Читать книгу «Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том V. Для кого – Вторая Польская кампания, а кому – «Гроза 1812 года!», причем без приукрас… - Яков Николаевич Нерсесов - Страница 17

Начнем с того, что Александр I – очень тонкий психолог и большой знаток нюансов характеров своего генералитета (этому моменту после «скоропостижной» смерти своего батюшки-императора Павла I российский самодержец придавал исключительное значение!) – уже давно полагал столкновения среди его амбициозных военачальников неизбежными. Все очень просто: опыт предшествующих войн наглядно показывал, что редко какая кампания (и против Бонапарта, и против турок, и против шведов) обходилась без личных стычек и мелочных обид на коллег среди полководцев. Ничего удивительного в этом не было – во все времена и у всех народов – воинская (и тем более, полководческая!) слава, замешанная на море крови (своей и чужой) и смертях без счета («бесчисла» – с двух сторон), не делится пополам. Тем более, что генеральская среда всегда отличалась повышенной профессиональной конкуренцией и столкновением честолюбий. Вспомним, хотя бы все «тёрки» неистового старика Souwaroff с его «коллегами по ремеслу» («братьев по оружию» у него почти не было: разве что Отто-Адольф фон Вейсенштейн – более известный в истории России как генерал Отто Иванович Вейсман, да и то с оговорками; см. мою книгу «Свет и Тени неистового старика Souvaroff»), где никто никого на дух не переносил. «На военном Олимпе – нет места для двоих!» – примерно так выражал эту аксиому, невероятно удачливый, по мнению «наполеоноведов» и «бонапартистов», герцог Веллингтон, последний (во всех смыслах), между прочим, победитель самого Бонапарта.

Отечественный историк В. М. Безотосный, немало времени уделивший именно этой тематике, полагает, что «… борьба в недрах генералитета в 1812 г. велась в нескольких плоскостях и в разных направлениях. Она затрагивала многие аспекты, а в зависимости от ситуации и актуальности возникающих проблем видоизменялась и принимала самые разные формы. На клубок профессиональных, возрастных, социальных и национальных противоречий накладывал заметный отпечаток груз личных претензий и неудовольствий генералов друг другом. Обычные служебные столкновения в военной среде в мирное время, в стрессовый период боевых действий чрезмерно накалялись и искали выход, что и приводило к формированию группировок недовольных генералов».

…Между прочим, не секрет, что предпосылки будущих генеральских столкновений в русской армии обозначились еще перед войной с Наполеоном – во время разработки планов. В этот «секретный» процесс тогда оказалась втянутой лишь часть русского высшего генералитета и пытливо-амбициозная штабная молодежь. Большая часть разработчиков планов войны с Бонапартом склонялась к необходимости начать войну с ним с преднамеренного отступления, границы которому должен был определить ход военных действий. И лишь меньшая [правда, ее возглавляли такие видные и даже авторитетные личности, как «победитель непобедимого» ганноверец/брауншвейжец Левин-Август-Готлиб-Теофил (Леонтий Леонтьевич) фон Беннигсен и овеянный славой чуть ли не самого любимого «суворовского сокола» грузинский князь Петр Иванович Багратион] предлагала начать с наступательных действия на чужую территорию. В общем, еще до начала войны сложились две точки зрения на животрепещущую проблему, и вполне естественно, что между этими двумя преобладающими мнениями и развернулась последующая борьба тех, чьей смертельно-опасной профессией была Война…

Не будем забывать, что именно на своего военного министра М. Б. Барклая де Толли российский император возложил основное бремя обязанностей по подготовке к войне с Бонапартом. Это, естественно, не могло не сказаться на ходе ведения им военных действий. Несмотря на некоторые колебания в выборе пути и средств (вспомним, что в свое время Барклай заводил речь и о превентивных наступательных действиях!), не без «помощи» военного министра было принято твердое решение об отступлении в начале войны. Главная стратегическая идея – необходимость планомерного отхода – тогда витала в воздухе. Принято считать, что именно Барклай, как военный министр, единственный из высших генералов имевший доступ к секретным материалам (ему подчинялась Особенная канцелярия, орган русской разведки, через его руки проходили все разведданные и информация о состоянии русских войск), разработал, а затем с полного согласия Александра I начал осуществлять ретираду русских войск. Повторимся, что сам план разрабатывался в глубочайшей тайне, круг посвященных был очень ограничен, подавляющее же число военачальников, в том числе, весьма видных, ничего не знало о его существовании. И в тоже время, весьма очевидная на бумаге и разработанная теоретически «в тиши военных кабинетов» стратегия необходимости отступления вглубь страны в ходе реализации неизбежно должна была встретить не только непонимание, но и неодобрение со стороны боевых генералов, воспитанных на ставших для них «истиной в последней инстанции», суворовских принципах сугубо наступательных (читай, победоносных!) войн 2-й пол. ХVIII столетия – «В атаке не задёрживай! Ломай противника штыками!!». Очень «непрозрачный» Александр I, как известно всю свою жизнь в силу своего положения ведший собственную игру (тем более, во время войн) и, к тому же, фактический главнокомандующим в первый месяц войны, так и не счел нужным сообщать даже высшим генералам свои далеко идущие намерения. Он предпочитал «поступать с обманцем», так любил выражаться его братец цесаревич Константин Павлович – прекрасно знавший все нюансы характера своего венценосного старшего брата: отдавать приказы и раскрывать лишь детали будущего плана. Но, как искушенный политик, он прекрасно предвидел возможную негативную реакцию на отступление вглубь империи со стороны генералитета и общества «ура-патриотов». Правда, как тонкий психолог, он не любил подставлять себя под удары общественного мнения, всегда подстраховываясь и оставаясь в тени, предпочитая выставлять на общий суд мнимых инициаторов. (Не брезгуют этим и современные «сильные мира сего» из управлеческого «бомонда» РФ – не будем называть их имена, поскольку «не буди лихо – пока оно тихо»!!! ) Как опытный и поднаторевший в «подковерной борьбе» интриган, он предварительно выбрал на «заклание» генералитету ряд фигур. Так, в начале кампании самым подходящим объектом для критики военных кругов был сделан К. Фуль (а ведь его даже именовали «военно—духовным отцом государя»! ) в связи с его идеей Дрисского укрепленного лагеря. Александр I сознательно сделал из прусского полковника на русской службе в чине генерала… громоотвод и не просчитался! Все генералы решительно ругали Фуля и какое-то время можно было проводить отступательную линию ведения войны без особых помех и что самое главное претензий к своему монарху-главнокомандующему.

Весьма возможно, что у «многогранного и извилистого» царя, имелись и другие кандидатуры, готовившиеся на заклание в жертву праведного гнева воинственного генералитета. Ходили ведь разговоры о О. Паулуччи (назначенного начальником штаба 1-й Западной армии), которого штабные «крысы» «съели и не поперхнулись» за несколько дней, и он просто не успел стать «козлом отпущения».

Так или иначе, но Александр I умело отвел недовольство и первые удары общественного мнения от истинных творцов отступательной стратегии, то есть от Барклая и… естественно, себя любимого. Правда, только на небольшой промежуток времени.

А дальше, вот что произошло…