Читать книгу Сети судьбы - Владлен Росс - Страница 6

Недалеко, через переулок, находилась школа, в которую я и пошел. Классы в ней делились на мужские и женские. И до пятого я учился на одни пятёрки, стараясь выводить «нажим-волосная», вырабатывая правильный и красивый почерк.

Все усилия по освоению каллиграфии оказалось тщетным. В старших классах почерк мой стал ужасным, мелким, а буквы – похожими на китайские иероглифы. Как раз для моей будущей специальности – медика.

Вспоминаю, как зимой на переменах мы выскакивали во двор и играли в снежки, если это можно так назвать. Зимы в курортном городе приходили в конце января и заканчивались в третьей декаде февраля. Снег, если и шёл, был мокрый, превращаясь в жижу на дорогах.

И, соответственно, «снежки» представляли собой довольно твердый ледяной кусок, одним из которых я и засветил как-то на перемене старшекласснику прямо под глаз. Случайно, конечно. Но хорошо, что нас было много, и он не смог узнать, от кого такой «подарок».

В более теплое и сухое время мы, мальчишки, играли в «пёрышки». Если пёрышко от перьевой ручки, брошенное на землю, падало навзничь, на спинку, это называлось «цыкой» – позиция проигрыша, ход переходит к другому. А если выпуклостью наверх, «букой» – позиция выигрыша, что давало право на дополнительный бросок.

А целью было попадание своим пером по перу противника и, если попадание случалось, то перо противника забиралось как трофей. Так вот, были перья под названием «рондо», которые почти всегда падали букой из-за особенностей формы. Они были узкие, имели глубокие бортики, рабочие концы были загнуты к верху, как у фигурных коньков. С таким перышком можно было набить полный карман перьев.

Ещё любили игру с монетами. В ходу было полно серебряных пятёрок и рублей. Бьёшь ребром монету о стену так, чтобы она упала как можно ближе к монете противника, и если растянутыми пальцами, от мизинца до большого, дотягивался от своей монеты до другой, – выигрыш. Проигравшему – шелобан (щелбан) – щелчок пальцем по башке, или саечка – щелчок по подбородку.

Еще играли в «жошку». Кусочек свинца с прикрепленной к нему овчиной подкидываешь внутренней боковой стороной ступни, как мяч футболисты. Кто больше раз подкинет, не уронив «жошку» на землю, тот выигрывает.

А как ободы от велосипедов катали, гоняли, вставив палку в ребро обода! И самокаты были, сделанные или ребятами повзрослее, или взрослыми из двух досок и двух подшипников.

Были даже «скейтборды» – доски на четырёх подшипниках, на которых можно катиться и лёжа, по наклонной дороге.

Ну и игры в «войнушку»! Без этого трудно даже представить то время.

В городе было много разрушенных зданий. И нередко, лазая в развалинах, находили и пистолеты, и ружья, и клинки. Все, конечно, ржавое, не рабочее, но для игр годилось. А посмотрев еще и фильмы, подражали героям кинолент и дрались на шпагах из палок или прутьев, бегая по развалившимся стенам. Метали ножички, как в фильмах.

Кажется, в четвёртом классе нас объединили с девочками. Помню хорошо одно: позади меня сидела очень красивая черноволосая девочка, в которую я сразу влюбился. Ну и начал «кадриться». То зелёный карандаш попрошу, повернувшись на 180 градусов, то желтый, показав свой, сломанный. Короче, потом я влюбился в другую, потом в третью. И так до старших классов.

Ну что я мог поделать? То одна становилась лучше других, то другая.

А в 10 классе к нам пришла на практику студентка пединститута, сверкая коленками в капроне. Вот тут я почувствовал другие волнения души. Тут я стал чуть ли не выворачиваться, как снова бы сказал В. Маяковский в том же произведении «Облако в штанах»: «А себя, как я, вывернуть не можете, чтобы были одни сплошные губы».

В это время я организовал маленький самодеятельный школьный оркестрик. Так с этой практиканткой мы частенько задерживались в школе, обсуждая номера для будущих концертов.

Мои чувства, точнее, гормоны росли как снежный ком. Я провожал её до дома, мы дольше и дольше задерживались у её калитки. Вот и первый поцелуй! Обалдеть! Потом она стала приглашать меня в дом, чтоб не торчать на улице.

Нас всегда встречала её мама, поэтому мне хотелось побыстрее выпить предложенный чай, выйти из дома и получить еще несколько поцелуев на прощание.

А на улицах иногда еще случались межнациональные разборки. Реабилитированные народы возвращались в свои края, где уже обитали представители других национальностей, считавшие эту землю своей. Часто можно было увидеть групповые драки, поножовщину.

А милиционеры в такие моменты, заметив издалека, что собираются две группы, исчезали в ближайшем переулке. И надо сказать, правильно делали – здоровье дороже.

Обычно спор затевали двое. Тут же к каждой стороне подтягивались группы поддержки, а вокруг собиралась толпа любопытных. Получалось сборище людей в таком количестве, что ни по проезжей части, ни по тротуарам пройти было невозможно. В какой-то момент все начинают расходиться, а в центре, на проезжей части дороги, остается лежать один из зачинщиков. Это были 1957—59 годы.