Читать книгу О чем молчала Мадонна Литта - Яна Динисламовна Колпакова - Страница 2

А у тебя СПИД!.. Или ВИЧ?.. Значит ли это, что мы умрем?

Пульсирующий желтый свет электрических ламп подчеркивал гепатитный оттенок стен кабинета инфекциониста. Этот цвет еще больше раздразнил мою мигрень. Посередине помещения торчали стол и стулья. Одно место уже помечено небрежно накинутым белым халатом, поэтому я села на другое. Резко открылась дверь, и торопливо вошла слегка сутулая и слишком молодая, чтобы быть врачом, девушка:

– Так… Могловец Яна Дмитриевна? – не очень уверенно сказала она и спряталась за папку с кучей бумаг.

– Да, это я, а вы вообще кто? Где врач?!

– Меня зовут Евгения, я медсестра, врач подойдет позже. Вы у психолога уже были?

– Мне не нужен психолог!

Я достала из кармана джинсов свой взятый в кредит последний новенький шестой айфон. Разблокировала экран – посмотреть время. Через полтора часа мне нужно уже быть на работе. А еще я должна успеть заехать в аптеку, чтобы не сдохнуть от головной боли.

– Ладно, тогда приступим. – Медсестра осторожно села точно напротив меня, как на допросе. Мерзкий цветочный запах ее дешевых духов стукнул мне еще больше по вискам. – Поймите сразу, нас не интересует ваш моральный облик, поэтому можете отвечать честно. Сколько вам полных лет?

– Двадцать три, вам-то самой, смотрю, не больше, да?

– Дети есть? – Евгения игнорировала мои попытки ее задеть.

– Да, беременной сдавала все анализы, ребенок здоров, я его родила до заражения… Точно! – еле сдерживаясь, чтобы не закричать, ответила я. Прошло всего несколько дней, как я не торчала, думала еще раз попробовать начать новую жизнь после получения первого сомнительного анализа. Надеялась, что Бог меня помилует. Я далеко не религиозный человек, но напряженное ожидание результата уже третьего подряд теста на ВИЧ кого угодно поставит на колени. Дело не в вере, просто легче переложить на кого-то ответственность за свою жизнь. Бог меня не помиловал – это уже веский повод для срыва. Не сказать, что я искала этот повод или пыталась оправдать свое употребление. Просто моя слабонервная надежда сбежала из кабинета, оставив меня наедине с диагнозом и неопытной студенткой.

– Работаете? – медсестра продолжала зачитывать вопросы из анкеты, не поднимая головы.

– Какая разница? К чему вы вообще это спрашиваете?

– Яна, мне нужно заполнить вашу карту, чтобы поставить вас на учет.

– Не надо меня ставить ни на какой учет!

– Так, – наконец-то медсестра подняла на меня взгляд, суетливо убирая за уши выпавшие из жиденького хвостика пряди волос. – Успокойтесь, пожалуйста. Этот учет внутренний, никаких ваших персональных данных мы никуда не передаем. Мы его ведем для понимания, сколько и каких лекарств заказать для каждого пациента нашего СПИД-центра.

– Что за лекарства? Это же не лечится?!

– Нет, но уже давно создана терапия в виде таблеток, которая подавляет вирус и не дает развиваться СПИДу. Вам их выдадут здесь бесплатно. Вижу, вы прописаны в городе, останется еще принести СНИЛС и страховой полис.

– Хорошо, принесу хоть завтра, если вы мне дадите сразу эту терапию.

– Подождите. Пока рано, сейчас у вас нормальные показатели CD4-клеток – это клетки иммунитета. И вирусная нагрузка не такая уж высокая. Вам нужно будет приходить сюда раз в три месяца для проверки этих показателей. Мы назначим терапию, когда будет нужно. Сейчас дайте себе время передохнуть, тем более оно у вас есть. К приему таблеток нужно подходить ответственно, их назначают пожизненно. Нельзя пропускать прием лекарств, иначе у ВИЧ выработается резистентность к ним.

– Что такое резистентность?

– Устойчивость… Другими словами, терапия перестанет работать, тогда нужно будет искать другую схему лечения.

– Но ведь кому-то приходится выдавать сразу таблетки?

– Да, но вам пока не положено.

– Это потому что вы видите, что я наркоманка? – Я пристально смотрела на медсестру.

– Давайте продолжим сбор анамнеза… Вы работаете? – Евгения снова уткнулась в бумажки.

