Читать книгу Ома Дзидай - Ян Сергеевич Гофман - Страница 8

Тем же вечером

Я, Мидори

Время вечери. Стол прогибался от обилия блюд. Домочадцы с удовольствием уплетали ужин. Урагами Хидео ограничился пиалой риса и масу⁶⁴ саке.

За приемом пищи семья вела беседы, но мы с даймё не участвовали. Он вмешался, когда супруга вспомнила о бродячем монахе.

– К нам ведь приходил паломник. – Она потянулась палочками к блюду с сашими⁶⁵. – Что-то я его не вижу.

– Он искал другого монаха, который обожает гостить у землевладельцев. Хотел знать, не было ли его тут, – врал правитель Фурано. Весь ужин он смотрел только в мою сторону. – Ушел ни с чем.

– А сам остановиться здесь не пожелал?

– Он предпочел нам общество знакомого торговца.

– Невежливо ты поступил, – проглотив кусочек сырого окуня, посудила она. – Почему не уговорил остаться хотя бы на ужин?

– Было бы невежливее принуждать, – небрежно отозвался даймё и допил саке.

Раздраженность не прошла мимо жены. Она отстала от мужа.

Пробуя всю еду понемногу, украдкой я поглядывала на отца. Он читался легче свитка на хирагане⁶⁶, потому что я все знала! Каждое движение, туманный взгляд, подергивания губ несли немое послание: Нам надо поговорить.

Он догадался, что я подслушивала. Пускай. Мне ничего не угрожало. Наоборот…

– Было очень вкусно! – произнес даймё и вышел из-за стола первым.

Потом и я покинула зал. Урагами Хидео расположился в саду.

Дневное светило занырнуло за горы. Оно обещало вернуться в Бинсо рано утром. Укрытая синим ветром, долина мерно засыпала под покровом ночи.

Взору открылось далекое и холодное Наднебесье – тысячи белых звезд. Они вызывающе подмигивали всем наблюдателям. Во главе их стояла пупырчатая луна. Сегодня краешек ее был бережно срезан тенью. Свет посеребрил все вокруг.

Правитель Фурано сидел на пятках, лицом к единственному памятнику в замке. Каменное изваяние я видела и раньше – оно появилось задолго до моего рождения. Но спросить о нем у отца так и не довелось. Предлог не находился.

Сосредоточенная мина. Размытые черты. Доспехи самурая. Стойка полубоком. Катана наготове. Благородный воин. Погибший на войне Урагами.

Воздух гудел, заглушая шаги. Налюбовавшись ночным небом и таинственным садом в свете луны, я приблизилась к отцу.

Не оборачиваясь, хозяин замка спросил:

– Ты все слышала?

– Да. От и до. Как узнал?

– Волос нашел.

– Повезло-то как. – Я хмыкнула.

Становилось любопытно.

– Не ожидал от тебя такого. А следовало бы, – рассуждал Урагами Хидео. – Сёгун приказал ехать в Фурано целенаправленно?

– Да. Хотел, чтобы я последила за вами немного.

– Что ж, не судьба. В этом дне все так нелепо сошлось. Кто бы мог подумать. – Он развернулся и спросил напрямую: – Когда намерена сдать меня?

Полное безразличие на лице. Отец будто не боялся за будущее семьи. В замке я не провела и полного дня. Но по мере бесед я узнавала даймё заново. Такую неоднозначную личность еще поискать надо.

Я пожала плечами.

– Пока не решила. Как только, так сразу.

– Совсем не в духе шиноби, – рассмеялся отец. – Вы можете столетиями упорно следить за человеком. Прикидываться крестьянами, юдзё, торговцами, гейшами. Но когда что-то находите, вас и след простыл. А тут все иначе…

– Чего торопиться? – усмехнулась я, скрестив руки на груди. – Ты повязан, как ни крути. Убьешь меня, уйду я – Коногава Дзунпей все равно узнает, что ты не чист.

– Это точно. Аж смешно…

– Чем ты ему не угодил?

– Давно так повелось, – буркнул отец. – Никак не может оставить в покое.

Он негодующе вздохнул. Поглядел на памятник и погладил сырой камень по руке. – Опять же, я расскажу. Намерена слушать?

– О, с удовольствием, – лениво отозвалась я. – Еще бы узнать, что было в тясицу. Желательно в мельчайших подробностях.

– Это можно, – легко заявил Урагами Хидео. – Лучше рассказать родному человеку в спокойной обстановке, чем гончим Коногава с ножом у горла. Не так ли?

– Соглашусь, – ответила я раздраженно.

Нашел же он время вспомнить о кровной близости.

– Вот и славно! – рассмеялся отец.

Он похлопал по траве близ себя, любезно приглашая сесть рядом.

– Давай-давай, нечего стоять. Неприлично так вести беседу.

