Читать книгу Герой того еще времени - Вячеслав Малежик - Страница 13

Описывая чудачества своей бабушки, я невольно задумываюсь, что сам стремительно приближаюсь к возрасту ее геройств. Кровь, текущая в моих жилах, несет и ее гены, и каких тараканов буду я сам разводить и гонять, еще неизвестно. А жить-то хочется, и чувствовать себя нужным тоже, и о возрасте задумываешься не в первую очередь. И баба Деня жила и утверждала себя в нашей семье.

Моя сестра в очередной раз вернулась с юга и должна была привести к нам в дом кавалера, который с большой степенью вероятности мог стать ее новым мужем. Нонне было уже тридцать два, а ухажеру сорок пять. Впоследствии все у них сложилось удачно, они женились и сестрица родила долгожданную дочку. А тогда переполох в доме был значительный – что-то ставилось на стол, доставались какие-то дорогие, специально для такого случая припасенные напитки.

Бабушка тоже участвовала во всеобщей суете и нарядилась в праздничную одежду. Наконец раздался звонок, и в квартиру вошли Нонка и кандидат в женихи. Он был высок, красив… Лысина, венчавшая его голову, как раз украшала и не вызывала сожалений. Запомнилось сразу, что глаза были разного цвета – один коричневый, другой голубой. Не знаю, что это значит в физиогномике, но это рождало какое-то полутревожное, полулюбопытное чувство. Время взаимных приветствий прошло, и начался ни к чему не обязывающий треп о море, о футболе и еще бог знает о чем. Бабушка всю эту прелюдию была на кухне и, когда я туда зачем-то заскочил, спросила меня:

– Славк, а как малóго-то зовут?

– Игорь Николаевич.

– А как ты думаешь, хорошо будет, если я приду и с ним поздороваюсь?

– Конечно, ба, все тебе будут только рады.

Я ушел к столу и забыл о нашем диалоге. И вдруг в комнату со стороны кухни, сложив в лодочку ладонь и вытянув ее (думаю, еще на кухне) вперед, как быстроходный катер, влетает бабушка.

– Доброго здоровьичка, Игорь Миколаич!

– Здравствуйте, Евгения Никитична, – сказал Игорь и поцеловал бабе Дене руку.

Все рассмеялись, и дальше застолье и беседа шли уже в расслабленном режиме.

– Внучок, – обращалась бабуля к жениху, – ты подкладывай, подкладывай.

– Спасибо, все очень вкусно.

И я удивлялся, слыша это «внучок». Игорь Николаевич, по моим, тем еще, понятиям, уже на него не тянул. И как потом было грустно, что в мои сорок пять меня внучком никто не называет…

А я учился в институте, и привычная система «аврал» помогала мне сдавать экзамены и зачеты и в последнюю минуту доделывать очередную курсовую работу.

– Милый, что ты не спишь, все учишься, учишься?

– Ба, надо доделать проект…

– Ложись, утром доделаешь. Хочешь, я тебя разбужу. Утром дело спорится.

– Да, ба, ты права. Лягу я, пожалуй, спать. А ты разбуди меня в шесть утра, а то я будильнику не доверяю.

– Спи, разбужу.

И я, минуя «подготовку ко сну», через минуту уже спал. Проснулся от того, что кто-то меня толкал в плечо.

– Что, ба? – спросил я, еле открывая глаза.

– Славка, во сколько тебя будить? А то я забыла.

– В шесть.

– Ну, спи, спи.

И я снова легкомысленно заснул, правда, ненадолго.

– Милый, ты спи, спи, еще только два часа ночи.

– Ба-а-а, – стараясь не раздражаться, ныл я из-под одеяла.

Я снова отошел ко сну, но не тут-то было…

– Славка, ты спи, спи… Не беспокойся, я помню, что тебя надо будить в шесть.

Слава Богу, следующая побудка была уже именно в шесть. Но я не злился и отдавал должное обязательности бабы Дени.

В восемь утра, когда все уже расходились по работам, школам, институтам, бабушка оставалась одна. Чем она занималась в квартире? Наверное, копошилась по хозяйству, а главное – ждала нас. Нам к тому времени (а квартира была еще новая) провели телефон, и я научил бабушку, как звонить ее сестре Варьке и еще одной ее подруге Польке Кондратьевой.