– Для вас, бюджетников в застиранных халатах, я отброс, верно? Очередная фамилия среди ваших карт? Я видела, как мой знакомый умирал! Он у вас лечился в стационаре тут! Выглядел как скелет под конец, без трости стоять не мог! Ему вы вовремя оказали помощь и назначили эти ваши таблетки?! Они вообще работают? Гарик что-то говорил о терапии, что государство только отмывает деньги на ней и никакого ВИЧ нет!

– Мне жаль, что ваш знакомый умер. С вами этого не случится, если вы вовремя начнете терапию и будете соблюдать все наши рекомендации. И запомните: диссидентство часто приводит к летальному исходу. – Евгения выпрямилась, смотрела куда-то в сторону сквозь меня. Я чувствовала, как она боялась посмотреть мне в глаза.

– Диссидентство? Это же политический термин! – Я специально продолжала сверлить ее взглядом.

– Это значит, что человек имеет противоположные общим взгляды. ВИЧ-диссиденты отрицают существование болезни. Ваш друг, по всей видимости, был одним из них. Если вы будете ответственны к своему здоровью, то сможете жить полноценно. Яна, вы не раздражайтесь, мы пытаемся выяснить, откуда точно у вас вирус и могли ли вы кому-то его передать. Можем продолжить?

– Я знаю, как заразилась, – я развернулась боком к столу и облокотилась об него.

…Мы остались на кухне с Рыбой. Она хоть и была уличной проституткой, но еще не совсем утратила внешнюю привлекательность в отличие от многих других девушек на трассе – без зубов, с язвами на лице и руках. Рыба периодически работала парикмахером. Мы с ней и познакомились в студии красоты в одном из торговых центров. Располагался этот ТЦ не в самом благополучном районе города, но там всегда было много народу и хороший заработок. Деньги платили каждый день и налом. Однажды в курилке на перерыве я случайно услышала, как Юля, так Рыбу звали на самом деле, разговаривала с кем-то по телефону: «Привет! Это Рыба, от Лампы, да. А? Да, деньги есть сразу. Че есть? Хм, а так, чтоб наутро отойти? Шурики? Так, ага… Может, есть чем замедлиться после них? Ладно, ладно, поняла, тогда на полторашку».

Я сразу поняла, что Юля сращивает1 наркотики… Но эта информация пролетела мимо ушей, спрятавшись в наркоманское подсознание. Я тогда воздерживалась от употребления благодаря группам самопомощи.

На тот момент прошло шесть месяцев чистоты от веществ, мне даже на собрании вручили медальку – я успела сменить несколько мест работы, прежде чем вспомнила о Рыбе. Я хорошо социализировалась, как говорили ребята на группах. Мне даже начало казаться, что моя зависимость больше не имеет власти надо мной. Но эта болезнь настолько коварна, что как только притупляется бдительность, она вырывается на шаг вперед твоего сознания.

Зависимость – это реальная болезнь, внесенная в медицинский реестр, она сильно поражает восприятие действительности человеком. Она всегда в голове, меняться будет лишь вид кайфа. Слезешь с наркотиков – утонешь в токсичных отношениях, создашь здоровые отношения – начнешь пахать как лошадь на работе, научишься отдыхать – пищевое поведение выйдет из-под контроля, нормализуется питание – станешь насиловать свое тело спортом, тут найдешь баланс – провалишься в духовные изыскания, вроде поймаешь душевный покой, как страх оценки вновь появится откуда ни возьмись, и так до бесконечности… Просто запомните: зависимость относится к неизлечимым заболеваниям. Единственный способ купировать ее разнообразные жуткие симптомы – быть начеку, быть осознанным. Что невыносимо тяжело, когда ты еще в абстиненции и не наладил связь с этой реальностью вокруг.

Естественно, я вступила в отличные созависимые отношения, где можно было полноценно страдать и драматично пытаться вечно что-то исправить. Кирилл был очень брутальный зеленоглазый высокий шатен, от него веяло опасностью, так что я не смогла устоять. Мы часто ругались из-за всякой поверхностной ерунды. Я терпела постоянные унижения, а иногда и физическое насилие. Как настоящая жертва, я упивалась собственной несчастной долей, абсолютно не осознавая своей роли. Конечно же, я должна была спасти и мучителя, оправдывая его действия. И снова после сильного скандала Кирилл объявил, что бросает меня, наговорив кучу обидных и грязных вещей. Он заблокировал меня в телефоне и социальных сетях, зная, какую боль это мне причинит. Я была настолько вымотана и подавлена и мне так хотелось заставить его почувствовать себя виноватым, что я решила сорваться. Пусть увидит, что он со мной сделал! Пусть ему будет так же больно…

Что ж, я хорошо подготовилась. Пристроила ребенка с ночевкой к няне, притупила бдительность своей мамы простым телефонном звонком. Так я расчистила себе сутки, чтобы уколоться и вернуться обратно в мир. Мы срастили с Рыбой на пару тысяч рублей несколько паек, взяли тачек2 и бутылку негазированной воды. У Юли были опухшие красные руки, такие руки часто выдают наркоманов. Лицо ее немного порепано3, но, в целом, она выглядела неплохо. Заметная, красивая – черты ее лица напоминали Мирей Матье, сходство с которой Рыба осознавала и подчеркивала стрижкой сэссон.

