Читать книгу Изгибы. Исповедь - Вячеслав Владимирович Камедин - Страница 3

Сопливая журналисточка Светка, как её шутя сегодня назвал папа, очень волновалась, когда шла на своё первое задание от редакции. Студентка филфака проходила практику для курсовой в местной газете «Городские вести». Светлана не ожидала, что главный редактор даст сразу такое интересное и ответственное задание, видимо, всё дело в том, что её папа дружил с Львом Валентиновичем. А возможно, и то, что она была отличницей и все три курса, которые уже были позади, её рассказы публиковались в студенческих сборниках и оценивались даже профессионалами как очень талантливые. Лев Валентинович поручил Светлане взять интервью у Глеба Борисова, и сказал, что в её распоряжении целая полоса. Борисов был городской звездой, уникальным человеком. Он был местный художник, картины которого часто выставлялись в области и однажды в Москве. Уникален он был еще тем, что этот человек был инвалидом детства. Борисов страдал детским церебральным параличом, правда был во всем самостоятельным, обходился без посторонний помощи, один путешествовал по области. Светлана как-то видела его на персональной выставке, он очень сильно хромал, причем «заваливался» на левый бок при ходьбе, было впечатление: вот-вот и упадет, но он не падал. И левую руку всегда держал согнутой у груди, растопырив пальцы. Девушка с ним не разговаривала, но говорили, что у него трудная и медленная речь.

Света не знала о Борисове больше ничего. Знала, что ему двадцать девять лет. Что живет с мамой в трехкомнатной квартире, одна из комнат его мастерская. О личной жизни ничего. Есть ли девушка, встречается ли… Он ведь местная звёздочка, как говорят все о нём. У такой знаменитости должны быть поклонницы…. Ну или поклонники, улыбнулась Света своей фантазии, вспомнив свой рассказ о мужчине, который тайно был влюблен в сына своей знакомой… Главред сказал, чтобы статья раскрывала все глубины его творчества как сюрреалиста, но Свете хотелось написать о жизни художника, что у него на сердце и кто вдохновляет его на труд за мольбертом. Многие картины несли эротические сюжеты: красивые женщины, феерия любви…

…дверь открыла мама Вера Петровна, уже пожилая, но красивая женщина, сказала, что Борис работает в мастерской и она сейчас позовет его.

– Нет-нет, я хочу пройти в мастерскую, застать художника за работой это счастье для журналиста, – сказала Света.

– Здравствуйте, Глеб, меня зовут Светлана Вагина, я корреспондент «Городские Вести».

– Здравствуйте, Светлана вагина, – поприветствовал Глеб.

– Ой, нет, Глеб Сергеевич, вы ударение не там поставили, – заулыбалась девушка, не смутившись, уже привыкшая, что со школы коверкают её фамилию. – Я не вагина, я Вагина, ударение на первый слог.

– Вы не вагина? -пытался шутить художник, и Света подумала, тот еще фрукт, как и все мужики, считающие себя юмористами.

– Я вагина, так скажем, не для всех. Для всех же я Вагина, – решила Света тоже быть острой на язык.

– Не для всех? – Глеб положил кисть на столик, до этого он обтирал её о тряпку, намотанную на ручку старого кресла, так он решал проблему с тем, что у него действовала только одна рука. – А для меня?

– А вы хотите, чтобы я для вас была вагиной? – не сдавала позиции студентка в войне красноречия.

– А вы позволите об этом мечтать?

– Вы веселый, оказывается, человек, Глеб.

– Какой есть, – улыбнулся художник. – Вы меня извините, что я по-домашнему одет…

Он был в растянутой майке-борцовке и шортах непонятного цвета из-за пятен красок.

– Ничего страшного. Художник за работой, открыт душой и телесно.

– Ну, телесно не совсем открыт. На мне майка, шорты, а под шортами… вы не поверите, что…

– Что же там может быть? – захихикала Света.

– А вы угадайте…

– Наверное, трусы…

– Вы очень проницательны…

Вот так за шутками и началось интервью с милым и веселым художником. Говорили потом о картинах, о сюжетах, о учителях Глеба… Свете всё время хотелось перевести тему на его личную жизнь, но почему-то он всё время ускользал и весьма умело. Как будто личное было табу.

