Читать книгу Первая и негасимая - Вячеслав Евдокимов - Страница 21

По аллее шёл я парка,

У прогулочных был дел,

Лето было. Очень жарко…

На скамеечку присел,

Насладиться чтоб прохладой,

Что несла деревьев сень,

Упивался сей усладой…

Вот идти на солнце лень

Всё под ним куда‐то в дали,

Чтоб прервать у цели путь,

Ноги что‐то подустали,

Отдохнут пусть хоть чуть‐чуть…

Я закрыл глаза невольно,

Отдых нужен ведь и им.

Долго так сидел довольно,

Блажью отдыха палим…

А когда открыл глаза же,

Вижу, рядом человек

В возрастном почтенном стаже,

Он желаньем не померк

Запись делать всё в тетради,

Этим сильно увлечён

Всё какой‐то мысли ради,

Поглощён ей мило он…

Может, то стихотворенье,

Мысль какую‐то, трактат

Дал листку он в услуженье,

Но, гляжу, тому был рад.

Но, отвлекшись, был задумчив,

Не скрывал глубокий вздох…

Душу, знать, покрыли тучи,

Вот настрой скрывать уж плох.

Я не лез к нему с вопросом,

Ты о чём, мол, пишешь, друг?

Чтоб не быть вмиг под откосом

От ответа злого вдруг.

Продолжались всё‐то вздохи

И всё записи в тетрадь…

Вдруг дела с чего‐то плохи,

Может, вон подмяла тать?

Но мысль эту отвергала

Вдруг улыбка на челе,

Вон даря красу не мало,

Не подвластную хуле.

Ну тревожить не культурно.

Вновь глаза закрыл… Молчок.

Чуть не сон пришёл гламурно

И отвлечь на время смог.

А когда очнулся всё же,

То в момент был удручён,

Отлучился он, похоже,

Стоп! Стоп! Стоп! Забыл, ох, он

Ненароком ту тетрадку,

Вот лежала сиротой,

Подчиняясь беспорядку,

Человек не молодой

Сотворил что машинально,

Может, мыслью стал пленён

Он какою‐то повально,

Давши радость иль урон.

Поспешил вокруг я взглядом,

Чтоб найти, вернуть быстрей,

Вот со мной тетрадь, мол, рядом,

Забери‐ка поскорей!

Но нигде не обнаружил.

Закрываться стал уж парк…

Здесь оставить? Ей же хуже,

Сгинет в урне вон за так.

И я взял, домой направясь,

Нёс в руке всё на виду…

Вдруг того волненья завязь

Принесёт ему беду,

Он вернётся вон стремглавши,

И увидит и возьмёт,

Мол, напасть то растеряши,

Козней зла невпроворот…

Не вернулся, не примчался…

Так и прибыл я домой

Через четверть, вроде, часа,

Где уют, покой был мой.

Спал я крепко до утра‐то,

А очнувшись, увидал,

Что вчерашняя утрата

Всё лежит и страх ей мал,

Что у дяди у чужого

Оказалась вдруг в гостях.

Я раскрыл. Ну что такого?

Стал читать во весь уж мах,

Ведь не смог уж оторваться —

Вот такой был интерес!

Повесть в ней ведь не эрзаца,

Затянул в прочтенье бес,

Весь вошёл вон с головою…

То любовный был дневник,

Ценен этим он собою,

К строчкам взором я приник…

До последней аж страницы

Всю тетрадку прочитал,

Строки, в стае будто птицы,

Совершали свой аврал,

Взлёт начав в четвёртом классе,

Средней школы городской

До ста лет почти что в брассе,

Чуть не каждый день‐деньской.

Упрекала совесть: «Стыдно

Ведь чужое‐то читать,

Будет личности обидно,

Что в его вдруг благодать

Лезут нагло, беспардонно,

Тайну личную узря,

Доведя её до стона,

Этот метод усмиря».

Увлечён же был я чтеньем,

Чтоб узнать судьбы итог,

Льнуть к нему ли мне с почтеньем,

Раболепствуя у ног,

И ярчайше восхищаться

Необычным, дивным им,

Не душевного эрзаца

Что он, святостью палим.

А оно ведь так и было,

Ведь души в нём чистота,

Чуть наивно где, но мило,

Страстных чувств не простота.

Прочитал всё с увлеченьем,

В душу автора всю влез,

Относясь к нему с почтеньем:

Он не подлых чувств был бес,

А любви пронёс он святость:

– Сохранил её Честь я,

Ведь любимая – ввек радость!

Вот любви цела ладья

Средь страшенных волн соблазна,

Могут что вон поглотить,

Поступал чтоб вон проказно,

Легкомысленную прыть

Проявляючи в интиме

С кем‐то вольно всё подряд

Не с деяньями благими,

Быв животно коим рад.

Нет! Пронёс святую душу,

Будто факел средь ночи,

Впав не в серенькую клушу.

Вот его и не топчи

Ввек ехидным насмеханьем,

Тыча пальчиком вослед…

Жил, живёт всегда с пыланьем,

Оставляя чистый след

Чувств прекрасных за собою,

Не предавши ту на миг,

В душу что впустил с любовью,

Чей желанен вечно лик!