Поначалу все было очень даже многообещающе. Мы употребляли «скоростя», и одурманивающий приход полностью обезболил раны расставания и притупил все чувства, оставляя только одно – эйфорию псевдопревосходства.

Однако эйфория быстро сменяется невыносимой депрессией, которая толкает срочно употребить еще дозу, лишь бы тебя не начало крючить адское нежелание жить. С каждой новой дозой наши с Рыбой разговоры начинали менять беззаботный и радостный окрас на мрачный и удручающий. В очередной раз зайдя на кухню, чтобы сбить уже издалека напоминающую о неизбежности «побочки» тревогу, я увидела, что остался один шприц. Внутри кровь вместе с веществом – промыть его было невозможно. На долю секунды меня охватил страх.

– У тебя есть ВИЧ, гепатиты?

Рыба немного замешкалась, горбясь на стуле:

– Только гепатит, – проговорила она с сомкнутой от наркоты челюстью.

Я думала меньше минуты. Это была последняя доза на тот день! Я протянула руку, чтобы Рыба уколола меня. Только спустя месяц, я узнала, что наша местная Мирей Матье уже несколько лет стояла на учете центра СПИД…

…

– Эй, – медсестра Евгения, перекинувшись через стол, дотронулась до меня, чтобы вернуть из воспоминаний обратно в кабинет. Я отдернулась. Шлейф ее парфюма нагло перешел границу моего личного пространства. Я отодвинулась вместе со стулом. Евгения вернулась на свое место.

– Я поняла, что вы заразись из-за внутривенного употребления психоактивных веществ. Давайте перейдем к другим вопросам. Замужем? – Она снова начала зачитывать вопросы себе под нос.

– В разводе, – я массировала разболевшийся висок.

– А муж где?

– Ооо, этот точно здоров! Его посадили за распространение наркотиков еще до того, как я начала колоться. Ему еще пару лет чалиться.

– Сколько было половых партнеров?

– Не помню,

– Татуировки?

– Есть, тоже до родов, следовательно, до заражения.

Медсестра упрямо продолжала:

– Как давно употребляете?

– Наркотики? Первый раз в четырнадцать, систематически с семнадцати, ремиссия во время беременности и кормления с девятнадцати до двадцати, внутривенно последние пару лет.

– Был ли у вас секс во время употребления внутривенно?

– Только с одним человеком, он уже сдал у вас анализы. Отрицательно.

– Были ли рядом с вами люди, больные туберкулезом, во время употребления?

– Откуда я могу знать? – я опять разблокировала экран на телефоне. Мне уже нужно было выезжать.

– Коммерческим сексом не занимаетесь?

– Что, простите?

– Секс за деньги, проституция?

– Какое это имеет отношение к делу? Я же вам сказала, как заразилась и что спала только с одним человеком в этот период.

– Яна, давайте успокоимся, – Евгения развела руками.

– Да хватит со мной разговаривать как с душевнобольной! Вы меня никогда не поймете! Какие у вас там еще вопросы? – Я подскочила со стула.

– Вопросы закончились, – Медсестра отодвинула папку с бумагами и норовила встать со стула.

– Раз это все, я пойду… – Мое пальто чалилось на вешалке в углу. Я оделась, взглянула на медсестру Евгению.

– Скоро должен подойти врач, дождитесь.

В ответ я только показала средний палец и раздраженно хлопнула дверью.

«Я никому не нужна», «Всем на меня насрать», «Я никогда не смогу вернуться к полноценной жизни», «Мне не отдадут ребенка», «Я ничтожество» – обрывки злобных мыслей слились в единый белый шум, я не знала, куда бежать от них. Вылетела из кабинета в фойе и, суетливо сдернув с себя бахилы, поспешила к выходу.