–…вы знаете, Света, когда я был в Москве вот с этой работой, – сказал Глеб, когда показывал картину с очаровательной обнаженной женщиной у окна, и как-то в порыве рассказа неосознанно стал мять гульфик, чтобы почесать «хозяйство», – меня так тепло принимали, до слёз… Картина называется «Изгибы», потому что все линии тела, видите, так изящно изогнуты…

Свете, воспитанной в строго интеллигентных традициях, «чесать хозяйство» при даме показалось в высшей степени мужланством, но… не говорить же этому милому и уважаемому человеку замечания.

– Вот, смотрите, – он показал рукой, которой только что… на участок картины, – здесь я зашифровал послание зрителю, это как ребус…

– А если это ребус расшифруют? – Света похвалила себя за профессионализм, она согнала смущение, чтобы продолжить интервью.

– Они узнают о моём личном…

– Кстати, Глеб, вы никогда не рассказываете о личном почему? Это личное настолько для вас

небезопасно?

– Быть может, – загадочно произнес художник и снова потеребил сквозь шорты гениталии.

Света задохнулась от такой вульгарности, это уже хамство какое-то. Ладно, первый раз случайно человек забылся – почесал яйца или член, не знаю что… Но это он повторил!

– А что вы скрываете, Глеб? – пересилив волну злости, но всё же решила «раскрутить» художника студентка. – Это что-то, что общество осудит? Гомосексуализм?

– Почему гомосексуализм? – изменился в лице Глеб, напуганный таким словом.

– Ну, я не знаю. Вы очень таинственно всё говорите. Для нашего провинциального городка это было бы шоком, как и онанизм…

При слове «онанизм» Глеб даже вздрогнул, и Света поняла своим журналистским чутьём, что что-то зацепила…

– Нет-нет, здесь зашифрованы лишь духовные терзания о поисках смысла жизни, – и Глеб снова забылся и увлекся гульфиком.

Света теперь спокойно смотрела, как он тискает себя там, не замечая прямого взгляда девушки на это бесстыдство.

– Скажите, Глеб, а зачем вы это делаете? – коснулась она пальцем ладони мужчины, которая до сих пор массировала гениталии.

– Что? – непонимающе переспросил он.

– Ну… вы вздрогнули при слове онанизм, а сейчас ваша рука…

Глеб отдернул ладонь и посмотрел на девушку так, как смотрят дети, которых обидели. Он, конечно, был инвалид, и будь Света старше и опытней как женщина и как журналист, она бы не стала касаться этого. Но она было юной и наглой. И могла идти на риск, не задумываясь о последствиях, не заботясь, обидит ли человека.

– Вы сейчас при мне, девушке… занимались онанизмом?

– Нет! – даже воскликнул художник – Как вы такое могли подумать?!

– А что? – Свету взяло за живое, и она решила «отомстить» за хамство и оскорбление её женское достоинство. – Ни девушки нет, ни… парня, почему бы не подрачить перед корреспондентом?

– Светлана, мне неприятен разговор. Вам нужно уйти, – запротестовал художник.

– Я уйду, а вы вероятно будете глядеть в окно и этим заниматься?

– Почему вы обижаете меня? Ведь я ничего вам не сделал? – Глеб стал нервничать и все тело стало ходить ходуном.

– Вы при мне, при девушке теребили своё хозяйство. Отвечайте, зачем?

– Я сегодня просто трусы надел маленькие, – зачем-то стал оправдываться перед нахальной девчонкой «звезда» города. – Мне они жмут…

– Ой-ой, так всё просто, – не изменяла своему методу Света, провокацией узнавать факты. – Скажешь, и не стоит сейчас?

– Конечно же, нет, – бедный художник и не замечал перехода на «ты». – Просто маленькие трусы, жмут…

– А если я проверю?

– Что? – недоумевая взглянул Глеб.

– Стоит или нет…

– Не надо, – вдруг сдался он. – Я признаюсь, только не пишите об этом…

– О чем? – сделала невинное лицо Света.

– Об этом, – Глеб неожиданно достал из шортов фаллос и стал быстро-быстро водить по нему рукой. Света не могла поверить, что это она видит. А художник пожирал её глазами и… скоро залил юбку…