Образ, всех собой затмивший,

Восхищенья дивный пик!

Он один под мира нишей.

Вот любовью и велик

Всю‐то жизнь был этот автор,

Предан личности одной,

Чувств великий был фарватер,

Хоть судьба и стороной

Всё несла, крутя, как щепку,

Кинув в свой водоворот…

Вот не вытянул он репку

Счастья, хоть тянул не год.

Но любовь давала силы,

Чтобы выстоять в пути,

Ведь черты любимой милы,

Мыслью тщился к ней дойти,

Разговаривал заочно,

Отвечая за неё,

То высказывал построчно,

Строк в тетради ведь жильё.

Имя автора скрывал всё

Длинный текст тетради сей,

Но всё ж поиск мой удался,

Ибо розыск взвил бравей.

Звался пылкий почитатель,

Будь известно, Владислав,

Чувств великих он старатель,

Средь любовных жил он лав,

Что его подогревали

Жарким, пламенным огнём,

Жили в дивном карнавале,

Всласть души любивши дом.

Ида – имя той любимой,

Красовалось, как цветок

Иль звездою негасимой,

Чей полёт весьма высок!

Поражён был я бурленьем

Чувств в любовном сём котле,

Относясь к ним с умиленьем,

Как к цветочкам на столе.

Вызывала восхищенье

Негасимая любовь,

Ею было умиленье…

Да! Да! Да! Явилась вновь

Мысль сказать об этом людям,

Показать всю святость чувств,

Мол, такими, люди, будем,

Красотой ведь мир не пуст.

Но творение чужое.

Был с того бы плагиат.

Не хотел я быть в разбое,

Поделиться был же рад

Этим трепетнейшим дивом,

Показать весь славный блеск,

Что и в горе быть счастливым

Можно, это хоть гротеск.

Я, конечно, не писатель,

А тем более поэт.

Но добра я был искатель,

Презирал творцов всех бед.

Захотелось поделиться

Всею прелестью сих чувств,

Мол, любуйтесь дивом, лица,

Восхваленье взвивши уст.

Постараюсь ближе к тексту

Вам всем выложить рассказ,

Тайно как любил Невесту

Этот чувств великих ас.

Изменил их имена я:

Будут Лизочка и Стас,

Повесть вся же, аж до края,

Поглотит отменно вас.

До последнего словечка

В книгу я перенесу,

Это радость для сердечка,

Ведь узрит сию красу!

Пусть тетради этой общей

Да меня творец простит,

Ведь украсть чужое проще,

Потерявши честный вид.

Будет только совесть мучить

Из‐за этого потом,

Не избечь разноса бучи,

Как ошпарят кипятком.

Но я подвиг гражданина,

Всё прочтя, увидел вдруг,

Ведь раскрылась вся картина

Негасимых страстных мук,

Пронести любовь по жизни

Незапятнанной, святой,

То не могут сроду слизни,

Гражданин же был другой.

В нём любовь лишь разгоралась,

Клокотала, как вулкан!

И не гасла, хоть на малость,

Не попала и в капкан

Гадких вдруг поползновений,

Отвергал соблазны он,

В нём их не было явлений,

Лишь в одну ведь был влюблён.

Поразительная личность

В этом стойкостью жила,

Глубока её этичность,

Знать, крепки любви крыла!

Не какое‐то упрямство,

Свой чтоб норов показать,

Изумлялась чтобы паства,

Осязая действий кладь

Величайшей и реальной,

Даже зависть потому

По дороге всей‐то дальней,

Обходя грехов вон тьму.

Подвиг быть имеет право,

Чтоб о нём трубить в трубу!

С честью не жил он коряво,

Почитал свою судьбу.

Кто о нём узнает боле,

О характере его,

О его железной воле,

Вмиг полюбит вон всего.

Сам, примером вдохновлённый,

Жизнь изменит вон свою,

Будет духом обновлённый,

Не обрыва на краю.

* * *

Что ж, начну я изложенье

Чувств и мыслей всем‐то вам,

Что в тетрадь в всё вдохновенье

Наш герой вмещал всё сам.

Вот и первая страница.

В ней неспешно внесена

Запись чёткая десницей.

Чувств нежданных, знать, весна:

«…Был сегодня изумлён я

Видом девочки одной,

Как очнулся вдруг спросонья,

Чёток взор стал, не слепой.

Ученица в шляпе красной,

В форме девочек во всей.

Вид её был весь прекрасный,

Что запал в душе моей…

В первый раз со мной такое,

Хороши лица черты,

Вся фигура в дивном строе,

А глаза как бы цветы,

И расставлены широко,

Что красу всегда дают,

На корявость нет намёка,

Головы полёт был крут!

А глаза! Они большие,

Как прожекторы они,

В душу влезть с того лихие,

Вот попробуй отгони!

Не носилась, как девчонки,

Поступь – грация сама,

Голос пряный и не звонкий.

Чувств моих вдруг кутерьма…

Я так пристально ни разу

На девчонок не смотрел.

Поражён вдруг – нету сказу!

