Читать книгу W. Том 2. Не то чтобы мало, но жертвы были - Вячеслав Гусев - Страница 4

Ходить очень полезно. Во время дороги можно думать и мечтать. Пеший путь лечит.

Лето пожинало потроха. Хотелось сгинуть где-то в лесу. Но степь. Оставалась надежда на единственное подобие на великую природу – сосновый бор. В таком случае надо разобрать слово одно – боро-давка: бор и давка. Всё взаимосвязано.

Оставил попытки Арштунх реанимировать Ильяза (тот ушёл в HD-депрессию от страха перед Шаадуумом). Без него двинулись рабы в поход, в бор. Навязался афганский проводник с нами, Ни**та Ку**кин. Глёха пал в истерику, когда не смог разгрызть зубами шоколад афганский. Причина страшная не в еде; а в том, что все пытки у стоматолога были за зря. Пересаженные зубы старух выпали. Краб доволен.

От проводника исходил вонючий, повторяющийся рэп. Он, не внемля звукам природы, безжалостно вёл нас дальше. Час и час шли в степи. Через жжёную низину с водой и змеями шли. Афганец заметил гадюку, зубы которой застряли в его штанине, только после онемения рук и ног. Я распорол ему ногу от ступни до бедра, чтобы спасти. А потом располосовал и вторую. Мы потеряли проводника, так как он покатился назад. Трое достигли цели.

Бор был стандартен. Сорок шесть рядов сосен, по сорок шесть деревьев в каждом ряду. (46 – это число Вэрта просто). Все тащили мокрый хворост в кучу. Краб пил росу. Костёр он же разжёг. Основным блюдом был суп из картофеля, лука и грязи.

На дерево залез раб Тихий. Мы его, конечно, стряхивали, но рухнул он сам по себе. Спасал снова я. Нет, ничего не резал: бездыханным лежал сей три минуты, руки-клешни вцепились в шею, и травмированный раб пытался дышать, а когда освободили его от удавки кистей, вовсе нормализовался. Арштунх наелся хвойный почек, у него началась аллергия.

Мох – жертва. Кому? Вечности. Он съеден сырым, поваренным с солью, в растопленном сахаре, мёде, свекле. Стихами не выразить мшистую душу… Во время поедания мха стоял хруст песка. Костёр угас. На последних углях картошка лежала вся в пепле. Жажда напала на раба Арштунха и раба Глёхву: они не желали пить росу утром. По причине брезгливости и «благоразумия», точнее его отсутствия, нам пришлось зайти в пещеру, где истекал своей прозрачной кровью родник. Запасы желудков наполнились холодной жидкостью. Казалось, это была вода.

Обратный путь лежал по железной дороге. Били ступни о сочащиеся шпалы. На мосту бросали камни в лужи, которые ещё жили. Они были прохладны и легки. Сей день не был летним, это весенний день, которого не будет никогда. Вернуться никогда не получится, но трое не думали тогда о этом. Их одолевала усталость и впечатления после похода. Время то осталось как счастливое… Шли они по степным холмам, уже наблюдая город. Падали иногда в траву, которая вонзалась твёрдыми стеблями в мясо, но это не печалило никого. Через лето всё изменилось. И та весна мучила душу своими воспоминаниями.

«Ничего хорошего нет» – не правда. Даже если есть хорошее, здесь сводится к Вэрту. Смерть мечте! Погибель дальше! Гниль и вонь! Круши, метайся! Мрак прими, пади, рыдай!