Читать книгу Безымянное имя. Избранное XXI. Книга стихотворений - Вячеслав Шаповалов - Страница 27

Ушёл ты, сердар песков, чёрных, словно икра

остроулыбчивых рыб, чей запрещён отлов.

Закончилась игра. Беспамятные ветра

карты смели со столов наследников и послов.

Огуз-намэ, Шах-намэ оборачиваются вослед

упавшей птице Рух: завершился круг —

испуганными словами весьма искусно воспет

кометы кровавый след. Хотя бы один был друг…

Шёлковые пути выбелили виски,

гул подземный на миг затих в незримом огне.

Где тот старый масон, видевший сквозь пески,

ведавший всё в веках на петербургском дне,

собравший под тюбетейку остатки надежд и волос? —

не вынес хитрый мудрец утраты божества.

Всё это твой уход: сколь многое прервалось,

безмолвьем отозвалось в миг скорби и торжества.

Под эхом согдийских звёзд с тобою погребена

эпоха твоей мечты, какою бы ни была:

в ногах у тебя лежит задушенная жена —

доверчивая страна, в её устах – удила.

Пали великие кони, сошли с атласных страниц,

в серебряных ошейниках, в начельниках из грёз,

властители погони, дороже библейских цариц:

удобрит барханы рая их царственный навоз.

Издохли пятнистые псы – хмурые пегие львы,

хранители серой мглы, искатели горькой воды,

поводыри овец, слушатели молвы:

и наши дети всё чаще видят волчьи следы.

Выцвели и рассыпались – не прячься, нетленный прах! —

орнаменты прежних вселенных, сакральные миры,

из чёрных рук мастериц расцветшие сквозь страх,

чудесные, беззащитные, бессмертные ковры.

Погас изумрудный город – пламенных окон нет,

враз загоравшихся, имя затверживавших мольбой,

где золотой человек и вечный солнечный свет

не расставались и ночью, заклятые тобой.

Живы еще, сердар, заказанные враги,

проплаченные либералы, надкушенные толмачи,

уподобившие себя Махтумкули Фраги,

между Исой и Пророком ползающие в ночи.

Уже не взломает хакер вкладов твоей мечты,

поскольку вместе с тобой ушла и мечта твоя,

а банковские счета ведаешь только ты:

ах, если б ты так же верно знал коды бытия…

Сердца не рвёт теней безглазая череда,

в руке телохранителя не вспыхнет оскал небес —

с вешних иранских холмов льнёт к тебе Фирюза,

льёт бирюзовых всплесков лживый женственный блеск.

И только одно осталось за гранью всех прочих смут —

землетрясенья хрип, немота термитных ночей:

древняя смерть приходит в час, когда все уснут,

когда ни Бога, ни дьявола, и ты – один и ничей.

Отстраняется саксаул от поцелуев стрекоз,

в тысячелетней мгле тоскуют глазницы могил,

волосяной аркан сплетён из маминых кос,

вот и вернулся час, и ты его не забыл:

вновь, с безнадежной верой, на вздыбленной земле

хранит священный бык отрока на спине! —

но Ад улыбается молча, крышка дрожит на котле.

И дремлет город мёртвых – и вздрагивает во сне.