Показать то был несмел

Чувств своих вокруг ребятам,

А то вмиг вон засмеют…

Им игриво, супостатам,

На дразнилки бросят суд.

Заклюют, пшено как куры:

Стаська Лизке, мол, жених!

Дураки они все, дуры,

Неразумный каждый, псих.

Поглядел чуть‐чуть подольше

На неё я… Ну и что?!

Так смотреть не буду больше,

Ну хохочите почто?

Покраснел, должно быть, выдал

Восхищение своё…

Но прелестного же вида

Вся она! А вы зверьё,

Укусить меня всё тщитесь.

Ну не скрыл, ну оплошал…

Устоять я вам не витязь,

Ерепенистостью мал.

Скрытность я свою усилю

От неё, от вас вон всех,

Сторонясь аж ли за милю,

Заглушу вот тем ваш смех.

Я в глазах их всех позорный:

– Стаська наш‐то женишок!

Хоть укор, конечно, спорный,

Хоть отпора дать не мог,

Ведь насмешек их сверхмасса,

Я же против лишь один

Средь всего родного класса,

Дать отпор не господин.

Да и Лизка с ними вместе

Всё шушукается всласть,

То удар мне, мизер лести,

Можно с горя в прах попасть…

Ах, коварная ты Лизка

Со своей косой‐хвостом!

Оттого ты просто крыска —

Мысль верна моя о том,

В правоте всегда я близко,

Не говею в ней постом.

Ну не смейся! Будь же киска

С распушистеньким хвостом.

Ты похожа в шляпе красной

На чудесный лета гриб

Подосиновик прекрасный.

Но коль в критику я влип,

Будешь сразу мухомором,

С красной шляпкою своей,

Заклеймлю тебя позором —

Это месть души моей.

Ох, как трудно нам, мужчинам,

Против козней всех стоять

По насмешливым причинам,

В этом нам не благодать.

Но придя домой из школы,

Я о Лизе вспомнил вдруг…

Были критики уколы,

Сто с того, конечно, мук,

Ведь ребята все жестоки,

Оптом ринули вон в смех!

По другим аж классам склоки

Пораздуют! Им не грех…

Мысль навязчива о Лизке,

Хоть её и прочь гоню,

Будут хоть с того мне риски,

Мотылёк – лечу к огню…

Стал у мамы на примете:

– Что с тобой, скажи, сынок?

Ласка это. Но как плети,

Вон слова её. Не смог

Вразумительно ответить,

Мол, нормально, мама, верь,

Но слова её вдруг эти

Вмиг закрыть велели дверь,

Да покрепче, вон за тайной,

Чтоб никто не смог открыть,

Как бы ни был он нахальный,

Потому в свою всю прыть

Я припрятал вмиг тетрадку,

Где всё это описал,

Всё, как было, по порядку,

Конспиратор я удал!

Сам же дал себе я клятву,

Буду что вести дневник,

Чувств и мыслей чтобы жатву

В нём скрывать всю напрямик.

Мне четырнадцать годочков

Одолжила жизнь уже,

Вид, цветов как лепесточков

С всей отрадой в марьяже.

Посмотрю, что будет завтра,

Позабудут, аль разнос?

Но моя в том будет мантра,

Путь под солнцем иль средь гроз?».

* * *

Запись кончилась на этом,

Завтра лист уже другой

Вон души отменным светом

Был польщён его рукой,

Он ведь в клятве не трепался,

Коли слово твёрдо дал.

Проявлял он в этом аса,

Пунктуальностью не мал.

* * *

«…Ну не щерились открыто,

Но проскальзывал смешок…

Но реакция закрыта

Вон моя уж на замок.

Смейтесь, мне, мол, безразлично,

Я такой же, как и вы.

Подтвержу сейчас я лично,

Хулиганства тетивы

Будет мой натяг бедовый.

Лизке косу дёрнуть смог —

Был поступок мне знакомый!

Но она в ответ – молчок…

Ни словечка не сказала

И смотрела, не моргнув,

Не гоня проклятий вала,

Не раскрыв орлицей клюв,

Стало что невыносимо

Взгляда пристального зреть,

Я и свой послал вон мимо,

Взгляд её по мне, что плеть!

Но спаясничал нахально,

Дёрнул косу, мол, не я…

Отвернулась не печально,

Не волнует ввек сия,

Что‐де, выходка, разбойник,

Хоть и больно всё ж с того…

Занесла вот, правда, томик,

Чтоб ударить самого!

Да раздумала чего‐то,

Может, всех не привлекать,

Чтоб смеялись? Не охота.

Колкий смех не благодать.

Отвернулась, правда, круто!

Ноль внимания ко мне,

Губ же, вижу, всё ж надута

Пара: хватит, мол, вполне…

Я в открытую старался

На неё уж не смотреть,

За поступок, впрямь, не аса,

На себя пустил же плеть,

Был нещадно ей исхлёстан,

От вниманья отошёл

На уроках вон, как просто

В них забить ненужный кол.

На меня и не смотрела,

Аль обиделась вдруг так?

Но ребячье это дело,

Хулиганству это – смак.

Можешь стукнуть ты в отместку

Вдруг портфелем, да не раз,

Головы пик будет треска,

Искры вылетят из глаз!

