Читать книгу Plexus - Ян Алти - Страница 3

За окном жимолость клонится под гнетом накапливающейся воды. Порыв ветра сдувает капли. Они падают, скрываются за краем оконной рамы. Линия ветки выправляется. Бремя дождя нагибает ее по новой до следующего освобождения.

Смотрю из окна на сад. Уединенный дачный участок. Деревья, цветы. Дорожка, выложенная пятнистым булыжником. Кажется – камни промокли, растворяются в легших небесных водах.

Вновь рывок ветви вверх – попытка бегства от тяжести. Нарушение равновесия и новый баланс.

Как я здесь оказался? Приехал. Или пришел. Лучше, пусть будет, приехал. Например, на такси. Зашел в пустой дом, сел у окна, жду. Смерти, пробуждения, или чтобы хоть что-то прояснилось. Я спокоен. За окном дождь. Капли собираются на листьях, скользят по веткам, разбиваются о булыжник.

Дождь идет вниз. Может ли он падать вверх? Я сбиваю намерением дождинки с растений. Они отрываются и взлетают. Разбиваются о падающую воду. Порождаю фронт, пересечение движений. Ускоряю подъем. Капли взлетают, скрываются в небе, выходят из атмосферы. Преодолевают гравитацию, становятся небесными телами. Метаморфоза в кристаллы льда. Покидают планету, исчезают в бесконечности сверкающей рекой. Красота важнее законов природы.

Одиночество. Не знаю планировку дома, не знаю, где я. Не знаю, можно ли определить местоположение. Никто не нарушает моего уединения. Есть ли красота в этом? Дождь разворачивает течение над садом и падает вверх. Парабола воды. Смешно думать, что сюда меня привез таксист. Так прозаично. Но мне удобней именно так.

Кто из нас волшебный: я или место? Неведение не беспокоит, если от него ничего не зависит. Но знаю, что жизнь изменилась. Я один. Хотел покоя, время подумать. Всю жизнь искал нечто. Смутная неудовлетворенность, делающая мир вокруг приблизительным. В некотором роде. Самую малость недотягивающим до… чего? Сейчас я в том самом, последнем, месте. Так исполняется желание. Я пришел за ответом.

Создать поток, собрав капли. Небесная река перепоясывает свод. Синее течение разливается на полнеба. Закрывает светило. Но сияние пробивается. Вижу на просвет яркую звезду моего мира, расходящиеся от нее веера золотых стрел, небольшие волны за толщей воды. Фрактальные завихрения, горящий диск сверкает, лучи двигаются, свет на противоположной от меня поверхности реки проблескивает, создавая переменчивую игру освещенности и тени в саду. Заставляет искриться и переливаться еще не высохшие капли на листве и ветках. То просвечивает листья, и я вижу темные прожилки, то оставляет их в мокром, почти черном, цвете. Булыжная дорожка сверкает слезами и жемчужинами.

Лучи попадают в комнату сквозь оконное стекло. В плавающем свете кровать, тумбочка, стул у окна – текучие, перерисовывающиеся, искажающиеся. Нереальные, прозрачные, тонкие. Я сижу на отблеске, отсвете, переплетении тени и света. Я подставляю лучам ладонь – как моя рука.

Движение. Поток. Направление. Вечное течение воды и игра света, пока я не захочу обратного. Как время.

Время не течет само по себе. Оно двигается людьми, функция их существования. Время живет нами. Время – это мы. Если выйти из соглашения, из общего потока, откроются индивидуальные миры. С субъективным временем.

Жизнь – сложная штука. Можно проживать жизнь, отдаваться со страстью, добывать пропитание, но не знать ее. Ползти слепым кротом. Но, думаю, под силу держаться так, что не будет больно без собственного на то желания. Я выбираю второе. Дорога зовет, она уже во мне. Как желанное стихотворение, не нуждающееся в заучивании, картина – в запоминании. Перешагивают порог, вступают сами, в согласии с душой. Мысленно ведешь рукой по предметам или изгибам, чувствуешь вкус, запах, дуновение ветра и температуру воздуха. Тепло тела. Это действительно, по-настоящему. Объективней, чем взаимодействие с большинством «реальных» людей.

