Читать книгу На новые земли. Немецкие колонисты и их судьба в Юго-Восточной Европе, России, Северной и Южной Америке - Якоб Маул - Страница 14

Кто же были эти люди, попавшие по призыву Екатерины II в середине XVIII века в сети вербовщиков, перевезенные в Россию и ставшие немецкими колонистами на Волге? Большинство авторов, рассматривая эту тему, ссылаются на книгу Готлиба Цуге «Русский колонист, или жизнь Христиана Готлиба Цуге в России» (Christian Gottlob Züge «Der russische Kolonist oder Christian Gottlob Züge’s Leben in Russland»).9

Это, пожалуй, единственная известная книга, автор которой лично пережил все перипетии путешествия и жизни немецкого колониста на Волге. Будучи молодым человеком, полным желания увидеть мир, он собирался эмигрировать в Америку, но, прибыв в Любек, как и многие другие переселенцы, попал в сети российских вербовщиков. Поддавшись описанию ожидающих его благ, красот и знакомств с многочисленными народами, он в составе одной из завербованных групп отправился в Россию. Им подробно и тщательно описываются все этапы путешествия на корабле до Кронштадта в колонне на конных повозках и по Волге на речных судах до места поселения немецких колонистов в районе Саратова. За время долгого ожидания в Любеке он хорошо узнает находившихся рядом с ним людей. В своей книге он отмечает, что значительная часть из них искала пристанище в далекой и пока неизведанной стране, потому что родина повернулась к ним спиной. По его оценке, среди них были преступники и мошенники, возможно, пытающиеся уйти от преследования и справедливого наказания. Он отмечал, что большая их часть являлась искателями приключений или легкомысленными и неопытными людьми, поверившими в обещанные золотые горы и нисколько не сомневающимися в легкой и благополучной жизни в далекой стране, а многие из них не были знакомы с сельским трудом и порой не знали, как запрячь лошадь и с какой стороны подойти к плугу.

К оценкам способностей первых немецких колонистов, приведенных в книге Цуге, мы еще вернемся, а пока отметим, что было бы наивно предполагать, что на уговоры вербовщиков поддастся и уедет в Россию цвет немецкого крестьянства. Наоборот, это были обедневшие крестьяне, ремесленники и торговцы, влезшие в долги и потерявшие свое дело, разоренные предприниматели, парикмахеры, отслужившие солдаты, неудачливые артисты, учителя и люди без всякой профессии. Были среди них даже разоренные и опустившиеся дворяне. В книге рассказывается об одном таком бароне, который прибыл в Россию и по трусости не стал искать удачи в армейской службе, а из-за своей лени не захотел встать за плуг и обрабатывать землю. В итоге он нанялся в своем селении пасти скот и, следуя позади коров и быков, с удовольствием откликался на приветствие отдельных встречных, которые обращались к нему «господин барон».

Однако все эти не связанные с сельским хозяйством люди и не собирались быть крестьянами, они собирались искать удачу, продолжая трудиться по своей специальности в разных городах и селениях России. Такая возможность была им обещана манифестом Екатерины II и российскими вербовщиками. Не их вина, что по прибытии в Россию их всех насильно направили в Поволжье и обязали заняться сельским трудом. Здесь надо отметить, что позже российское правительство пыталось изменить положение дел, оно посылало своим комиссарам и агентам в Германии закрытые формуляры, в которых обязывала вести вербовку лишь среди людей, занятых сельским трудом. Однако эти новые требования не были допущены к широкой огласке, поскольку противоречили тексту манифеста, а вербовщики в погоне за легким заработком их просто игнорировали.

Нелестную оценку качественного состава колонистов из книги колониста Цуге часто приводятся авторами, которые с панславянских позиций доказывают ошибочность всей колонизационной политики России. В этой связи отметим, что Цуге дает не всегда лестную характеристику завербованным колонистам, исходя лишь из оценки одной группы, в составе которой он прибыл в Россию.

Нам удалось найти его в списках переселенцев, составленных в ходе ревизии, проведенной по распоряжению Канцелярии опекунства иностранных в конце 1767 года. Он зарегистрирован под десятым номером среди других переселенцев колонии «Починная» (немецкое название «Кратцке»). Приведенная в переписи информация: «Цуге Кристьян Готтлиб, 22, сапожник из Саксонии, холост, прибыл 7.08.1766, получено от воеводской канцелярии в Саратове 150 руб., на 1768 г. распахана 1 дес., живет в работниках» – полностью совпадает с его рассказом о себе. Последнее подтверждает и его авторство, которое подвергается отдельными историками сомнению, судя по приведенным фактам в послесловии к его книге.

