Читать книгу Осокин. Том 2 - Вячеслав Григорюк - Страница 3

Диагноз: спортивное сердце
книга 1. Заключительный подход
2

Оглавление

В морг Осокин не поехал. Не хотелось смотреть на труп. К тому же потом эксперты сами пришлют отчет, где будут сделаны фотографии жертвы. Еще будут утешительно-подозрительные разговоры с родителями, после которых у полицейских появиться нормальная фотография Сидорова. Так что, лишний раз по собственному желанию спускаться в подвальное холодное помещение ему не хотелось. Осокин вернулся в участок.

В кабинете было свежо. Несколько минут назад техничка закончила делать влажную уборку. Осокин видел ее, как она с ведром и шваброй мыла полы в коридоре. За время службы в Томском отделении он привык, что полы там мыли раз в неделю. Тут же влажную уборку делали каждый день, а порой было и дважды на дню. Это было одно из откровений для Осокина. Оказывается, в Москве ценился труд уборщиков.

Но еще большее удивление Осокину принес сам кабинет. Большая по площади квадратура, высокий потолок. Никакой старой мебели, пыльных полок, доверху забитых нераскрытыми делами. Нормальные большие кресла с удобными подлокотниками. Покрыты, правда, не кожей, а дерматином. У каждого следователя собственный компьютер, рабочий мобильник – обычная кнопочная китайская пищалка, а не крутой смартфон.

Отдельно в углу, закрытый от посторонних глаз шкафом для одежды, стоял обеденный стол. На столе – микроволновка и электрический чайник, под столом – маленький холодильник, который Гашаков в шутку называл минибаром. В другом углу стоял кулер с водой.

Евроремонт.

Пластиковое окно в три створки шириной, завешанное жалюзи. Светодиодные лампочки, отчего в кабинете всегда было светло. Поначалу Осокин не мог никак привыкнуть к такому яркому освещению. На входной двери висит зеркало во весь рост. Вот оно, столичное отделение полиции.

Осокин откинулся на спинку кресла и задумался. Что ж, первое серьезное дело за последние три месяца. До этого все время уходило на поиски квартиры, вечные скитания по хостелам и споры с наглыми риэлторами. С ФСБ вообще ничего не вышло.

Тогда ведь, в Томске, позвонил он агенту, что арестовал Калинина, представился по форме, изъявил желание принять предложение. Тот лишь сухо попросил прислать резюме ему на электронную почту. Адрес скинул смс. Казалось бы, ну кто в ФСБ присылает резюме? Осокин тогда этого не понял, составил через сервис HeadHunter шаблон, приврал немного о своих заслугах и послал резюме.

Ответа ждал три дня. В конце концов, позвонил этому агенту, тот ему сказал, что начальство хочет с ним лично встретиться и больше на связь не выходил.

Осокин сгребся и полетел. Оставил мать одну в Томске. Лиля тоже не изъявила желание ехать, чему он по большей части был рад. Сидя в самолете, наблюдая за медленно плывущими облаками из окна, Осокин для себя понял, что их с Лилей отношения всего лишь небольшая интрижка, мелкое развлечение, чтобы снять стресс и дать выход накатившим эмоциям.

А эмоций было в избытке! Постоянное движение, суматоха в полицейских кругах, ведь поймали просто звезду Томской прокурату, лучшего сотрудника, достойнейшего человека! Тогда газеты и местные новостные каналы только и делали, что обсуждали арест Савинова. Каким чудом Калинин избежал огласки в этом деле – Осокин не понял. Видимо, высшее руководство решило, что для журналистов достаточно одного генеральского сынка, и очернять федералов в их планы не входило.

Что было бы, просочись по какой-нибудь нелепой случайности информация о Калинине. Элементарно, во время ареста на борту самолета мог бы оказаться какой-нибудь журналист, или более-менее известный блогер. Федералам бы прибавилась головная боль. Хотя, Осокин был уверен, решили бы этот вопрос очень быстро – упекли бы несчастного свидетеля в тюрьму по статье «экстремизм», подключили бы полицию, которая с превеликим удовольствием повесила бы на него еще пару-тройку «висяков». Вот тебе и свобода слова!

А потом Осокин вспомнил, что самолету взлететь в положенный срок не дали. Всех пассажиров вернули обратно в терминал и стали проводить разъяснительные беседы. Особо горластых уводили в отдельные комнаты. У всех, кто был на самолете, включая стюардесс и пилотов, изъяли мобильные телефоны и стерли все мало-мальски фотографии и видеозаписи, удалили все переписки, не вникая в их содержание, и предупредили, чтобы в ближайший месяц люди особо не распространялись об этом, иначе…

«Да, наша система, когда действительно захочет, работает идеально», – Осокин смотрел в заиндевевший иллюминатор. А потом закрыл глаза и попытался уснуть.

