Читать книгу Безымянное имя. Избранное XXI. Книга стихотворений - Вячеслав Шаповалов - Страница 16

Ты пришёл с царём Петром, ты вошёл в наш тихий дом,

Я в твои глаза, как в омут, заглянула —

В них навеки корабли в море синее ушли,

Только нежностью и ужасом дохнуло.

Ты вошёл в наш тихий дом – и с тех пор навек ты в нём,

Но ни дома я, ни имени не помню,

Только, в счастье и в слезах, несказанный свет в глазах

И обет, что, дав единожды, исполню.

Ты сказал: авек плезир! – и меня навек пленил

Шпагой, голосом, пшеничными усами,

Впереди качалась мгла – но, закрыв глаза, пошла

За тобою я, прельстившись голосами.

Ещё помню: ночь-полночь, что-то мне уснуть невмочь,

А на псарне в рёв заходятся собаки,

Входит, чёрен, мой отец: – Ты готова ль под венец? —

И глаза его – как две свечи во мраке.

Сам царь-батюшка венчал – и уж как нас привечал,

Ну а мы с тобой доверчиво сомлели,

Да и как тут не сомлеть, если нам клялись гореть

Свечи шалые на каждой ассамблее!

Голова царя Петра тяжела была с утра,

Но легка была российская корона,

И все чуяли нутром: с императором Петром

Супостата одолеем без урона!

Но рука царя Петра – сноровиста и хитра.

Его милости лишился отчего ты? —

Ягужинский-прокурор усмехнулся: – Вот он, вор!

А послать его в уральские заводы!

У меня не стало сил, когда люд заголосил:

С дыбы сдёрнули, в железо заковали.

Помню, в мёртвой тишине шевельнулся сын во мне.

Больше мы с тобой друг друга не видали.

Доползла я до царя, но молила, видно, зря:

Глянул сумрачно, скривился, отвернулся.

И тогда в недобрый час твой сынок в последний раз

В моём чреве безнадёжно содрогнулся.

И пошла я за тобой – но куда, любимый мой?! —

Обеспамятела, имя позабыла,

Мать, отца, наш дом и двор, нянек, братьев и сестёр

Мне заменит безымянная могила.

Всяк пред Богом сир и наг, сказывал один монах.

Старец этот рек: – Не плачь, жено, не надо!

Суженого не ищи – сгинул в огненной пещи,

Но пребудет посрамленье силам ада.

Так и царь наш на заре с Божьей помощью помре,

Убиенного, знать, вспомнил Алексия,

На предчувствие моё налетело вороньё,

Над моею головой заголосило.

Славянин, хазарин, галл – каждому Господь воздал,

Но полна она антихристовой кровью,

Эта страшная страна – эта вечная война,

С её ненавистью, страхом и любовью.

Горю минуло семь лет, я состарилась, мой свет,

И с ума сошла от горя и утраты,

Шла я с нищенской сумой за тобой, любимый мой,

Но не встретила и самой малой правды.

Что ж, Господь тебя храни, гаснут дальние огни,

Очи выплакала – и пусты глазницы,

Канул разум мой во тьму, в ту безглазую тюрьму,

Где надежда не окликнет, не приснится.

Ты просил меня: живи! – но ты зря хрипел в крови,

Без тебя жить я обета не давала,

За младенцем нашим вслед мне покинуть этот свет

Богоматерь, знать, незримо помогала.

Ты прости меня, мой друг, что не вынесла я мук

И сойду теперь под землю за тобою,

Что сдержаться не смогла, что дитя не сберегла.

Видно, я удела лучшего не стою.

Но и в свой последний час помню только лишь о нас —

Нет ни матушки, ни батюшки, ни Бога,

Когда юность мне пронзил возглас твой: авек плезир! —

И последняя привиделась дорога…