Вот и будем сразу квиты,

Можно снова начинать,

Только к классной не иди ты,

Вмиг моя погибнет стать…

На переднюю посадит.

На тебя мне как смотреть,

Ведь сидеть ты будешь сзади,

На затылке глаз нет ведь.

Не пойду в припрыг из школы,

Рядом топая с тобой.

Будут критики уколы,

Вон сарказм пойдёт на бой!

Но я мыслей стал невольник

Почему‐то о тебе,

Неразумный, ох, я школьник,

Вдруг подвластный стал судьбе,

А к хорошему ль, плохому

Вон упрямо поведёт?

Не готов ответ к такому,

Потому молчит мой рот.

О тебе все думы – тайна,

Ведь я внешне некрасив,

Вот и горе чрезвычайно,

Даже слёз из глаз пролив…

Но никто не знал об этом,

Ты, тем более, сама.

Ореол! Сияешь светом!

Чувств во мне вся кутерьма…

Если все к тебе стремятся,

Ухожу один я прочь,

Стала жизнь страшней эрзаца,

Ясный день для всех, мне – ночь…

Отдаюсь вот дневнику я

Со своей печалью лишь,

О тебе во сне воркуя,

Всю вокруг будивши тишь…

Лишь тебе, дневник‐дружочек,

Исповедуюсь тайком,

Что есть в мире мил‐цветочек,

С ним в посёлке мы живём,

Правда, разные жилища.

Ты с подружкою дружна.

Разговоров, может, пища

Вас питает, вдруг важна

И для ваших интересов,

Что какой‐то я не свой,

Не подвох с того ли бесов,

Что пленил вон с головой?

Может, просто хохотали,

Вон презренный я‐де тип!

Ну а вы такие крали,

Что к одной с того прилип

Всеми фибрами души я.

Что такое? Не пойму.

Но ведь вспыхнули большие

Страсти‐диво посему…

Не учили нас ведь в школе

Этим чувствам никогда,

Не дарили этой доли

Все‐то школьные года.

Были мальчики, девчонки

Все в общении равны,

То в совместной всё сторонке,

То с противной стороны.

То мальчишки власть имели,

А то девочки гнетут,

Вместе то являли трели,

А то вражеский редут.

Были вечно ведь в ученье,

Да и в играх каждый день,

Детством было восхищенье,

В мире этом жить не лень.

Ввек бы в нём не отказались

Быть. Плохому – строгий суд,

Но привязанности завязь

Всё ж имела свой статут.

Вот и группами дружили,

Все‐то были в них друзья,

Дружба ввек с того и в силе,

Победить её нельзя.

Все мальчишки‐то отдельно,

А девчушки – в стороне,

Ввек своя ведь богадельня,

Независима вполне.

Ждал я утра, чтобы в школу

С тайной личною идти,

К превеликому престолу

Обученья, чтоб в пути,

Ставши взрослым бы не сбиться,

Знанья чётко применять,

Не корили чтоб все лица,

Что ума совсем не кладь.

Я всё думал, неказистый

Что среди других ребят,

Потому и не лучистый,

Для души всё это ад,

Что сжигал вон настроенье.

Вот и плёлся всё в хвосте…

Хоть в душе и пламененье!

В чувств великих маете.

Я сидел за партой сзади

Лизы, тайно мог смотреть,

Наслаждения всё ради,

На неё, красива ведь!

Получал как бы обнову

С этих тайных я смотрин.

Да, на Нину Гребешкову

Всё ж похожа, что с картин

Та открыточных смотрела,

Вся прелестна и юна…

Потому купил я смело,

Ведь как Лизочка она,

Да была самой артисткой,

Уж снимаяся в кино,

Лиза ж школьною пропиской

Всё владела и давно.

Потому смотреть я дома

Мог на копию всегда,

И была с того истома

Все грядущие года,

Не имел ведь Лизы фото,

Страх – спросить. «Зачем тебе?»

Не поймёт… Да не охота

Оплеуху вдруг себе

Получить с того сарказма

Вдруг усмешки дивных губ.

Да, гляделся б безобразно…

«В просьбе этой, Стас, ты глуп».

Потому и просьбы в этом

Не могло вовеки быть,

Снега будто жарким летом,

В том и сникла напрочь прыть.

Отвечал ведь за неё я

Всё‐то мысленно всегда,

Вот и были в них мы двое.

Боже! Долгие года…

Я смотрел как бы в сторонку,

Но вот зреньем боковым

Видел чудную девчонку,

Внешне всем пуская дым,

Что мне всё‐то безразлично,

Независимый типаж!

Но в душе всё поэтично!

Грусть вот шла на абордаж,

Мол, гляжусь я замухрышкой,

Обратит вниманье кто ж?

Вон отвергнут аж с отрыжкой…

Это в сердце будто нож.

Как же страшно одиноким

Средь веселия мне быть…

Путь сердечный был не лёгким,

Счастья сдерживал всё прыть.

Как походка величава,

Как она‐то вся стройна,

Ходит гордо, важно… Пава!

Обаянием сильна.

