всех живых – детей и стариков – и уводишь в ближайший лес.

– А ты?

– Я задержу врага!

– Как?

– Потом узнаешь, а сейчас скорее сгинь отсюда!

– Это твой приказ?

– Да! Спасай детей!

События разворачивались с молниеносной быстротой. Конники замедлили бег коней, подскакав к стене и укрывшись щитами, ожидая град стрел и камней от защитников крепости. А там, на каменной стене вдруг появилась младая дева в полный рост, совсем не боясь разящей стрелы. На боевом копье в её руках колыхался белый лифчик, снятой с роскошной женской груди, белоснежной, упругой, с торчащими розовыми сосками.

Воины-мужчины, пропылённые и запотевшие, уставшие от дальней дороги, совсем не хотевшие кровавой битвы, и вдруг увидели такое прекрасное и удивительное чудо, точно таврская Богиня Дева предстала перед ним обнаженная и восхитительная в своей женской изумительно нежной красоте.

Тут же многие спешились и уселись на полу, предвкушая волшебное видение, спектакль, где юная грация исполнит танец степного ветра и буйной скачки. И не ошиблись. Перед ними засверкало гибкое тело со сложным переплетением прочерченных линий, изящных, нежных, тонких, глубоко лиричных, с весёлым орнаментом завитушек вращений, легкое дыхание прыжков, высоких и стремительных.

А танцующая женская нагота вызывала у воинов восторг восхищения, душного ослепления и жаркого опьянения. Бешеная мужская сила взрывала бесшабашные головы, потерявшие здравые мысли о военной тактике и командных окриков. Да и сами командиры оказались в хмельной власти женского смелого порыва обнажения, когда нахлынувшие воспоминания о далёком доме и милой жене, пронзительно выворачивали их сердца, слезой накатывались на запылённые лица и дрожали от вечного мужского хотения.

Роса! Тебя сейчас воспевали враги, забыв о войне, страданиях и пролитой крови. Сколько раз к тебе летели мечты вдохновения и желания приблизиться, увидеть поближе и прикоснуться к твоей атласной коже, словно перед воинами протекал волшебно-воздушный сонзатмения с сочным образом женского обнажения.

В застывшей от мужской немоты и бури вздымающей крови толпе все думали, что ты улыбнулась только ему, раскинув белые руки для крепкого объятия, а им дико хотелось лишь на миг прижаться губами к ослепительной нагой красоте. И задохнуться от сладкого лобзанья. Многие из солдат, окрылённые и счастливые от сумасшедшего виденья, даже плакали, не стесняясь охальных сослуживцев.

Эх! Только бы поближе заглянуть в твой сокровенный треугольник и зажмурить глаза от разливающегося удовольствия.

* * *

Сколько прошло времени от танцующего образа красоты? Наверное, вечность! Уже сошлись, сбежались и возвратились, застигнутые врасплох, воины маленького гарнизона, чтобы принять свой последний и смертельный бой.

Всё, солдат, уже не жди, не уповай на похоть любовной близости, не верь воздушным очертаниям и великолепной пластике, глаза загребущие и усталые смежи, теперь лишь в молитвах ворожи.

Мед тоже обернулся быстро, увёл детей и стариков в лесное укрытие, где конь сломает ногу, где глаз выколет сухая ветка, где лиана опутает бойца. Увидел обнажённую Росу на крепостном валу и всё хорошо понял, в чём состояла её военная хитрость. Скорей спасти! Вскочил на каменную стену и руки протянул для защиты. И успел обнять её, крепко прижав к бьющемуся сердцу.

Но враг уже очнулся от томного забытья, от дурманящего сна, от липких умыслов, от сладости женского обольщения. И зло пропела стрела, а за ней такая же ядовитая змея выпустило острое жало. И беспощадно пронзили и поразили Росу и Меда. Прошли тысячи лет, как один миг. Лишь археологический отчёт может продолжить этот рассказ. Наша общая книга «Как раскрываются тайны», где учёные О.И. Домбровский и А.А. Щепинский в своей статье «Археологические загадки Красных пещер» дают увлекательное заключение: «Однажды, когда работы в Кизил-Кобе (Красная пещера) уже развернулись, школьники из туристского кружка Каховской средней школы, тоже члены Горного клуба, сообщили о сделанном ими открытии. Вместе со своим руководителем А.С. Прибыловским они нашли по соседству с Кизил-кобой на горе Золотое ярмо близ села Дружное остатки древнего укреплённого убежища. Можно предполагать по его сходству с другими изученными убежищами, что оно было создано каким-то племенем тавров для защиты от скифов. Видимо, это происходило в VII-VI вв. н.э. Позднее, при сближении тавров и скифов, убежище надолго стало ненужным. Лишь в III-IV вв. н.э., в связи с новыми историческими обстоятельствами, заброшенное укрепление было опять возобновлено и перестроено. В это время смешанное оседлое население предгорий, видимо, в свою очередь отбивалось от теснивших его новых врагов – кочевых народов.

