Читать книгу W. Том 2. Не то чтобы мало, но жертвы были - Вячеслав Гусев - Страница 3

Время счастливое, это какое?

– (арабская речь)

Душность и жарость заставляли человеческих особей посетить прохладную воду. Тухлые кипячённые пруды и мутная река являлись здесь сими. С утра-полудня я говорил с Арштунхом об арабах. К нам трудно приближается раб Тихий, шатаясь взад-вперёд. На спине, крепко вцепившись в расцарапанную уже шею, висит гибрид с бледным опухшим лицом. Наездник рухнул в пыль. Щипит шея у Глёхвы так, что он смотрит в сторону школы.

Четыре раба двинулись к мутной реке. По раскалённой дороге они зашли в магазин. Вопреки всем капуста и отруби пополнили рюкзак мой. Звонок ещё был гибриду, что он (Шаадуум) видит его. Камеры наблюдения! Так они же не установлены в магазине, только в школе. Нервы гибрида ссушились в паутину старого чердака. Мы шли дальше, принимая в пути звонки от…

На месте. Сбросили одежды, тлевшие на солнце, и бросились в реку. Радость лепечет внутри. Река мутная, как Иордан, только вовсе не святая. Гибрид держался на пустой бутылке и ревел. Арштунха кто-то потащил под воду… Это водоросли. Жертва их чуть-почти не утонул насмерть. Раб-я вылез на противоположный склизкий брег, и кусты! Красной смородины опустошались, будто саранчой посевы. Сие увидал мужик горбатый. К этому времени дрожащий Арштунх подошёл ко мне, но, не успев отдохнуть, покинул сушу. Мужик, раздирая пузо в кровь, мчался на меня. Мне пришлось последовал примеру. В середине реки течение было холодным. Хозяин ягод вкусных, кислых бросил в меня только что купленную бутылки газированной воды с целью убить и попал в голову. Раб краб Мунхва, который я, потонул. Выйдя из реки, капусту растерзал на части…

Другие давились отрубями. Им надоело: Арштунх выдавил в батон вонючий паштет из целлофановой кишки и подал гибриду. Руки слабые дрожали у жертвы Шаадуума. Он тупо смотрел на вручённое ему «блюдо» долго. Вдруг с силой катапульты суставы согнулись – испорченный гадостью батон ударил в лицо и прелое содержимое заполнило рот и горло. Умирал да не умер. Донеумер. Он выжил, но не остановился на первой попытке – засыпал в рот себе целый пакетик ванилина. Горечью невыносимой сменился сладковатый привкус. Кожа языка слезла и булькнула в пластиковую бутылку, когда тот сопливо пил, пытаясь остановить творящийся ужас болевых ощущений, заполнивших его всего, даже безнервный жир. Уж вид был предсмертный; отрезвил звук мотоцикла. Наяву.

Мы прошли половину пути. Мои ноги выделялись особой гнилью. Цветастая она: и чёрная, и красная, и бурая, и жёлтая, и белая, и коричневая, и кроваво-красная… В общем, салют. Когда Донеумера стало тошнить, он бросил нас троих. Глёхва придал этому значение – проклинал его до конца жизни. Своей. Мнение Арштунха неоднозначно было. Старался он утверждать в ненависти, иногда в отвращении к нему. Ни одна лужа навозной воды не ушла от тактильного внимания моих разлагающихся ног.

Жажда дикая мором обессиливала каждого. Батон второй глядел в небо из сумки с перекрёстными лямками. Что же делать?! Давиться им, сухим, с плесенью стали.

Город ****** *** не обратил внимания, когда вернулись. Но по пути нам встретился смрадный очевидец, который видел зрелище моих ног второй раз в жизни (при второй встречи со мной), протёр глаза битым в песок стеклом (я ему предложил так сделать). Крупицы безвозвратно внедрились в слизистую глаз. Отлично.

Долго стояли рабы сии на перекрёстке, обсуждая Шаадуума, арабов вообще, финнов, проживающих в подвале Краба: они ему не мешают, только по выходным танцуют и музыку создают, а так – нормально, рыбу солят день и ночь; вонь страшная… Стемнело. Загадки странные загадывали Глёхве. Ни одного ответа не получили. Время, когда блуждали по городу, то есть лето, и когда ели горькие яблоки с деревьев – хорошее…

Дополз до врат логова мокротного, гибрид обнаружил арабскую вязь, развешанную, как лапша, на гараже у дома, на окнах, на заборчике дрянном и своей шее…