Ах, ты, русая девчонка

Со пшеничною косой!

Слышишь, сердце бьётся звонко,

От волненья сам не свой…

Ручеёчком речь струится,

Благородный вечно вид.

Хороша ты, мил‐царица,

Как же образ твой пленит!

Вся опрятна, аккуратна

И в ученье хороша,

Красотою вся занятна,

Не злобивая душа.

Ты тиха на переменах

И степенна не в пример,

Голубая кровь что ль в венах?

Пред тобою ж как я сер…

Вот тебя и сторонюсь я,

А коль рядом, то молчу…

Мне щипок с того, как гуся.

Вот судьба мне и свечу

Ставит об упокоенье…

Как охота всё смотреть

На тебя, красы свеченье,

Уничтожив страха плеть!

Как желаю, чтоб ты знала

О пыланье чувств моих!

На меня, хотя бы мало,

Взгляд бросала нежный, лих.

Поняла бы вдруг страданье

Сердца пламенной души,

Не бросала на закланье.

Ну догадливость вспуши!

Надо мною лишь не смейся,

Это тяжко мне терпеть…

Как к тебе стремлюсь же весь я!

Это будет, верь мне, впредь.

Хорошо бы было вместе

Нам по жизни всей пройти

Вопреки подножкам бестий,

Что всегда есть на пути.

Говорил и говорил я

Ей, но только про себя,

Придавал мечтам всем крылья,

Сквозь реалии гребя.

Ясно, то не о хозяйстве

Иль картошку как варить,

А совместное чтоб счастье

Было в всю‐то страсти прыть.

Чтобы видеть ежечасно,

Любоваться всей красой,

Что в ней, ведь она прекрасна

С изумительной косой!

Слушать реченьки мотивы,

Что‐то новое найти

В ней, ведь страсти так бурливы!

Ну надежду освети,

Ввек она не чахла чтобы

Да не сгинула во прах,

Без тебя, моей зазнобы,

Мне не жить во весь размах,

Что всю жизнь я одиноко

Буду горестно брести,

Погрузясь во мрак глубоко,

Буду тенью, не в чести…

Догорю, как будто спичка,

Стану скрючкой углевой,

Будет с горем страшным стычка,

Вмиг расправится со мной.

А пока я одурманен

Чудо‐чувствами всерьёз,

Неответными, в тумане,

То страшнее ярых гроз…

Вот домашние заданья

Сделать чётко не могу,

Ведь претят тому страданья,

Спотыкаюсь на шагу,

Ничего вокруг не видя,

Лишь большущие глаза…

На тебя я не в обиде,

Не рождаю в этом зла,

Ибо это всё во мне лишь

И раскрытия боюсь,

Вдруг ты в грязь меня поселишь,

И насмешка, будто гусь,

Ущипнёт твоя жестоко!

Будет горе вмиг вдвойне,

То удар коварный рока.

Вот‐то радость сатане,

Сотворил что пакость снова,

Душу горем совратил!

Сникла вон её обнова,

Быть уж в счастье нету сил…

Но всё ж чувствами живу я,

Ведь клокочут и бурлят,

Вижу коль тебя вживую,

Как же в сей момент я рад!

Вмиг замечется душа‐то!

Чтобы скрыть то, вон бегу,

Взор понуря виновато…

Но о том всем ни гугу!

Сам нашёл сию отраду,

Что парил, летал вон вдаль!

Ощущал всерьёз усладу…

Тем свою нашёл печаль.

С нею не с кем поделиться,

Успокоил, приласкал

Чтобы, радости зарница

Осчастливила б в накал.

До чего же ты приятна!

Всех собой затмила вон.

Восхищаться уж попятно

Не могу, и то закон.

Всё в тебе‐то отличалось

От девчонок всех подряд,

Не пойму – какая жалость! —

Но чему‐то был всласть рад.

Вспомнил, вычитав из книжек:

Это женственность твоя

Зародилась без припрыжек,

Диво дивное тая.

Нарождалась ведь особа,

Будет женщиной потом,

Что на вкус такая сдоба

И хозяйка в новый дом.

Вот решил с того задачку,

На вопрос нашёл ответ.

От всех чувств не лезу в спячку,

Тяга к ней стремит свой след…

Потому и необычность

Вида милой, стати всей,

Замечательная личность!

Но я мучаюсь сильней:

Не по мне красотка эта.

Сердце, биться прекрати,

Неужели песня спета,

Смолкнув вдруг на полпути?

Не в его ведь это воле,

Радость, горе – всё несёт,

Страсти пышут боле, боле!

Лиза сладкий ведь сам мёд.

Я влюблённая же пчёлка

В этот дивнейший цветок,

Видит в нём что много толка,

Он цвести же не не мог,

А приветливо, нектарно

Каждый раз её встречал,

Вот и жизнь с того их парна,

Развесёлый карнавал!

Только я вот весь без взятка,

Ведь цветка я ввек не шмель,

Потому‐то мне не сладко,

Кораблём осел на мель…

Но душою на просторе,

Рвусь вновь в море‐океан!