Без приключений прилетел в Москву. Часть толпы спешила на паспортный контроль, другая, чуть бойчее и ловчее первой – получить багаж, третья, что летела чартером – пройти в зал ожидания. Шагая по указателям, отмахиваясь от назойливых таксистов, Осокин пришел к электропоездам. С двух сторон стояли автоматы по выдачи билетов, а дальше шли турникеты. Пошел к правым. Удивился, увидев цену за билет. Но еще больше удивился, когда он первый раз увидел красный двухэтажный электропоезд, двери которого открывались от нажатия кнопки. Аэроэкспресс домчал его за сорок пять минут до Павелецкого вокзала.

Он вышел с вокзала.

Непривычно большие улицы, высоченные дома, автомобильный гул, чернокожие парни и лица кавказкой национальности, что продавали по дешевке телефонные сим-карты, мужик, что кричал «Автобус до Воронежа!» Осокин остановился посредине тротуара. Ему первые секунды было тяжело дышать. Огляделся по сторонам, увидел громыхающий по рельсам раритетный трамвай.

С третьего раза сумел дозвониться до ФСБшника, тот ему объяснил, как добраться до отделения. Осокин с минуту подумал, и решил поехать на такси. Залез на заднее сидении и всю дорогу пялился в окно, изучая причудливую архитектуру высоченных домов, широкие улицы, и удивляясь, как могут люди жить в таком огромном городе, пробкам и тому времени, что они ехали до места назначения. Но еще больше удивился цене за проезд, пусть он и ехал в машине эконом-класса.

В здании ФСБ Осокина еще минут двадцать мурыжили на проходной, проверяли документы и дежурный никак не хотел верить в то, что Данил собственноручно отправил резюме одному их агенту. Потом его провели к какому-то инспектору по кадрам. Им оказалась молодая девушка с накладными ногтями и ресницами. В ушах болтались большие круглые серьги. Она с еле скрываемой брезгливостью осмотрела Осокина, нехотя приняла его документы и попросила подождать в коридоре. Через час похвала его обратно в кабинет и сказала, что принять в ряды федеральных агентов его не могут. Показала характеристику из кадетского корпуса, приплела к этому увольнение из органов Томского отделения, и попросила в ближайшие пять минут покинуть здание.

Осокин минут десять стоял на крыльце и не мог понять, зачем он ввязался в эту авантюру. И потом стало доходить, что в ФСБ вряд ли присылают резюме, тем более агенту по электронной почте. Его просто развели, как обычного провинциального лоха. И устроили эту показуху с предполагаемым наймом.

А ведь мечты были высокими. Думал, что примут сразу, заслуги перед отечеством были серьезные, умудрился вычислить плохого агента и поймал одного из главных коррупционеров в Москве. Был убежден, что получит отдельный кабинет, будет ловить шпионов и террористов, обрастет привилегиями и государство поможет ему в покупке жилья в центре столицы. И не сомневался, что обязательно будет присутствовать на суде и посмотрит в глаза Савинову.

А все оказалось не так красиво. Помотросили и бросили.

Он спустился с крыльца и медленно пошагал в неопределенном для себя направлении. Отойти не успел, как Осокина окликнули. Это оказался тот ФСБшник, что в Томске визитку ему оставил.

– Слушай, – подошел он к Осокину, – резюме твое я перенаправили в московский отдел МВД. Туда же приложил собственную характеристику, дело, что было заведено на тебя в Томске, дал рекомендации и обозначил, что ты сделал непосредственно для нашей службы. Вот, позвони сюда, – и протянул ему визитку.

Осокин недоверчиво ее взял. Алексей Никитович Федотов, полковник МВД, и два номера – мобильный и городской.

– Позвони, – сказал ФСБшник, – они ждут твоего звонка.

И ушел, не извинившись за напыщенную девку и не попрощавшись.

Осокин смотрел ему вслед, смотрел, как агент поднимается по ступенькам, как заходит в здание, как за ним закрывается дверь. Вот тебе и Москва! Ехал в одну контору устраиваться, а получилось абсолютно другое.

«Они ждут твоего звонка, – все вертелось в голове у Осокина. – А кто – они? Или тут даже за глаза к вышестоящим обращаются на „вы“? Они – полковник МВД… Мы – Николай второй».