Что подлинного в них? Во многих ничего. Пустые образы. Габитус, заменивший душу. Мясные тела, полные тяжести, вожделения и сожалений. Души в забытье. Погрузились в морок настолько же «реального» мира. Запертые в пещерах тел, уже не видят тени. Сами тени. Пересекшие воды Леты, напились из них. Обжились в царстве Аида. Это и есть реальный мир.

В голубом небе протянута синяя река. Ставлю ниспадающие вниз вершинами скалы и пороги. Под водоскатами в водяной пыли вспыхивают, перемигиваются радуги. Добавляю изгибы небесного русла. Ставлю меандровые арфы в течении. Наслаждаюсь, завернувшись в переменчивый свет, смотрю на зажигающиеся и исчезающие глаза Аргуса, и слушаю напев воды. За изменениями мелодии следуют преображения работы души. Музыка и свет заполняют мир. Мои соседи, мои друзья.

Я пришел туда – не знаю куда, найти то – не знаю что. Чувствовать, ожидать, ждать – всю жизнь. Бояться, мечтать. Неотчетливо помнить. «Заходи добрый молодец в терем – не терем, избу – не избу, становись за печку». Теперь у меня субъективное время. На место Хроноса, надо надеяться, пришел Кайрос. Тетива захвачена и натянута, стрела выпущена, цель уже поражена. Челнок проскальзывает в ряду натянутых нитей, плетя индивидуальную судьбу. Определений времени множество. Для меня – это сила согласования вселенной. В моем мире я могу решать, какие события случаются или могут случиться. Здесь нет группового соглашения, нет общих правил. Обычно не осознаваемых. Здесь только я и мои правила.

Пожелать, сердцем – и попадаешь в собственную вселенную. Можно пешком, но люблю комфорт. Выбрал такси. Таксист не спросил: «Куда?» К этому моменту я уже частично выпал из группового потока и дал себе маленькое чудо. Не уверен, что автомобиль и водитель существовали в общепринятом смысле. Проекция привезла меня на воображаемом моторе в никуда. Пусть таким будет мое прошлое. Чудо может позволить себе каждый. Отвези себя в мечту. Перестань соглашаться со всеми. Но если считать, что не согласен, что особенный, есть такие же несогласные. А значит, ты как все. Невозможно выйти из соглашения, борясь с ним. Ненависть держит крепче зависимости.

В этом месте люди говорят «не хуже любви». Но любовь делает единым и свободным разделенное. Не остается никого, кто нуждался бы в одиночестве. Ненависть, зависимость – нет. Suum cuique. Забыв о свободе, теряем все.

Освободиться, пробовать, открывать, находить узлы, видеть разницу между якорной цепью и якорем спасения. Обрубить канаты. Вот привычка к синему небу. В первый момент кажется, что поймал себя на общепринятом ходе мысли, выследил себя. Нашел стабильное данное. Я же хотел избавиться от них. Но выслеживание и критика себя – тоже уловка фиксации. И, все равно, я меняю краску неба. Ярко-желтый растекается в стороны от небесной реки, оцвечивая свод. Не изменить ли еще синеву воды? Нет. Я сдвигаю оттенок неба в цвет одуванчика. Смотрю на радуги в водяной пыли. Расслабляюсь. Если я центр этого мира и не буду ничем управлять, то мир станет моим зеркалом.

Похоже на смерть. На рождение. Это будет, это было. Неизбежность. Уже родился. Умру. Что случиться со смертью? Итог. И в зависимости от того, чем смерть окажется, то я и получу.

Как, будучи человеком, бороться с человеком в себе? Замкнутый круг, змея, кусающая себя за хвост. Вечность, в смысле дурной бесконечности.