Хоть, что сел, страдаю с горя,

Вот не пан, не капитан,

Грунт пленил меня жестоко,

Ни туда и ни сюда…

Вот печаль вошла глубоко,

Угнетает всё беда…

Значит, кану в неизвестность,

Вспомнит кто ль вдруг обо мне?

Как твоя влечёт чудесность!

Ты богиня ведь вполне.

Я ж коленопреклонённый

Перед образом твоим,

Страстно, веришь ли, влюблённый,

Дивом дивнейшим палим!

Вот нашёл определенье

Чувствам страстнейшим моим,

То любви ведь озаренье,

Коль любима и любим

Вдруг становятся нежданно,

Друг без друга, ох, не жизнь…

А едино – неба манна

И полёта счастья ввысь!

Понимал ещё я мало,

Привлекла она чем так,

Что к ней тяга запылала,

Погасить уже никак…

Знать, была так необычна,

Выделявшися средь всех,

Возвеличась поэтично

Без всей серости доспех.

Просто нравилась и всё‐то!

Будто крылья я обрёл,

Нахожусь в красе полёта,

Возомнил, что сам орёл!

Кроме чувств, о коих знали,

Чувство вспыхнуло любви,

Чтоб лететь за счастьем в дали.

Этим чувствам, мир, труби!

На каком‐то вот этапе

Жизни нам Природа вдруг

Подаёт их в лапке‐лапе,

Чтобы сердца дивный стук

Нам напомнил о начале

Жизни сладостной души,

Быть у счастья на причале,

Все мгновенья хороши

Были поступи по жизни,

В сказку радостно вселив.

Феерично, радость, брызни,

Дай великий чувств прилив!

То улыбка ввек при встрече,

Любование тобой,

На душе с того и легче,

Ты кумир ведь вечно мой.

Освещаешь мир сверхъярко

Красотою неземной,

Будто радуги ты арка

Цветом, видишься святой.

Так вдруг делали открытья

Путешественники все

Из страны своей убытья,

Душу, взор явив в красе.

Вот и я нашёл нежданно

Вдруг отраду из отрад

И мечтал уж беспрестанно

О тебе, был чувств парад!

Вздохи часто посещали,

Сердце меркло, а то вскачь!

Ведь нигде такой нет крали,

Видит даже, кто не зряч.

Ты надежд моих орбита,

Не схожу с неё нигде,

Хоть препонами разбита,

Как дорога где в беде.

Сласть в душе рождаешь звонко,

Радость‐песнь с отрадой всей,

Я люблю тебя, девчонка!

Вот пою, как соловей:

Ты волшебница, что счастье

Подарила невзначай,

Приняла в судьбе участье

Вдруг моей. Не пропадай

Будто солнышко, за тучей.

Прочь её вон отведи.

Нет тебя нигде ввек лучшей,

В мыслях вечно и в груди.

Стало радостно с того‐то,

Что нашёл тебя, как клад,

Вот владеть им ввек охота,

Что ты есть, безмерно рад!

Но то, вишь, односторонне…

Ты не знаешь ввек о сём,

Ведь ты властвуешь в короне!

Я ж бумажки будто ком,

Брошен вон судьбой в корзину,

Там лежу, ненужный как,

И печальную картину

Представляю, будто враг,

Вон по виду весь отвратный,

На него, мол, что глазеть,

Фу! Красою неприглядный,

Пусть лежит он там уж впредь…

Да и то, по правде, верно,

Непонятный цвет волос

Поражал всех беспримерно,

Далеко торчал и нос,

Неокрепший голос детский,

Сам высок, но худощав,

Всё смущенья были всплески…

На успехи в всём нет прав.

Губы тонкие, как нитки,

Всё лицо в веснушках, всё…

Чёлка в огненной вся пытке!

В общем, вид ни то ни сё…

Да учился середняцки,

Коль «четвёрка» – радость вдрызг!

Вот успех жил не по‐братски,

Предъявлял всё время иск.

Но в общественной работе

Был почти на высоте,

Да, всегда в ней был в полёте

И в охотки маете.

Было мне, другим приятно,

Значит, пользу приносил,

Тут дух выглядел мой статно,

Потому и лик мой мил.

Но для общего то дела,

Не для Лизы ведь одной,

Как и все, она глядела

На труд детский хоть, но мой…

Не давало то мне веса,

В фавориты тож не путь,

Вот во мне и много стресса,

А в предчувствии – мрак, жуть.

Вот и тлел всё одиноко…

Хоть в груди был страстный жар!

Не парил с того высоко,

То душе гнетущ удар.

Жил в мирке своём затворно,

Не казал чувств никому,

Заклюют ведь все позорно,

Напрочь сникну посему…

Но мечты вселяли радость,

Дух поддерживая тем.

Что люблю, давало сладость!

Но один её я ем…

Может, что и замечали,

Страсти можно ль одолеть?!

Да всё ж не был я в опале,

Вот не била смеха плеть.

Значит, скрыл свои я чувства

Даже очень глубоко,

Нервов что моих нет хруста,

Вот лечу и высоко

Потому в своих мечтаньях,

Не боюсь упасть с высот

Чувств моих, что все в страданьях,

Но всё время рвусь в полёт!