Все переселенцы колонии «Починная» относились к вызывательскому товариществу Дебофа (de Boffe), вербовщики которого, стремясь как можно больше заработать, использовали любые легальные и нелегальные приемы, откровенный обман и вербовали всех подряд, включая непригодных для земледелия колонистов. Существующую тогда «грязную» практику вербовки немецких колонистов среди вызывательских товариществ отмечает в своей книге и Георгий Писаревский: «…общий уровень коронных колонистов был значительно выше, чем вызывательских, среди которых были не редкостью представители городского пролетариата, часто люди, совершенно отбившиеся от всякой работы, пьяницы и бродяги».

Проведенный нами анализ списка переселенцев ревизии 1767 года по колонии «Починная», среди которых и колонист Цуге, показывает, что из 54 зарегистрированных переселенцев было 33 женатых, 1 сирота, 2 пасынка, 2 вдовы, 8 овдовевших и 8 холостых мужчин, а в их семьях насчитывалось 32 ребенка. По 11 зарегистрированным, в том числе по 4 взрослым мужчинам, двум вдовам и по 5 пасынкам и сиротам не была указана их профессиональная принадлежность. Такие данные имелись лишь по 43 официально зарегистрированным колонистам, среди которых оказалось лишь 6 хлебопашцев или людей, имевших опыт ведения сельского хозяйства. Среди остальных было 6 сапожников, 5 ткачей, 3 портных и еще по два кожевника, кузнеца, винокура, каменщика, солдата и столяра. В единственном числе были маляр, винокур, охотник, мастер музыкальных дел, слесарь, плотник. По одному были зарегистрированы и представители таких редких специальностей, как мастер соляных дел, медник, мастер корабельных дел, серебряник, седельник, переплетчик.

Как видим, в колонии «Починная» лишь 14 % зарегистрированных имели в прошлом знания и опыт ведения сельского хозяйства. Остальные, поддавшись на уговоры и настояния чиновников, против своей воли были вынуждены заняться сельскохозяйственным трудом, имея совсем другие специальности. Такой профессиональный состав колонистов наблюдал, а затем не всегда лестно описывал в своей книге Цуге.

Не только он, но и другие часто переносили негативные и субъективные оценки профессиональной пригодности переселенцев в Поволжье, завербованных в основном агентами зазывательских компаний, что далеко не всегда соответствовало действительности. Чтобы не быть голословными, рассмотрим результаты уже упомянутой ревизии 1767 года, которые легли в основу рапорта графа Орлова от 14 февраля 1769 года, направленного им Екатерине II. Уникальные материалы этого отчета приведены в 38 приложение к монументальной работе Григория Писаревского. Приложение содержит характеристики колонистов по количеству: «Сколько въ новозаведенных около Саратова колонiяхь способных къ произведенiю хлъбопашества и неспособныхъ иностранческихъ семействъ, также мужеска и женска полу душъ…» – а также по наличию скота, посевам и намолоту, построенным домам и пристройкам».

Позже в соответствующих разделах книги мы остановимся более полно на оценке этих данных, а сейчас проведем оценку состава колонистов по их способности и пригодности к хлебопашеству. При этом рассмотрим отдельно так называемые «коронные» и «зазывательские» колонии. Всего в Поволжье были образованы 41 коронная и 61 зазывательская колонии. Напомним, что вербовкой коронных колонистов занимались русские посланники и резиденты, а также назначенные правительством специальные комиссары, оплата которых не зависела от числа завербованных. Иначе формировались зазывательские колонии, в которых зазыватели и их агенты мало заботились о качественном составе, поскольку их оплата напрямую зависела только от количества завербованных.

Согласно данным рапорта графа Орлова в коронных колониях проживало 2946 семей колонистов, из которых 199 были неспособные, а 2747 (или 93 %) – способных к хлебопашеству. При этом в таких колониях, как Пановка, Елшанка, Ягодная Поляна, Таловка, Буйдаковъ Буяракъ, все 100 % семей были пригодны к ведению сельского хозяйства. В зазывательских колониях Деборегарда из 1523 семей 1357 (или 89 %) были пригодны к хлебопашеству; «Дебофа» из 434 было 403 семьи (или 92,8 %), пригодных к землепашеству. Чуть ниже была доля семей, пригодных к хлебопашеству в зазывательских колониях Леруа и Питета: 1347 (88 %) из 1530. Из всех 6433 семей коронных и зазывательских колоний 5854 (или около 91 %) были отмечены как пригодные к землепашеству.

Как видим, в рапорте Орлова приводится довольно высокий уровень пригодности семей колонистов к ведению сельскохозяйственного производства, который совсем не вяжется с существующими негативными оценками отдельных авторов. Следует заметить, что оценка пригодности колониста к землепашеству приводится без указания его прошлой специальности. Можно предположить, что определенная часть переселенцев не была связана с сельским хозяйством и вынуждена была против своей воли осваивать земледелие, а позже свыклась и даже преуспевала в этой деятельности.