Последний труп, который не убран со двора. Последний взор. Последний двор. Фразы, которые я нанизываю одну за другой. Они лишены смысла. Контекст придает им смысл. Зачем суесловие, если я вижу цветок? Я смотрю на него. Вижу его. Кто-то без имени.

Небо. Могу поменять светило, могу поменять глаз. Могу поменять все. Что нужно мне? Зачем я пришел сюда? В чем моя свобода? Кто я?

Несуществующая теорема. Несуществующее следствие. Жизнь замкнута на себя. Возможно, ее нет. Я ее придумал. Нашел, как находят старую тряпку. Взял. Воспользовался. А бытье воспользовалось мной, стало мной. Запах прелой материи. Грязь. На руках сальность ношеной вещи. Потерял себя. Меня больше нет. Осталось существование, лишенное личного смысла. А был ли он? Был. Я чувствую, как под течением событий лежит что-то. Что-то, что есть, а не то, что кажется.

Сейчас проснусь. Или сошел с ума. Истинные галлюцинации. Заперт в воображении. Страшно. Волосы на руках наэлектризованы, мурашки. Симпатическая система заходится ударами тока. Безумие – ярлык. Я думаю. Успокаиваю себя. Я думаю. Даже если я в галлюцинации, такая мысль пугает, когда не знаешь, куда идешь. Когда ищешь себя – галлюцинация твой друг. Все твой друг. Нет ничего, чем нельзя воспользоваться при поиске себя. Все к твоим услугам. Я думаю! Мир говорит с тобой. Спишь или бодрствуешь. Или один в мире. Каждый заперт в своем мире. Но подгоняет его под общие шаблоны. Так слепоглухонемых учат взаимодействовать с другими. Так учат детей. Зеркальные нейроны творят чудеса. Чудо восприятия, чудо отказа от воображения, чудо потери чуда.

Вернуться к началу. К воображению. К настоящей жизни. Одиночеству. Стать живым. Покинуть Аид. Не оглядываться назад. Оглянулся – вернулся.

Нужно жить, идти тропами одиночества. Нет «правильно» и «ошибочно». Нет истины и лжи. Нет лучшего открытия, чем свое.

Нет никого, кто поможет или собьет с пути.

Я встаю и выхожу из комнаты. Далее коридор, который ведет, как я предполагаю, к двери вовне. Старое зеркало на стене. С черными пятнышками поврежденной амальгамы. Не самое солнечное помещение. Значит, здесь влажно. Дом не топят зимой. Если, конечно, он существовал до того, как я оказался в нем. Вешалка с вышедшими в тираж куртками. Тапки у стены. Пара сапог в засохшей глине. Рожок для обуви. Табуретка.

Берусь за дверную ручку. Металл холодный. Будто его никто никогда не трогал. Поворачиваю. Выхожу на улицу. Подставляю лицо свету. С неба падают камни.

В мире, созданном мной, живущем по моим правилам, являющимся моим отражением, происходит незапланированное. Здесь есть что-то или кто-то еще? Независимая сила. Неосознаваемая мной.

Я поднимаю голову к небу и кричу:

– Кто ты?

Тишина. Всегда есть другой? Кто-то. Или возможно, миры самозаселяются. В каждом макрокосме возникает жизнь? Разум?

Обычные булыги. Грязные, только вытащенные из земли. Гулко бьют по крыше. Небесная река мелеет. Светило становится ярче, вода уже не рассеивает его свет. Мерзкий булыжник задевает плечо. Больно… подери его! Хочу, чтобы они исчезли. Окатыши разворачиваются и летят вверх. В моем мире. Должно. Быть. Так. Как. Хочу. Я. Не для того я покинул подлунный круг. Река течет, как было. Настроение испорчено. Я не понимаю. Небо темнеет. Камни останавливаются и выстраиваются во фразу: «Кто ты?»

Смешно.

– Я мировладелец! – Реву я.