Пошел в ближайшую гостиницу. Снял на трое суток номер эконом класса. Заглянул в кошелек, и так не смог понять, куда уже улетела часть денег. Просто вытекли, как вода сквозь решето.

Что-то внутри Осокина не давало ему позвонить. Боязнь, что опять получит отказ. Или переживал, что не сможет начать жить в большом городе…

В гостинице долго сидел на кровати и смотрел на визитку. Белый картон. Надписи сделаны черным цветом. Рядом с фамилией владельца визитки блестел золотистый двуглавый орел.

Осокин посмотрел на время. Мобильник показывал пятый час дня.

Решился.

На третьем гудке ответили.

Опять представился по всей форме, и уже собрался продолжить, как полковник его перебил:

– Если вы тот Осокин, что Савинова вычислил, то жду вас завтра у себя в кабинете в десять утра. Дежурному на входе скажете, что у вас назначено, – из трубки пошли короткие гудки.

– И чего боялся? – глядя на мобильник, спросил себя Осокин.

Оставшееся время просто провалялся в гостинице. Идти никуда не хотелось. Город давил вечным шумом, толпами людей, большими улицами.

Спустился в семь вечера на ужин, и до самого утра больше не выходил из номера.

Ночь провел без сна. Все размышлял о предстоящем собеседовании, как примет его полковник. Удастся ли Осокину произвести хорошее впечатление, возьмут ли его без всяких проверок. Ведь он хороший сотрудник, толковый, грамотный, знающий. Разве обычный рядовой мент смог бы вычислить слежку крутого агента ФСБ, опознать в нем подозреваемого через мутные записи камер наблюдения?

Тут не каждый опер со стажем такое сможет сделать, а он, молодой парень, даже будучи уволенным из органов, справился с поставленной задачей.

Уснул ближе к пяти часам утрам. Проснулся по будильнику в семь.

Сел на кровати и думал, что он делает и для чего все это? Для чего? Разве в Томске нормально не жилось? Мог ведь направить прошение в органы, Котов бы подсуетился, глядишь, восстановили бы в должности. Так нет же, сорвался, полетел на заработки в столицу. Все в столицу едут. Хоть и пытаются доказать, что Москва не резиновая, но с удовольствием принимает новоприбывших.

Он подошел к окошку. Люди, машины, шум. Это так обыденно для Москвы, но так не привычно для него. Никогда он не видел столько людей и столько машин. Людские и автомобильные пробки. Раньше ему казалось это удачной шуткой. Теперь же понял, что автор-то нисколько не шутил.

Завтракать не стал, кусок не лез в горло. Выпил крепкого кофе и стал собираться.

Оценил собственный бюджет: сможет или нет потянуть еще одну поездку на такси. Далеко ему до отделения или нет? Блуждать по крупному городу не хотелось, боялся опоздать. Да и какой мелочиться, если город толком не знаешь.

На рецепшене ему посоветовали вызвать такси «прямо сейчас».

– Город большой, сами видели, – говорила администратор. – В Москве только метро быстро ходит, с остальным транспортом порой возникают проблемы.

Осокин послушался.

Таксист попался толковый, знал все закоулки, объезжал пробки, петлял дворами и доставил его на двадцать минут раньше оговоренного срока. И лишнюю плату не стал брать.

У кабинета полковника Осокин стоял в нерешительности. Казалось бы, столько раз в Томске заходил к начальнику в кабинет, а последнее время даже не пытался соблюдать формальность, кивал дежурному и шагал прямиком к Котову или Куцему. А тут мандраж напал.

Стукнул дважды в дверь и потянул за ручку.

Федотов оказался высоким худым мужиком, одетым в повседневную офицерскую форму. Его подборок чуть выпирал, на переносице у него болтались очки. Он протянул Осокину руку и предложил сесть на свободное кресло рядом.

Кабинет был под стать полковнику. Высокий, вытянутый, с длинным переговорным столом, ряд шкафов вдоль стенки. Три пластиковых окна. Дневной свет пробивался сквозь щели белых жалюзей.

– Хорошую службу ты сослужил, – начал Федотов, – смог поймать таких людей.

Осокин лишь кивнул. Что тут сказать.

– Еще и скромный, – заметил полковник, – это хорошо. Так, я тут твое дело почитал, характеристику от ФСБ получил… Тебе бы научиться немного себя сдерживать. Нехорошо ведь человеку в морду без разговоров бить, даже если этот человек подозреваемый.

Федотов откинулся на спинку.

– С жильем думал как быть? – спросил он.

– Пока нет, – сознался Осокин.

– Помочь можем, – продолжил Федотов. – Либо общежитие, либо же часть денег давать будем за аренду платить. Только искать квартиру сам будешь.