– Кого ты учишь, а? – Я была ошарашена его никчемными наставлениями. – Мне уже тридцать пять. Я первая куноити Мэйнана…

– Вот именно! Тебе всего тридцать пять. Девочка еще, – не унимался отец, беззлобно ворча. – Садись уже.

– Ладно-ладно.

Застенчиво придерживая края юкаты, я устроилась в шаге от него.

– Что это за памятник?

– Рад, что спросила, – начал Урагами Хидео издалека. – Случай в тясицу, как и неприязнь Урагами и Коногава, тесно связаны со временем, когда его поставили. Почти.

– Да ладно?

Шиноби не задают лишних вопросов – только берут и делают. Лично мне ничто человеческое не было чуждо.

– Слушай-слушай! К твоему сведению, мне уже четыре тысячи двести двадцать шесть лет, три с лишним тысячелетия из которых я управляю ханом…

– Ого, мне до твоего возраста еще жить да жить!

Дразнить отца стало для меня особой забавой.

– Уж постарайся, дочка! – не отставал он. – Я пережил Сэнгоку Дзидай⁶⁷. Засвидетельствовал становление бакуфу⁶⁸. Между ними имела место Кудзанская война⁶⁹. Мне даже довелось поучаствовать.

– Никогда не слышала.

– Так куда вам, шиноби, голову забивать? Да и давно это было. Мэйнан объединился. Ханы прекратили вражду. А даймё – ходить по головам друг друга. Однако в воздухе продолжало витать напряжение – вот-вот потушенный пожар разгорится опять. Народ привык убивать. Правительство желало выгодно отвлечь его и попутно обезопаситься от переворотов. Поход на Минолию посчитали наилучшим способом.

– Ты имеешь ввиду Большую Землю?

– Да. Под ней подразумевается Минолия⁷⁰ – царство, которому нет конца и края. Мы выбирались только туда. Сейчас наша страна успешно с ней торгует. Но так было не всегда. Раньше то и дело пытались оторвать кусок от Минолии. На островах тесновато.

– Не задумывалась над этим.

– Не удивлен. Сотни тысяч самураев. Знамена всех благородных домов. Впервые за долгое время наши люди вновь отплыли к чужим берегам. Среди них были и Урагами…

– Как было на войне?

– Как на войне. – Прозвучало исчерпывающе. – Поплыл я и два моих сына-военачальника. Китано – старший. И Рю – помладше.

Усталый вздох. Глаза даймё залили слезы, и он смахнул их. Не принято господину показывать слабость. Рот скривился в грустной улыбке, подаренной воспоминаниями.

– Это дети от первой жены?

– А как же! От Фумико.

– Ее ты тоже не любил?

– Отнюдь. Наш союз не был договорным в отличие от последнего. Это ли не счастье? Когда женился, выбирать за меня было уже некому. И сыновья получились достойные. Воспитаны, как предписано бусидо. Очень ими горжусь.

– Кому из них поставлен памятник?

– Ваяли с Китано, – пояснил хозяин замка. – Война длилась порядка двадцати лет. Чонгын и часть Южной Минолии лежали в развалинах. Мой первенец дрался отважно. Он преданно служил стране. Хоть и потерял веру в путь, который выбрали ее правители.

– Что пошло не так?

– Ничего непредвиденного. Судьба зло пошутила, и он погиб в последней битве. Минолийцы опять взяли числом. Его отряд окружили. Самураи Урагами растворились в рядах неприятеля. Такое не пережить. До заключения мирного договора оставалось пару дней. Вернулись в Фурано только мы с Рю. Фумико горевала сильнее всех: полтора года вынашивала ведь, а сколько души и сил вложила!..

Воспоминания доставляли боль. Отец опустил голову.

– Сожалею.

Новый порыв сочувствия. Теперь нас сблизила потеря близких. А ведь раньше Урагами Хидео вызывал у меня только ненависть…

– Не стоит, Мидори. Столько воды утекло. И жизнь не остановилась в истязаниях. Говорят ведь, время – лекарство для израненной души. К тому же, Китано умер с честью. Слабые утешения, конечно.

Отец с умилением оглядывал памятник, размеренно бормоча.

– Когда выдается случай, навещаю Китано. Здесь хорошо побыть одному.

– Где он похоронен? Разве не на родине?

– Увы, тело так и не нашли – оно было завалено мертвецами. Проще было сжечь. Так и поступили.

– Твой телохранитель – выходец с Большой Земли, верно?

– Сон Кю Ран? Правильнее выразиться, потомок. Самураи несли с собой погибель и разруху – в основном на Чонгынском полуострове. Большинство людей осталось на пепелище. И лишь четверть моего войска вернулась…

– Ты решил пополнить население за счет притока чужеземцев.