А каникулы, что в лето

Были очень хороши!

Ты ж в стихах была воспета

От влюблённейшей души.

С нетерпеньем окончанья

Ждал их, мучаясь, томясь…

Поскорее б вновь свиданье,

Место встречи – наш то класс.

Глаз бы было возрожденье,

Слуху – голоса мотив…

Это было б наслажденье,

Сил бы духа был прилив.

Правда, тайно созерцал бы

Я, конечно, вновь тебя,

Чтоб шушуканья ухабы

Минуть, их вон обходя.

Вот и радость снова встречи!

Вновь отчаянье, печаль,

Что душе опять не легче…

Но в мечтах летел я вдаль!

Вот сокрытою и тайной

Вновь жила моя любовь,

Вдохновенной, чрезвычайной…

Жизнь, терпенье заготовь!

А она ещё красивей

Стала, будто эталон.

Вот с того любил бурливей,

И Природе свой поклон

Отдавал за то я низкий,

Это ж чудо, это ж сласть!

Но в общеньях не был близкий,

Вдалеке пылала страсть!

А её таить, ох, тяжко,

Больше думаешь – сильней

Я безумствовал, бедняжка,

Измываючись по ней…

Быть любимым же заочно,

Не открывшись, ведь нельзя,

Незаметным будешь прочно,

Не стремясь в её друзья.

Безразличия завеса —

Лучший способ, чтоб избечь

От насмешек колких стресса,

Не влететь с злых шуток в печь,

Ведь невзрачный, вроде, внешне,

Угнетало то мой дух…

Не достоин я черешни —

А то ты! – вот был и сух,

Не являл своих эмоций,

Безразличьем, мол, томим,

Отвлеченья много порций,

С головой‐де занят им,

Ничего не интересно,

Уходил от групп сих прочь,

В их глазах гляделся пресно,

Но отчаяния ночь

Волю мраком накрывала,

Спотыкаясь вот, бреду,

Горя вновь в душе немало,

Не могу изгнать беду,

Сжала что моё вон горло

И вонзила в сердце зуб,

В угол вон его припёрла,

Ущемленья метод груб

Всех по Лизочке восторгов,

Вот в беды попался сеть,

Не убить любви истоков,

Будет страстной, как и впредь!

Я, как загнанный зверёнок,

Был невидим, съёжен, тих,

Обходил других девчонок,

И кумиром не был их,

Ведь глядел на них всех мало,

Ибо верен лишь одной,

Что как солнышко сияла

Обольстительной красой!

Уходил, коль были группки

Вдруг мальчишек вкруг неё,

Вновь страдал в своей скорлупке,

Как отброс и как гнильё…

Если вскользь она смотрела

Ненароком на меня,

Испытуючи и смело,

Как бы с умыслом пленя,

Я не мог осилить взгляда

Неотрывного её,

Взгляд свой гнал вон прочь, как стадо,

Чтоб не съело бы зверьё,

Ведь я думал, что залезла

Этим взглядом вглубь души,

Там узнав себе полезно

Тайны все. Стой, не круши

Дух мой сим разоблаченьем,

Удивившись, не серчай,

Ты что стала увлеченьем,

По тебе любовь чрез край!

Ты ж уверовала чётко,

Что в таких, как я, нет чувств,

Мол, живут невзрачно, кротко,

И любви поток не густ.

Потому зачем вниманье

На таких‐то замедлять?

Много будет почитанья,

Возомнят не знай что, глядь…

Вот глаза в момент и жмурил,

Их поспешно отводил…

А в душе такие бури,

Ведь её мне образ мил!

Наглядеться так хотелось

На её, как мёд, черты,

Изыскав в себе вдруг смелость,

Бесподобна, Лиза, ты!

Взять нечаянно б за ручку,

Тем от счастья обомлеть…

Ах, звезда моя, за тучку

Вдруг не спрячься, тучка плеть

Твоему вовек сиянью,

А тебе ж всегда светить,

Изумившись вдруг пыланью

Всей души моей в всю прыть!

Под твоим живу сияньем,

Как цветочек, вот расцвёл,

Покорила обаяньем,

Красоты ты ореол.

Вот такою ненаглядной

Всю‐то жизнь отменно будь,

Яркой прелестью и ладной,

В душу ты вошла, а грудь

Вся моя полна тобою,

Без тебя мне уж не жить,

Весь в любви я с головою,

Так с тобой связала нить.

Все слова, живут что нежно

В глубине моей души,

Я несу тебе безбрежно,

Отторженья не верши,

А в глубь ту и загляни‐ка,

Будешь, знай, поражена,

Что несметно их, велико,

Ведь любовь к тебе сильна!

Будут все приятны ушку,

Их отборный, высший сорт,

Не идут вовеки в сушку,

Вкруг тебя они эскорт!

Для тебя одной на свете

Я их нежность всю припас.

Усладить её сумейте,

Вон пуститесь в перепляс,

Чтоб она очаровалась

И счастливою была,

Хоть на миг, хотя б на малость,

И направила б крыла

Лишь в мою одну сторонку

И витала б надо мной…

Ввек любить сию девчонку —

Клятвы твёрдой лозунг мой.