Он взял папку с делом Осокина.

– Что ж, тебя в органы берут, – развернул ее Федотов, – даже больше скажу, тебе звание внеочередное присваивают. Старлеем теперь будешь. – Осокин удивился. – Это хорошо, что ты сюда решил приехать, – Федотов папку закрыл, – толковые сотрудники везде нужны, – он пристально посмотрел на Осокина. – Так что давай, оформляйся. Как устроишься, так сразу получишь табельное оружие, – и потом еще минут тридцать рассказывал Осокину о прелестях работы в Москве. Данил понял, что полковник втирался в доверие и одновременно прощупывал его, но делал все так чисто, грамотно, что у него не возникло желание что-то утаить.

И дальше все пошло по накатанной. К Осокину каждый сотрудник проявлял живое участие, хотя, по факту, это просто была обычная человеческая вежливость. Да, ему отказывали в некоторых вопросах, но делали это мягко, стараясь человека не обидеть. И тогда Осокин понял, что все эти байки про зажратость Москвичей – преувеличены.

Но потом его познакомили с капитаном Александром Гашаковым. И тогда-то все стереотипы о коренных жителях вылезли наружу. Гашаков не протянул ему руку для знакомства, а когда полковник оставил их, нисколько не стеснялся подколоть Осокина, указав ему на его сибирское происхождение. Напомнил ему, что Москва – это не Томская глухомань, тут цивилизация. А потом в открытую сказал, чтобы Осокин ни на какие привилегии больше не рассчитывал.

– Досталось тебе на халяву звание один раз, – чуть заметно гнусавил Гашаков, – второго раза уже не будет. Я тут семь лет пашу, и только-только получил звание капитана. Так что ты давай тут не выделяйся, а сиди тихо.

Осокин с удивлением посмотрел на капитана. И ведь он ничего плохого Гашакову не сделал, а тот позволяет себе такие высказывания.

Осокин с минуту помолчал, обдумывая все сказанное, и потом сказал:

– Слушай, товарищ капитан, меня сюда пригласили. И кто там решил мне дать сверху звание, это меня не касается. А тебя не должно касаться то, что кто-то захотел меня поощрить…

– Ты тут не ерепенься! – Гашаков выпятил грудь, отчего стал похож на задиристого петуха.

– Да я не ерепенюсь, – подавляя в себе смех, ответил Осокин. Эта поза и этот деланный пафос, что показывал Гашаков, стали забавлять Осокина. – Раз уж мы с тобой напарники, так давай работать вместе, а не выяснять отношения, кто кому и чего должен, – Осокин отступил на пару шагов назад. – Мир? – и протянул капитану руку.

Тот хмыкнул и с видом победителя вяло протянул ладонь. И тут Гашаков просчитался.

Осокин всегда удивлялся человеческой глупости и наивности. Особенно этим страдали мужики, которые по комплекции были чуть больше его. Да, Осокин не обладал спортивным телосложением, не выделялся огромной мускулатурой, всю жизнь был худой, как щепка. Но вот силы в руках было, что в гидравлических тисках.

Гашаков от рукопожатия крякнул. И с каждой секундой его лицо становилось пунцовее.

– Надеюсь, мы с тобой договорились, – говорил Осокин, продолжая сжимать руку капитану.

Гашаков раскраснелся. Ладонь начала похрустывать. Попытался перехватить инициативу, да Осокин сильнее сжал.

– Да, договорились, – через натугу отозвался Гашаков.

– Вот и славно, – Осокин отпустил его руку.

Гашаков потом еще неделю косился на Осокина и с опаской протягивал ему руку.

Сам Гашаков ничем внешне не выделялся, разве что мелким шрамом на лбу. Осокин заметил его по чистой случайности дня через три после разговора, когда капитан вертелся перед зеркалом и расчесывал жиденькие волосы. Гашаков, как видел его для себя Осокин, это среднестатистический капитан, что не дерзит начальству, но и не особо пытается исполнять свои обязанности. Нашел теплое место с отдельным кабинетом и персональным компьютером, стабильной оплатой и всевозможными привилегиями, включая служебный автотранспорт, и сидел себе спокойно. Осокин не сразу понял, что Гашаков по своей натуре был с гнильцой, и потому с ним никто не хотел работать.

В тот момент в отделение никаких новых дел не было. Осокин изучал старые материалы, которые ему периодически подкидывал Федотов в надежде, что парень свежим взглядом сможет что-то найти, но Осокин, к разочарованию полковника, ничего нового в них увидеть не смог.