При дальнейших исследованиях на горе Золотое ярмо под руководством П.Н. Шульца ниже убежища были обнаружены следы позднескифского поселения, а рядом, на плато Долгоруковского нагорья, открыто более древнее кизил-кобинское поселение и большая группа так называемых каменных ящиков. Неподалеку от Золотого ярма, в долине Малого Салгира, при участии тех же учеников Каховской школы был открыт и исследован курганный могильник. Под насыпями раскопанных курганов были обнаружены человеческие скелеты. Погребённые лежали вытянуто на спине, головой на запад. Захоронения перекрывались небольшими каменными закладами. В этих курганах была найдена лепная посуда: большие и малые горшки, миски, кубки с характерными кизил-кобинскими украшениями. При погребении эти сосуды были наполнены пищей и питьём, предназначенными утолять голод и жажду умершего на пути в загробный мир.

У изголовья одного из погребённых лежало бронзовое зеркало, а по сторонам черепа были найдены бронзовые серьги. В другой могиле оказалось два скелета. Один, крупный, с хорошо выраженными мышечными буграми на костях, принадлежал молодому, атлетически сложенному мужчине (это Мед, павший от стрелы врага). Второй скелет – молодой женщины (Героиня – Роса, пронзённая смертельной стрелой) – лежал в объятиях первого. С удивлением смотрели археологи на открытую ими картину.

Кто знает, какие драматические события преждевременно вырвали из жизни эту юную чету? Парные погребения в курганах встречаются нередко. Чаще всего они были связаны с человеческими жертвоприношениями в честь умершего. Жена, ребёнок, брат или друг должны были сопровождать на тот свет своего знатного родича или соплеменника. В жертву могли принести и схваченного чужеземца или пленника, взятого в бою. Во всех этих случаях взаимоположение костяков погребённых иное, чем в данном, – сразу видно, кто главный, а кто только сопровождает основного покойника. Главного обряжали с торжественностью, подобавшей тому общественному положению, которое он занимал. Лежит он в центре широкой могилы, вокруг него вещи, служившие ему при жизни, а тела людей, насильственно отправленных с ним в могилу, занимают скромное место в его ногах или на почтительном расстояние сбоку.

Жизнь древних людей была ограничена вековыми суевериями, каждый их шаг был подчинён религиозным обрядам, запретам, нерушимым обычаям. Что же побудило их в данном случае нарушить обычный ритуал, поступить вопреки погребальному канону? Признаемся, невольно вслед за этим вопросом нам в голову приходят мысли, выходящие из рамок бесстрастного и объективного археологического исследования. Но это мысли о вещах, извечно присущих человеку. Кем были друг другу эти безвестные кизил-кобинцы? Соединила их или не смогла разлучить смерть? Может быть, это одна из жён добровольно отправилась на тот свет за любимым супругом, безвременно погибшим в какой-нибудь схватке с врагом? В то тревожное время людям приходилось не только непрерывно трудится, добывая пищу, но и постоянно сражаться за плодородную землю долин, за пастбища и охотничьи угодья – владения своего рода или племени. О кровавых битвах часто рассказывает археологам то обломок кремневого копья в грудной клетке человеческого костяка, то бронзовые наконечники стрел, застрявшие в глазницах или позвонках погребенных, то следы страшных ударов боевых топоров на черепах и костях. Все известные археологам в горном Крыму поселения и могильники эпохи раннего железа (начиная с VII в. до н.э.) тяготеют к обширным, самой природой укреплённым и замкнутым горным урочищам. Крутые лесистые склоны, отвесные скалы делают их труднодоступными, а там, где можно пройти, люди сами сооружали искусственные препятствия, например, каменные стены, протянутые от обрыва к обрыву поперёк узких горных проходов. На Долгоруковском нагорье, недалеко от Красной пещеры была обнаружена такая стена, преграждавшая проход из бассейна верховьев Салгира в бассейн Бурульчи и других притоков реки Зуи. Северная чатырдагская стена стояла на спуске в долину Салгира с западной стороны. Таким образом, широкая, хорошо орошаемая чаша его верховьев, собирающая воды многих родников и богатая плодородной почвой, была защищена со всех сторон. Точная дата сооружения этих стен ещё не установлена.

Чем больше всматриваемся мы в разнообразные древности этого огромного урочища, тем яснее становится, что Кизил-коба в свое время являлась центром какого-то своеобразного мирка. В VII-VI столетиях до н.э. и позднее его обитатели жили довольно замкнуто и, видимо, несколько изолированно от населения соседних урочищ, а тем более от чужеземцев. Коренное население Крымских гор во многих местах долго сохраняли свою независимость, а вместе с ней и самобытную примитивную культуру, которую оно донесло почти до раннего средневековья».

Прощайте Мед и Роса! Мы будем помнить о вашей горячей любви и самопожертвованию ради своего народа. Пусть эти строки станут воспоминаниями о вашей печальной повести древнего времени!