Будьте ей всегда приятны,

Счастье, прелести все‐все,

Ввек в изяществе опрятны

И в изысканной красе!

Мой цветочек ненаглядный,

Никогда не отцветай,

Изумительно будь ладной,

Ароматной через край!

Поливать тебя водичкой

Буду чувств моих всегда,

Лишь в отшельники не пичкай,

Не являй ввек в том труда.

Но тебе я благодарен,

Что ты чувств моих исток,

Ими я к тебе затарен,

Их полёт в любви высок!

Всё же радостно душе‐то,

Что такие чувства есть,

В них отрады много, света,

По закону им и честь.

Заставляют быть в полёте,

Высоко всегда парить!

Правда, с горем я на фронте,

Грусть‐тоска гнетёт в всю прыть…

Но судьба такая, доля,

Ведь отрадой не любим.

Приказать – вовек не воля,

Мой же пыл неугасим.

Вот таюсь я на задворках,

Счастья где‐то лишь фасад,

Пережить мне это горько,

Я в мучений прибыл ад.

Там меня терзают вздохи,

Заливает слёз поток,

Как в потоковой эпохе,

Аж до сердца весь промок…

Но терзаниям всё мало,

В их уж власти сковород,

Ох, отчаяния жало…

Исступления приплод.

Всё злорадствуют, нацелясь

Превратить любовь вон в лёд,

Мол, она ничто и ересь,

Без неё мир проживёт.

Как легко, мол, без волнений

Сердца дивного в груди —

Так живи и будешь гений,

Тишь да блажь всё впереди…

– Будь же холоден душою,

Чувства‐прелесть пресеки,

Схвачен горя будь клешнёю,

Зла полёты высоки,

Упадёшь, ох, будет больно,

А то вдруг и инвалид…

Не люби её, довольно,

Обрети спокойный вид

И живи, уж не страдая

Юной мыслью ни о ком,

Хоть прелестна, молодая,

Безразличья холодком

Остуди огонь пыланий,

Прочь уйди, остепенись,

Вон придавит груз желаний,

Превратись в никчёмность‐слизь…

– Может так, но нету воли

Сделать это, нет в том сил,

Знать, в страданья быть раздолье

Без могучих счастья крыл…

О любви мечтал ответной.

Но лишь виделась во сне,

Дивной, сказочной, конфетной,

Ведь тянулась всё ко мне

С взором томным, милым, нежным,

Речью‐сладостью даря,

И с доверием безбрежным,

Тоже чувств ведь есть заря

В ней, что чудно полыхала,

Сладость в душу мне вселя,

Опьянён с того немало,

Ведь была моею вся!

Шли мы вдаль, скрепив ладони,

На душе нам так легко!

Сердца два в приятном звоне…

Гул несётся далеко!

Значит, я страдал напрасно,

Безразличья нет ко мне,

Ей со мною тож прекрасно,

Думы все не в стороне.

Вот и общность душ влюблённых,

Изумительный союз!

На правах всех чувств законных,

Наших нет ведь крепче уз

Средь родного душам класса,

К жизни вёл ведь всех нас он,

И… тут вдруг я просыпался…

Улетел отрадный сон.

Вмиг я – изгнанный щеночек

За провинность из жилья,

Угасал в один разочек,

Горемыкой вновь стал я…

Вновь ничтожество, отброс как,

Радость, счастье мимо мчат,

Грусть‐тоска вон гложет броско,

Вновь понур, страданий ад…

Чу! Надеждой я поддержан,

Говорил что правду сон,

Что поток ко мне чувств нежен

Тож с моими в унисон.

Вот душе с того и легче,

Можно с этим жизнь всю жить

И в мечтах идти далече

Во всю юношества прыть!

Вот и жив самообманом…

Но от правды не уйти,

Счастье слизано туманом

Да в начале аж пути.

Но всё ж жило утешенье,

Что пророчил правду сон,

В Лизе тож живёт томленье,

Взор как будто бы влюблён,

Он наполнен теплотою,

В нём ко мне был интерес…

Вдруг пойдём одной стезёю

К миру, много где чудес

И где райская услада,

И совместный душ полёт?!

Так ведь, милая ты лада,

Чудо‐девица, что мёд?

Не стесняйся, а откройся,

Чем‐то хоть, да показав,

Не бросай меня с откоса,

Подтверди, что в этом прав.

Не гаси души пыланье

По тебе всё день‐деньской,

Остуди моё страданье

С горемычною тоской.

И, прошу, ничуть не смейся

И ехидства не кажи,

Я боюсь, как козней беса,

Не бросай вон на ножи.

Ты ведь очень симпатична,

Не отвесть влюблённых глаз!

Вся цветаста, землянична…

Вот уже десятый класс.

Неужели ты, виденье,

Не реально будешь вдруг

Мне являться? В сновиденье

Лишь останешься для мук…

Будто птенчики, из школы

Все мы выпорхнем навек!

Парты – наши в ней престолы,

Здесь пред жизнью ум разбег

Взял наш с низкого аж старта,

Каждый класс то был барьер,

Брали что с всего азарта,

Бег с того и не был сер.

* * *