– Требовалось немало столетий, чтобы последствия войны сгладились. Но никто никогда не ждет. Новоявленный сёгун дал добро, и я увез десятки чонгынских семей в Бинсо.

– В рабство?

– Нет, что ты! – смутился правитель Фурано. – Просто дал им выбор – согласились.

– Занятное явление. Ведь идзинам нельзя ступать на нашу землю. Священная же.

– Так не всегда было. На этом настоял Коногава. Видишь ли, наш господин внес немало поправок в законы. Власть его опьянила.

– О чем это ты?

– Признаки везде и всюду. Главное – приглядеться. За две тысячи лет существования бакуфу все становится только хуже. Каждый сталкивается со своими трудностями. Крестьяне живут впроголодь. Неусыпный надзор за численностью населения. Выдуманные обвинения как повод срубить неугодным головы. Разорительные налоги. Слежка за даймё. И так далее…

– Хм, а как это отразилось на Урагами?

– Сёгун боится свержения, как дерево – огня. Каждый второй год я и другие даймё должны проводить в его ставке. На следующий – присылать кого-то из родственников. Помимо прочего.

– Как гостей?

– Заложников, – скрипнув зубами, поправил отец. – И так – без конца. В этом весь санкин котай⁷¹. Он опутал нас, как мух в паутине. Потому за столом ты не увидела Нагису. Бедняжка будет в Оме до следующей весны. Потом настанет мой черед.

– Ну, а в общих чертах?..

– Осталось около четырехсот даймё из пятисот. Поскольку доход в десять тысяч коку не каждый имеет. Также отпала нужда в большинстве самураев. Они стали ронинами и разбрелись кто куда. Разбойничают, или покончили с собой, раз больше нет возможности служить тем, кому присягнули. Дзунпей оградил Мэйнан от остального мира и любых вещей, с ним связанных. В особенности это касается вероисповедания. Жестокое восстание на Хорубане⁷² – тому пример…

– Чем все кончилось?

– Подавлено. Причем – не менее жестоко. Суть в том, что перемены капля за каплей наполняли яростью сердце Рю. Он слишком любил страну. Наблюдать за ее ороговением ему было больно. Я разделял его негодование, однако двадцати лет в пляске со смертью мне хватило. Хотелось покоя. Мой же сын был юн и пылок. За свою несдержанность ему и пришлось поплатиться.

– То есть?

Я давно потеряла счет времени. Позабылись первопричины беседы.

– Рю был дерзок и безрассуден. В открытую порицал бакуфу – и не в тех кругах, где это бы ему сошло с рук. Но до кровопролития не дошло. Иначе он единовременно подписал бы себе смертный приговор. Тогда мы с Дзунпеем еще могли сладить и сошлись на том, что сына просто вышлют. Без права вернуться даже костьми. Так я потерял и его, и доверие сёгуна к Урагами. Однако Рю винить мне не за что.

– Навсегда ли потерял…

– С тех пор все изменилось. После ухода Китано и Рю мы с женой потонули в ссорах. Тысяча лет подряд. Рождение Юки не спасло брак. Наверное, я наговорил лишнего. Меня покинула и Фумико, оставив воспитывать дочь в одиночестве.

– Куда она запропастилась?

– Да кто бы знал, – глубоко вдохнув, сказал даймё. – С последнего вечера в замке никто ее не видел. А я не берусь гадать над ее судьбой. Фумико больше нет – и все. Юки была девочкой. Значит, она покинула бы отчий дом. Я нуждался в наследнике. Урагами, которому бы оставил родовой хан…

– И поэтому женился снова, – подытожила я.

– Как видишь. И вправду, долог же наш век. Но тем больше дней могут стать последними. – Отец поразмыслил над произнесенным. – Что ж, свое я получил. Но ведь она… – Он показал пальцем за спину. – она – не Фумико и не Кин. У нас просто общие дети. Так что моя жизнь – как хождение солнца по небосводу. Одна и та же тропа. Радостей осталось не так много…

Печальное подобие улыбки скривило рот.

– Я просто стараюсь быть примерным отцом, хорошим человеком и достойным даймё. Но выходит не очень, видимо…

Ну и ну… На жалость, что ли, давишь?..

Клонило в сон. Веки закрывались сами собой.

Держать на отца обиду, поняв его лучше, казалось таким… низким.

– Кто послал к тебе идзина?

Зажмурившись, Урагами Хидео усмехнулся.

– Рю. Это был Рю… Я давно потерял веру, что увижу его снова. Жизнь еще способна приятно удивлять.

– О чем вы с ним говорили?

– В сущности ни о чем. Рю лишь заявил о себе. Он не оставил свои убеждения. Просил встретиться.

– И ты хочешь увидеться.