А потом Осокина вызвали в суд. Состоялось первое слушанье по делу генерала Савинова.

Заседание проходило в закрытой обстановке. Вся закрытость заключилась в том, что ни в зал суда, ни на крыльцо администрации не подпускали журналистов. Дело громкое, и лишний раз руководство МВД не хотело выставлять напоказ свои промахи.

Осокин был ключевым свидетелем по этому делу. В зале сидело трое судей, секретарь, пристав, обвинитель Мокшин и адвокат Белогуров, что постоянно косился на Осокина. Савинов сидел в камере, его охранял вооруженный автоматом сержант. Работал кондиционер, отчего в помещение было зябко.

Судьи задавали вопросы, кем является Осокин, как он тут оказался, и все в таком духе. Стали спрашивать о событиях пятнадцатилетней давности. Что смог вспомнить, все рассказал. Прокурор, как и судьи, задавал по большей части общие вопросы, спрашивал о ходе дела, и как Осокин смог выйти на Савинова. Казалось, что все идет своим чередом. Пока слово не попросил адвокат Белогуров.

И тут началось. Первое, с чего он начал – испорченная характеристика.

– Ваша честь, – говорил Белогуров, медленно перемещаясь по залу суда с папкой документов в руках, – свидетель обвинения не умеет контролировать свой гнев. Он же не постеснялся избить племянника военного человека, – и, вытащив из папки какую-то бумагу, подал ее приставу.

– Это было давно! – возразил Осокин.

Центральный судья ударил молотком и попросил соблюдать тишину в зале.

Белогуров тем временем переключился на первые годы службы Осокина в органах МВД. Сам адвокат так и не понял, как такого вспыльчивого человека умудрились принять в убойный отдел.

– Я пахал, разгребая завалы старых нераскрытых дел! – возмутился Осокин.

– Тишина в зале! – судья вновь стукнул молотком. – Гражданин Осокин, если вы будете так себя вести, я буду вынужден принять меры, – и многозначительно посмотрел на него.

Осокин отвел взгляд.

Белогуров уже начал говорить о капитане Дымове, о том, какой это был ненадежный сотрудник. Да и может ли человек, столько лет отработав в органах, не подняться выше звания капитана? И под началом этого человека работал Осокин.

Осокин уже не скрывал гнева. Смотрел на Белогурова, как тот вальяжно расхаживал по залу, говорил, каким Дымов был на самом деле сотрудником, и как под руководством капитана Осокин уже вовсю начал превышать полномочия. Как избил ни в чем неповинного водителя семьи Федорковых на крыльце, а спустя несколько минут стрелял ему в спину. И это только то, что он сумел найти при беглом осмотре дела Осокина!

– А теперь вот гражданин Осокин заявляет, что в смерти тех молодых людей виноват непосредственно мой подзащитный, – Белогуров остановился напротив него, – и обвинение считает, – тут адвокат повернулся к судьям, – что гражданин Осокин – свидетель надежный. В доказательство своих слов разрешите показать вам пленку, – Белогуров вытащил из своей папки компак-диск. – Запись сделана с камер наблюдения особняка Федорковых.

На экране замелькали кадры полугодовой давности, когда Осокин вместе с Дымовым проводили задержание Матвеева и Шуваевой. Все повторилось в точности, как на суде Шуваевой.

Запись закончилась. Судьи выразительно посмотрели на Осокина. Тот же опустил взгляд. Его что, теперь всю жизнь будут попрекать этим видео?

Все молчали.

– Ходатайствую об исключении гражданина Осокина из числа свидетелей защиты по данному делу, – нарушил тишину Белогуров.

– Протестую! – крикнул Мокшин.

Осокин переводил взгляд с адвоката на прокурора. Они что тут затеяли?

– Протест отклонен, – судья ударил молотком по столу, отчего Осокин вздрогнул. – Ходатайство принято. Слушанье откладывается до выявления всех улик и разъяснения всех обстоятельств. Суд окончен, – опять ударил молотком по столу. Судьи поднялись и ушли из зала.

Белогуров, довольный собой, смотрел на пунцового прокурора. Мокшин отвел взгляд.

Осокин дожидаться разрешения пристава не стал и просто покинул зал. Знакомая ситуация. И почему ему всегда везет на таких именно адвокатов? Да и как Белогуров смог достать всю информацию? Должна же быть тайна следствия, что есть свидетели со стороны обвинения, есть свидетели со стороны защиты. А тут получается, что Осокин был один, и его нарочно стали проверять на вшивость.

Проверку не прошел.

Осокин. Том 2

Подняться наверх