Читать книгу Весна – любовь моя - Всеволод Воробьёв - Страница 8

Часть 1
Вечерних зорь очарование
Воздушный гимнаст

Оглавление

Потеря сбитых на тяге вальдшнепов, когда нет собаки, для охотников, отдающих предпочтение именно этому виду весенней охоты, явление столь знакомое и обычное, что многие относятся к этому совершенно спокойно, считая неизбежным злом. Во-первых, каждый падающий после выстрела кулик может оказаться подранком, что сразу сводит почти на нет результат его поисков. Я однажды видел, как шустро бегает этот обитатель ольховых зарослей и заболоченных низин по самому, казалось бы, непроходимому бурелому. А во-вторых, даже чисто битого красавца, упавшего всего за тридцать метров от вас, всё равно найти нелегко, поскольку в сумеречном лесу вы сразу теряете верно выбранное направление и чувство расстояния так, что поиски происходят иногда совсем не в том месте.

Но самое главное – драгоценные минуты, которые вы на эти поиски затрачиваете, в то время, как над поляной, на которой вы только что стояли, раздаётся заветное: хорр, хорр… И сразу хочется бежать туда, бросив поиски. Пытаешься утешить себя подленькой мыслью, что можно найти потом, после тяги, ведь есть же с собой сильный фонарь! А, в крайнем случае, можно придти по свету и завтра утром… Хотя по предварительному плану с утра нужно быть уже в другом месте и на другой охоте.

А то ещё в конце тяги сверкнёт над тобой, загрохочет, и польётся на лицо и плечи озорной проливной весенний дождик. Заставит рвануться скорей сквозь встречные струи к машине или к стоящей в укромном уголке палатке, или к деревенскому дому, где за накрытым столом кто-то тебя ждёт с ужином, стопкой, горячим самоваром… Так и остаются иногда в лесу ненайденные, зря загубленные вальдшнепы, которых подбирают потом горностаи, хори или лисицы.

Я всегда очень переживаю из-за любых потерянных птиц, стараюсь избегать дальних выстрелов, когда есть реальный вариант «уронить» её туда, откуда потом достать будет сложно. Это у меня ещё с юности, когда унесли от меня быстрые весенние воды сбитых над ней двух красавцев чирков…

И с вальдшнепами у меня проблемы были. Иногда кажется, что и лес не такой густой, ну, подумаешь, – тут ивняка в жёлтых барашках немного, там, у ручья, тресты чуть-чуть, но падает-то он, как назло, именно туда! А искать нет времени, и скоро бежать на последний, уходящий в город поезд. И ночевать не останешься, чтобы утром найти, – завтра рано на работу. Даже зарок себе давал – стрелять только над чистым. Но уже в следующий раз в азарте всё забывается, а птицы летят всё не там, где хочется, тут и плюнешь на все зароки, уложишь его, миленького в кусты и снова ищешь с проклятиями.

Сколько раз во время поисков наступал на свой трофей ногой, и только по хрусту костей понимал, что топчу давно искомую птицу. Сколько раз, придя утром, с удивлением обнаруживал вчерашнюю «пропажу» лежащую открыто на тропинке или чистой полянке, но – в стороне от того места, которое буквально выползал вчера. Но один такой случай запомнился особо.

Произошло это в районе станции Бабино на берегу небольшой, но красивой речушки Равань, притока Тигоды, которая в свою очередь является крупным левым притоком могучего Волхова. В юности наша немногочисленная охотничья компания очень любила эти края. Тогда, в шестидесятых годах, место это в охотничьем плане считалось у нас просто сказочным: – на речных, обширных в весеннюю пору разливах – масса пролётноё утки, скромный, но достаточный по нашим масштабам, тетеревиный точок в поле возле реки и богатая вальдшнепиная тяга в светлом берёзово-ольховом лесу. И всё это – в километре от деревни, где познакомились мы однажды с приветливыми хозяевами, и ездили потом к ним несколько лет. Хотя и водилась за этим краем дурная слава «сто первого километра» куда селили людей с поражением в правах.

Бывало, что хоть разорвись, – какой охоте отдать предпочтение. Утром можно в шалаше на току посидеть или на разливах караулить селезней с манком и чучелами. Вечером – опять выбор, идти стоять тягу или опять же на речку, там вечерние зори бывали иногда интересней утренних. И какое счастье, если на майские праздники подворачивались три свободных дня, в которые можно было насладиться всем.