Моя жизнь в двадцать три года уложилась вот в эти факты. А факты я люблю больше, потому что оправдать себя и приукрасить может каждый. Особенно наркоман. Особенно я. Да, можно сойти с ума от такой безжалостной правды. Но я держусь за факты. С фактами ведь не поспоришь, от них никуда не денешься. Я ВИЧ-положительная потребительница психоактивных веществ, в разводе с заключенным, который распространял наркотики, имеющая татуировки, официально нигде не трудоустроенная. Девушка, которая даже и не может вспомнить, сколько у нее было половых партнеров, отвратительная мать, чей ребенок находится на попечительстве у старшей сестры. Такие, как я, противны обществу. Никто даже и разбираться не будет в причинах, всем достаточно следствия.

СПИД-центр находился в отдаленном районе нашего морского города, где и вправду сосредоточился весь маргинальный контингент. Спальный райончик зачастую был окутан густым зловещим туманом, что добавляло мрачности и без того уродливым и серым гостинкам и баракам. Наседали друг на друга и спорили за неприглядное местечко дома времен перестройки. И среди них – несколько новых и красивых домиков. Эти стояли, как будто им стыдно и не по себе в этом густом облаке выхлопных газов, копоти и гари, испускаемом в небо тремя огромными трубами ТЭС. Квартиры в этом районе стоили на порядок дешевле. Но была в нем, конечно, своя изюминка. Мне нравился этот обшарпанный шарм урбанистического гранжа, здесь всегда возникало чувство необъяснимо приятной тревоги и меланхолии о тщетности жизни. И не сказать, что только притоны Тихой собрали всех наркоманов города, но эта часть слыла самой неблагополучной. Владивосток – портовый город, торчки тут везде и разные! От пафосных девиц, нюхающих кокс по туалетам клубов, до сидящих на теплотрассе придорожных проституток, ищущих вену в паху, приспустив штаны, чтобы поскорее снять героиновую ломку. Конечно же, не все пациенты этого учреждения – наркоманы, секс-работники и лица нетрадиционной сексуальной ориентации. Но все-таки сложно поспорить, что граждан, доведенных до отчаяния и имеющих проблемы с законом, здесь встретить легче, чем в обычной поликлинике. Это навешивает ярлыки, с которыми очень тяжело бороться до сих пор.

…Я шла к лавочке напротив входа больницы, нервно нащупывая пачку сигарет одной рукой и вызывая такси в приложении другой. У моего черного пальто была сломана молния, и я просто запахнулась. Не особо помогло – меня пронизывал майский утренний противный ветерок. Тепло во Владивостоке после зимы приходит позже, но зато и здешняя осень не спешит срывать листья с деревьев холодным ветром до середины октября. Я съежилась и сжала зубы, иначе челюсть начинала откровенно плясать. Я знала, как я выгляжу сейчас. Посеревший цвет лица, а и без того глубоко посаженные глаза провалились еще больше, очерченные нездоровыми синяками. От истощения одежда висела на мне. Из широких рукавов торчали такие тонкие запястья, что казалось, их легко сломать. Мой вес скатился до сорока семи килограммов при росте в сто шестьдесят семь сантиметров. Резкие движения, как на шарнирах, точно выдавали во мне наркоманку. Наконец-то приехал таксист. Я подошла к машине, дернула за ручку, однако машина была заперта. Водитель, приспустив окно, еще раз оглядел меня с ног до головы и попросил оплату вперед. Цыкнув, я достала из кармана смятые купюры и протянула ему в окно.

– Нам еще в аптеку надо, в любую, – пробурчала я. Вставила наушники, чтобы заглушить свои мысли и тягу обезболиться столь известным для меня способом. Нет, сегодня мне надо лишь выполнить свою работу, а вечером просто выпить чего-нибудь покрепче и лечь спать, чтобы уже утром встретиться с семьей и все им рассказать, а потом отвести ребенка в кино. Буквально позавчера я разговаривала с сестрой и уверила ее, что держусь. Я пообещала сыну в трубку, что мы с ним посмотрим новый мультик «В поисках Дори». Мне разрешали видеться с ним по выходным в надежде, что я когда-нибудь приду в норму.

Таксист проехал мимо знакомого притона… Правда, он стоял пустой, хозяин квартиры умер от туберкулеза. Я умолчала в СПИД-центре об этом, хотелось избежать лишних проблем.

– Девушка! Приехали! Аптека! – машет перед моим лицом водитель.

– Да? Уже? – я вытащила наушник.

В аптеке проскользнула мысль, что можно взять шприцев и рецептурные капли для глаз, ими штырились, потому что их было проще достать в свойских аптеках. Купила таблетки от мигрени…

Такси уже было на другом конце города, на Эгершельде. Тут рядом, кстати, краевой наркологический диспансер, но сегодня мне нужно было не туда. Я неофициально устроилась к одной знакомой в студию по наращиванию волос.