Совсем иначе развивались события по вербовке колонистов для переезда в Россию в других государствах, из которых она также рассчитывала привлечь людей. Российское правительство потребовало в 1763 году от своих дипломатических посланников и агентов опубликовать и распространить манифест Екатерины II во многих европейских странах и вести в них активную вербовку. Однако деятельность в этих странах практически оказалась безрезультатной. Связано это было с целым рядом причин и, главным образом, с тем, что основные европейские державы сами были заинтересованы в притоке подданных чужих государств и всячески поощряли иммиграцию и запрещали эмиграцию. В этой связи многие монархи всячески противодействовали попыткам доведения до подданных своих стран объявленных в манифесте щедрых льгот и привилегий для переселенцев в Россию. В ряде стран были приняты самые решительные меры против деятельности российских вербовщиков.

Так, королева Австрии Мария Терезия своим указом от 16.11.1763 года не только запретила распространение манифеста Екатерины II, но и эмиграцию из страны. Его нарушение в первый раз наказывалось 5 годами тюрьмы с каторжными работами, во второй раз – 10 годами и каторжными работами, а в третий раз – смертной казнью через повешение. При этом наказания, включая смертную казнь, в одинаковой степени грозили иностранным вербовщикам и помогающим им собственным подданным. Каторжными работами и тюрьмой наказывалось принятие в своем доме завербованных людей и утаивание сведений о них. Сообщавшим государственным органам любую информацию о случаях вербовки полагалось денежное вознаграждение. Аресту подвергались те, кто по разным причинам вернулся назад, но ранее выехал из страны без получения разрешения.

Значительные трудности возникли у российских посланников при распространении манифеста и ведении вербовочной деятельности в Испании, в которой из-за большого переселения в Америку был также объявлен запрет на эмиграцию.

Еще меньше шансов на успех имела кампания по вербовке переселенцев в Англии и Голландии, в которых был относительно высокий уровень благосостояния населения и имелись собственные богатые колонии. Англия имела колонии в Северной Америке, куда могла переселить часть своих подданных, находящихся в поиске приключений или новой и еще более лучшей жизни, и куда она сама активно вербовала немецких колонистов. К тому же к середине XVIII столетия в Англии уже начиналась индустриальная революция, росли города с развитой промышленностью, которая была способна поглотить избыток сельского населения, в отличие от Германии, в которой этот процесс начался на десятки лет позже.

По этим причинам у России в Англии были весьма ограниченные возможности для вербовки колонистов. Писаревский в своей книге приводит информацию о деятельности российского посла в Лондоне А. Р. Воронцова, которому с большим трудом удалось завербовать около 200–300 человек. Они получили деньги на пропитание, а капитану корабля был выплачен соответствующий аванс за их транспортировку в Россию. Большая часть переселенцев не явилась к отправке, поскольку их повторно завербовали английские агенты для своих колоний в Америке. Корабль, на котором отправилась в дорогу оставшаяся часть переселенцев, попал в сильную бурю и вынужден был пристать у берегов Голландии. Пока пережидали непогоду на борту корабля, после попойки произошла ссора и драка между командой и колонистами, которые после этого сошли на берег. Капитану удалось уговорить их продолжить плавание, но корабль вновь попал в бурю и сильно пострадал. После чего колонисты взбунтовались и решительно отказались от дальнейшего путешествия морским путем. В конечном итоге они получили право самостоятельно выбрать свой дальнейший путь.

Больше надежд возлагалось на Францию, в которой начало свою деятельность значительное число российских вербовщиков. Однако и здесь еще в 1682 и 1685 годах были приняты запреты против бегства реформаторов. За содействие их побегу налагался денежный штраф в 3000 ливров, а при повторении проступка нарушитель заточался в тюрьму. Вскоре были приняты еще более строгие меры наказания, которые грозили уже смертной казнью за пособничество и склонение к эмиграции, а своевременно сообщившим о предполагаемом отъезде из страны была обещана половина имущества эмигранта. В конечном итоге российским вербовщикам удалось вывезти через границу только 235 французских семей. Еще одной причиной такой неудачи была решительная деятельность французской тайной полиции, которая быстро и без лишних слов арестовывала и заточала российских вербовщиков в Бастилию.

Сегодня можно лишь сожалеть, что из-за отсутствия в то время в Германии единого государства и соответствующих единых служб и законов, она оказалась не способной защитить свое население, которое растаскивали чужие страны. Особенно, если учесть трагическую судьбу поколений немецких колонистов через сотни лет после эмиграции их предков. Но история не имеет сослагательного наклонения.