В тот раз охотились вдвоём с Жекой Матвеевым. Сразу по приезде начали с тяги. Погода случилась не из лучших, временами налетал злой холодный ветер, и вальдшнеп летел плохо, высоко и с большой скоростью. Я сделал только один выстрел, зато – удачный. Жека стрелял трижды, но поскольку я стоял далеко от него, то результат мне был невидим. Когда окончательно стемнело, пересвистнулись, и я пошёл к нему, идти домой было как раз в ту сторону.

Он стоял, покуривая в ожидании меня.

– Как отстрелялся? – поинтересовался я.

– Неважно – ответил он – Одного промазал, одного подобрал, одного не нашёл.

– Далеко упал?

– Не очень, и я хорошо видел – куда. Всё в том месте истоптал, но безрезультатно.

– Может быть, подранок?

– Исключено! – твёрдо сказал он – Пошли!

– Куда? – не понял я.

– Куда, куда, – домой! – он усмехнулся – К тётке Шуре. Я что-то продрог и жрать хочу, а у неё наверняка картошка в чугунке только нас и дожидается. Даже в темноте я увидел его широкую и добрую улыбку.

– А как же вальдшнеп? – запротестовал по своей привычке я.

– Никуда он до утра не денется, зверья в этих полях и перелесках мы с тобой никогда не замечали. Завтра утром пойдём на речку, заглянем сюда и подберём, – он помедлил и уже со смешком закончил – Если найдём…

На том и порешили. И была действительно горячая картошка, солёные огурцы, а к ним – розоватое, домашнего посола свиное сало. Всё было замечательно и вкусно, хотя признаюсь, что к салу я вообще-то был всегда равнодушен.

Утром по дороге на речку зашли на место, где должен был быть вальдшнеп, но, к огорчению, сразу ничего не нашли, а утки на речных разливах так призывно крякали, что задерживаться нам совершенно не хотелось, и более серьёзные поиски мы отложили до возвращения с утиной охоты.

Погода продолжала хмуриться. Сидеть неподвижно в шалаше под моросящим дождичком – занятие не самое увлекательное, даже если у вас в руках ружьё и есть в кого из него стрелять. И всё же мы выдержали пару часов, но когда у каждого в руках оказалось по селезню, заспешили, оскальзываясь на раскисшем от дождя поле, к теплу и блинам, которые обещала к обеду напечь добрая тётя Шура. И чуть не прошли мимо, но меня будто что-то кольнуло, едва поравнялись мы с последними берёзками перелеска, где стояли вчера на тяге. Женьке очень не хотелось задерживаться, но я всё-таки настоял. Подойдя к тому месту, где мы вчера с ним встретились, я, как заправский следователь, начал командовать:

– Встань там, откуда вчера ты произвёл тот выстрел, – сейчас мы проведём следственный эксперимент. Жека ухмыльнулся, но выполнил мою команду.

– А теперь вспомни – откуда налетал вальдшнеп, представь направление его полёта, место над которым ты его стрелял и возможную точку его падения. Он взял в руки ружьё, долго крутился на месте, как бы заново прицеливаясь и поводя стволами, потом уверенно сказал:

– Иди вон к тем берёзкам, он должен быть там! По его указанию я пошёл и «зафиксировал» место, о котором он говорил, только после этого он присоединился ко мне. Местечко оказалось на удивление чистое, почти без травы, где трудно было бы спрятаться даже колибри, а не то, что вальдшнепу.

– Ты уверен, что это то место? – не унимался я. Но он в ответ лишь зло сверкнул глазами.

– И точно уверен, что он падал мертво? Он «взорвался»:

– Да сколько тебе раз повторять надо, – Да, падал мертво и вот за эти берёзки! Нервно закурив, он прислонился спиной к одной из них. Худосочная берёзка от его прикосновения качнулась, и я вдруг заметил какое-то шевеление в её густых ветвях, одетых в зеленеющие шарики будущих листьев. Сделав к ней шаг, чтобы лучше разглядеть, я на высоте трёх метров сразу увидел зависшего шеей в развилке сучка нашего пропавшего вальдшнепа. Раньше мы не видели его только потому, что все наши взгляды были устремлены на землю. Перехватив мой взгляд, Жека тоже увидел его, после чего мы поглядели друг на друга и заулыбались.

– Совсем, как гимнаст на трапеции в цирке – прокомментировал я этот необычный факт.

– Ну да, – согласился он – Только уж очень долго висит, представление-то давно закончилось!


Весна – любовь моя

Подняться наверх