От моего крика парящее плетение словес смешивается. Надпись исчезает. Камни подрагивают, их подталкивает к движению внутреннее возбуждение. Они поднимаются в реку, образуют скопление и перемещаются друг относительно друга. Течением воды растягиваются многокилометровой чередой, сокращающейся и удлиняющейся, образующей фантастические формы. Как рыбы. Камни видят один другого или полагаются на обоняние? Как они сохраняют стаю? Самоорганизация полагается на органы чувств. Или кто-то организует их?

Роевой интеллект. Может, стоит дать реке имя? Я дома, могу называть. А мой мир? Тут понятней – Элизиум. Долина прибытия. Вечная весна без печали и забот. Здесь ли бояться чего-то… Боюсь. Внешняя сила или неосознанная внутренняя – все равно. Кто-то кидает в меня камнями в Элизиуме. В моем Элизиуме. Что еще оно может устроить мне?

Если мир – я, боюсь ли я себя? Нет отдельной сущности. Он это Оно, но и я. Кого же пугаюсь я?

Смотрю в небо. В желтое небо, цвета одуванчика. Река синяя. Камни продолжают организованно циркулировать. Нет, эти на дно не пойдут. Надеюсь, они не собрались на нерест. За их движением стоит мысль. Биоминеральный кинетический компьютер. Хотел бы я, чтобы мне было смешно. Если вокруг я, и я не понимаю ничего, то… что мне ждать от себя?

Познание. Приключение в безумии. Горький вкус моего разума. Хочу уйти и из этого мира. Но принимаю вызов. Смотрю на камни, и они превращаются в молчаливых птиц. Стая обращается в воде, клубясь, растягиваясь и сжимаясь. Я заставляю их летать кругом. Безгласный пернатый ротор, диаметром превосходящий ширину потока, вонзается в воду, пробивает реку по дуге живыми пулями. Даю им жабры. Удерживаю во вращении. Чувствую, что преодолеваю внутри себя склизкое сопротивление. Расслаблюсь – камни вернуться. Слизень чужого присутствия в разуме. Убиваю птиц. Они медленно падают. Земля осыпана мокрыми мертвыми телами. Пустые глаза смотрят на меня. Вокруг смерть.

Судорога вины в животе. Порыв рвоты. Сажусь на ступеньки, восстанавливаю дыхание. Спас себя чужими жизнями. Сбрызнуть живой водой? Воскресить? Страх не дает. Превращаю птиц в растения. Мертвые тушки распадаются, погружаются в землю. Возвращаются из почвы цветами, распускаются поляной вокруг меня. Добавляю эффекты ветра, насекомых и прибавляю звук. Жужжание, стрекот. Кузнечики, пчелы. Я люблю пчел.

Добавляю резкости и увеличения. Пространство между мной и насекомыми превращается в линзу. Вижу каждую «шерстинку». Пыльца облепляет их. Они летают между цветов. Торжество жизни, бывшей смертью.

У одной из пчел лишняя лапа. Исправляю, но и цветы испытывают деформации. Меняют окраску, обсыпаются пятнами, колючками, выростами, перерождающимися в псевдоподии. Шевелятся. Бесформенная жизнь, готовая поглощать все вокруг себя. Жадная, ненасытная. Сочный хруст. Упавший цветок мясистым стеблем раздавил жука. Он еще подергивает лапами. Из прореза, оставленного в стебле осколком хитина, вытекает густая красная слизь. Слишком похоже на кровь. Что происходит? Я опять чувствую присутствие силы, которая чужеродна и сородна мне одновременно.

Пытаюсь исправить все вокруг. Но цветочную поляну захлестывает бурлящей, кипящей, уничтожающей друг друга и себя жизнью. Биомасса поглощает биомассу. Я вычеркиваю место. Остается ничто. Пустота, в которой нет даже пространства. Добавляю протяженность, текстуру. Чтобы не вспоминать о случившемся, формирую прудик с бамбуком. Смотрю на небо. Река течет, небо желтое. Все в порядке. Я устал. Мне нужно подумать и перекусить. Встаю со ступеньки и возвращаюсь домой. Недовольным богом.