Читать книгу Сахалин. Каторга - Влас Дорошевич, Влас Михайлович Дорошевич - Страница 11

Люди на работах.

В тюрьме остались только староста, каморщики, то есть уборщики камер, парашечники, вообще чиновники, как их насмешливо называет каторга.

Метут, скребут, чистят, прибирают. Везде белят. Из ельника делают очень живописные узоры и убирают ими стены.

Ждут приезда начальства, – и, конечно, тогда тюрьма не будет иметь того вида, какой она имеет теперь, в своем обычном, повседневном, будничном уборе.

Вольная тюрьма – и Корсаковская, и всякая другая на Сахалине – производит впечатление просто-напросто ночлежного дома. Очень плохого, очень грязного, где собираются самые подонки городской нищеты. Где никто не заботится ни о воздухе, ни о чистоте, ни о гигиене. Пришел, выспался – и ушел! «Пропади она пропадом!»

Грязные, тусклые окна пропускают мало света.

Нары – посреди каждого номера – скатом на две стороны. Нары вдоль стен.

Грязь – хоть ножом отскабливай. Мылом никаким не отмоешь.

Когда моют полы, поднимают одну из половиц, и грязь просто-напросто стекает под пол.

Мы застаем как раз такую картину.

– Ах, свиньи, свиньи! – качает головою смотритель, словно в этом виноваты одни «свиньи».

Пробую палкой, – палка чуть не на пол-аршина уходит в жидкую грязь в подполице.

На этом-то болоте из грязи стоит тюрьма. Этими испарениями дышат люди.

– Очень, очень скверная тюрьма! – подтверждает смотритель. – Теперь еще ничего, только сыро. А зимой – холод. Скверно, очень, очень скверно.

Почти во всякой тюрьме в каком-нибудь номере вы непременно увидите скрипку. Она висит обыкновенно на передней стене, где висит все, что есть наиболее ценного у тюрьмы, – образ, лубочные картины, какие есть, лучшее платье. Около этой стены стоит обыкновенно и отдельная, сравнительно чистая постель всегда чисто одетого в свое платье старосты.

Скрипка – любимый инструмент каторги.

Помню, я рассказал кому-то из каторжных ту сцену из «Мертвого дома», где Достоевский описывает, как загулявший каторжанин нанимает скрипача и тот целый день ходит за ним и пищит на скрипке.

Мой собеседник даже словно обрадовался.

– Вот, вот – для этого самого! Загуляет кто! Это господин, про которого вы изволите говорить, верно описал.

– Да ведь он описывал давнишнее время.

– Все одно и теперь. Скрипка – первая штука, ежели гулять. Веселый инструмент.

В одной из камер на стене висели самодельные картины одного из каторжных, Бабаева. Картины изображали скачущих верхами генералов.

– А где сам художник?

– На гауптвахте сидит. В одиночке содержится.

– Вот что, я возьму одну картину – на тебе рубль, передай Бабаеву. Ему чай, на табачишко, на сахар нужно! – дал я нарочно, чтобы испытать, передаст ли человек деньги своему еще более страждущему товарищу.

– Смотри же, передай!

– Помилте!

Деньги переданы не были.