Телефон у нас был спаренный с соседским, и блокиратор стоял в прихожей нашей квартиры. Когда соседи общались по телефону, при снятии трубки в нем раздавался громкий щелчок, этот же щелчок раздавался при отбое. А если с соседского телефона пытались дозвониться, то щелкало довольно часто и надоедливо.

– Славка, вот вы уходите, а около дверей в прихожей кто-то все время стучит.

– Да никто там не стучит, ба.

– Не стучит, не стучит… Стучит! Не сегодня-завтра стену проломают и залезут в квартиру. Что тогда делать?

– А давно стучит-то?

– Да уж порядочно.

И в это время соседи решили позвонить. Блокиратор послушно щелкнул. И я понял, где истоки бабушкиных фобий, и снял синдром ее страха.

Я уже говорил, что бабушка не любила оставаться одна. Так вот, если кто-то приходил в дом, то все ее гостеприимство выдавалось на-гора. В те годы я уже интересовался девушками и, переступив грань стеснительности, приводил их домой, используя разные предлоги. Мы даже уединялись в отдельной комнате, где предавались скромным, а иногда и смелым плотским радостям. Бабушка чувствовала себя на коне и через промежутки времени стучалась к нам с предложением откушать чайку, съесть селедочки и полакомиться конфетами.

А однажды в дом к нам пришла моя школьная учительница по английскому языку. Юлия Михайловна хотела взять у меня послушать какой-то диск битлов.

– Как тебя зовут, милая, – спросила баба Деня в прихожей нашу гостью.

– Юля, бабушка.

– Ты проходи, проходи, не стесняйся, Юленька.

– Да я не стесняюсь, спасибо.

– Раздевайся, вот комната, вы там со Славкой музыку послушайте, я вам чайку организую. Можете полежать, я вам мешать не буду.

Юлия Михайловна развеселилась и, раздевшись, прошла в комнату, где у меня располагалась звуковая аппаратура. И конфетки с чаем очень были кстати при прослушивании «A hard day’s night». Томным вечер не получился, но настроение у нас улучшалось при каждом появлении нашей «свахи»…

Как-то раз, возвращаясь из института, я обнаружил, что забыл ключи от квартиры.

«Ничего страшного, бабушка дома, она мне откроет», – подумал я.

Я поднялся на пятый этаж и позвонил в дверь. В те годы понятия «рингтон» не знали, и звонки телефонного аппарата были похожи на звонок в квартиру с лестничной площадки. За дверью была тишина… Я еще несколько раз нажал на кнопку. Наконец за дверью началось какое-то движение, и я услышал бабушкин голос:

– Слушаю, кто это?

– Бабуль, это я, Славка.

– Кто ты-то, милый?… Что-то гудит, ничего не пойму.

– Да это я, Славка, внук твой.

– Славки нет, ушел Славка; одна я здесь… Посадили, как собаку, на пятом этаже, охраняй их добро.

– Бабуль, да я здесь, за дверью, ключи забыл, открыть не могу.

– И что меня черт понес в эту Москву… Сидела бы да сидела в Занино, а тут все гудит, стучит, еще этот телевизор. Прибрал бы меня Господь, что ли, скорей.

– Бабуль…

Наконец она мне открыла, я вошел в квартиру, и она вместе со мной смеялась над своей «дурью» и «дурью» московской жизни.

* * *

Ушла бабушка тихо. Заболела и, не доставляя хлопот окружающим, тихо-тихо ушла. Я думаю, если рай есть, то она сейчас там…

В день ее кончины я был с «Веселыми ребятами» в Иркутске, и родители даже не сообщили мне о ее смерти. Наверное, пожалели меня, а может, не хотели срывать с работы – Иркутск так далеко, что я бы мог и не успеть проводить бабу Деню в последний путь. А она даже в такой час стремилась никому не причинять неудобств.

Евгения Никитична Петрова лежит на Хованском кладбище рядом с моими родителями. И когда я прихожу их проведать, невольно улыбаюсь, глядя на ее фотографию на памятнике…