– Разумеется. Как можно скорее. Это ведь мой сын. Мы последний раз говорили целых две тысячи лет назад. Только вдумайся!

– Где он теперь?

– Недалеко.

Даймё посмотрел на меня вызывающе. Смущение прильнуло к моим щекам.

–Останешься ночевать? Или поскачешь в Ому докладывать?

– Что, прости?! – взъярилась я в недоумении.

Ответом послужил раскатистый хохот от чистого сердца.

– Теперь мой черед задавать вопросы. Но я буду предельно краток.

– Допустим.

– Как я уже говорил, ты была отправлена постигать ниндзюцу по приказу сёгуна…

– Ну и?

– На твоем месте сейчас оказался бы другой шиноби. Если бы я откупился, исход был бы тот же. Мне хотелось, чтобы ты осталась, но это было невозможно. Преданность Дзунпею вечно приходится доказывать. Есть вещи превыше чувств и желаний.

– Вот оно что…

У меня не было времени все обдумать. Но я смогла провести смысловую цепочку. Она укрепилась, когда Урагами Хидео пояснил:

– Не стоит винить меня одного в том, как сложилась твоя жизнь. В первую очередь дело в бакуфу Коногава. Подумай, кому ты присягнула на верность.

В какой-то мере правда была на его стороне.

– Ты сказала мне сегодня, что твоя жизнь лишена смысла. Предлагаю иной путь.

– Какой?

– Остаться в семье. Со мной, Рю, Урагами. Отречься от клятв. Вместе мы сделаем так, чтобы над Мэйнаном взошло новое солнце. Для всех нас.

В глазах отца застыла безмолвная мольба.

Пришла пора взвешивать. Я растянулась на траве и зевнула. Перед глазами засияли звезды. Боковым зрением я заметила, как отец, улыбаясь, покачал головой.

Он был прав. Его суждения выставили всю мою жизнь в новом свете.

Холодные и голодные годы в горах. Бесконечная боль. Остервенение окружающих – и тебя вместе с ними. В умывальне по утру видишь животное, не человека. Двадцать один убитый. Утрата Наоки. Удел бесправной расходной единицы.

Ох, Наоки…

Ничего из этого мне не хотелось. Но случилось. Даймё Фурано предоставил выбор. Вероломную возможность придать дням смысл. Такой, который бы стоил пролитой крови.

Ребенком я испытывала острую нужду в родительской любви. Не дождавшись ее, отпустила ничтожные мечты. И вот мне протягивают руку, обещая успокоить заплаканное дитя, свернувшееся комочком в душе. Возлюбленный мертв, и никто, кроме семьи, не мог этого сделать.

Всего-то и надо кивнуть.

Я прожила только тридцать пять лет. Такое начало меня не устраивало. Ниша, дарованная сёгуном, – тоже. Дальше должно быть лучше, иначе зачем все это?

Мой выбор очевиден – отважиться.

– Согласна.

Отец ухмыльнулся.

– Я так и думал.

– Да ладно! – вспыхнула я, но не со зла. Теперь уж точно. – Каким образом?

– Ты – моя дочка, – рассмеявшись, ответил мне Урагами Хидео. Он встал. – А я – твой отец. Я все знаю. В твоей груди бьется сердце от моего сердца. В твоих жилах течет кровь Урагами. Кровь, которая считается дурной. Но она наша. Ты не могла отказать мне.

– Вести так беседу неприлично! – недовольно напомнила я.

– Так встань! – рассмеявшись, посоветовал отец.

Сейчас передо мной стоял родитель, а не даймё.

– Как все просто, – возмутилась я, но поднялась тоже.

Он взял меня за плечи и посмотрел проникновенно. Как всегда, стало неудобно.

– Ты сделала все, как надо, доченька! – Отец осмелел. Я была заключена в его объятия. Крепкие настолько, что почти не дышала. – Я люблю тебя, Мидори!

– За что мне все это?! – простонала я.

– Тише-тише-тише, – шептал он. – Просто запомни: это проявление любви отца к ребенку. Ничего страшного и противного здесь нет. Попробуй.

Хозяин замка не отпускал. Я ответила взаимностью. Скромно и слабо. Но для первого раза сгодится. Весь день его отталкивала и сторонилась.

– Видишь? Это легко.

– Я… – Какая-то часть меня подавляла признание, просившееся наружу.

Как же сложно признаться… Как же сложно сказать такое вслух…

– Да, Мидори?

– Я тоже люблю тебя, – прошептала я и захныкала, как в детстве. – Ты мне нужен.

– Ну-ну, не надо плакать.

Он почти укачивал меня. Его смягчившийся голос вселял покой. Нас обдуло красным ветром, будто на дворе стоял летний зной.

– Все хорошо. Поздно уже. Надо спать.

Объятия наши разжались. Впредь мы смотрели друг на друга иначе.