Читать книгу О чем молчала Мадонна Литта - Яна Динисламовна Колпакова - Страница 4

Верни мне мой 2007

– Мам, ты угораешь?! – проскрипела я. Глаза щипали слезы, и я не хотела их вытирать. Мы стояли в примерочной фабрики «Заря», где отшивалась форма во все школы города. На огромных круглых вешалках висела куча одинаковых брюк, пиджаков, юбок и сарафанов с конвейера.

– Ян, на тебе отлично сидит эта форма! – Мама стояла за мной и пристально смотрела на мое отражение в зеркале. Я смотрела на нее исподлобья и отрицательно мотала головой. Моя длинная косая челка, как шторка, ездила перед глазами.

Мать цыкнула и скрестила руки на груди.

– Форма у всех одинаковая. Другие дети носят, и ничего.

– Нет, мам, не у всех! Давно уже все покупают форму самостоятельно в магазинах, главное – цвет чтоб синий был!

– Директор сказал: покупать здесь. Я возьму в магазине, форма не подойдет, тебя не пустят на уроки, и что?

– Другим девочкам шьют на заказ. Здесь одеваются только самые задроты. Посмотри! Тут дурацкая посадка, никто не носит такую! Сейчас модно носить заниженную! Ткань дешевая, это уродство! Она не сидит, она стоит колом!!! Я в ней толстая!

– Где ты толстая?

– Вот! Ты не видишь??? – подняла я удручающего темно-синего цвета пиджак, чтобы показать, как зеленая клетчатая юбка перетягивает мне живот. Я схватила складку жира, нависающую сверху:

– ВОТ!!! – и, наконец, брызнули слезы.

– Ой, Яна, знаешь, что?! – мама исчезла из отражения в зеркале.

– ЧТО?!

– Худей, значит!!!

– Да??? Только тебе жалко выделить мне денег на спортзал! – я, сгорбившись, села на табуретку в примерочной.

– Если человек хочет похудеть, он, вон, выходит из дома и идет бегать… Сколько было уже оплачено курсов? Гитара, рисование, танцы, модельное агентство…

– Мам, ты достала!!! Хватит делать вид, что у нас нет денег! Как Алисочку отправить на фотосессию и в «Мастер Джим» к персональному тренеру, так нормально! На хрен ты меня родила, если ты меня ненавидишь?!

– Хватит считаться с твоей сестрой! Алиса ходит и не бросает…

– У вас все хорошо? – мои крики вызвали продавщицу. Такую, знаете, сбежавшую из 80-х годов – стрижка шапочкой и пейсы на висках гелем нализаны. Конечно, в подобном месте встретить работника подобного образца неудивительно – здесь время остановилось. Удивительно, как эти пережитки прошлого, такие вот фабрики, до сих пор живут! Ведь даже поликлиники сдались автоматизации, а эти как в капсуле времени застыли!

– О, а ты встань! Повернись к маме личиком! Ох, как красиво! – продавщица поправила на мне складки юбки. – Села на девочку идеально! – наигранно поддакивала женщина с пейсами моей матери. – Берите, не пожалеете!

Они обе теперь стояли позади меня в зеркале, склонив одинаково головы.

– Вот, видишь, даже люди со стороны говорят, как тебе идет!

– Даже с этими их новыми кроссовками прикольненько смотрится, не правда ли? – продавщица начала жестикулировать, как посредственный фокусник, отводящий глаза от стремной правды.

– Да, кстати! Ян, ну, смотри, как хорошо! Даже с твоими клоунскими шнурками на кроссах!

– Это не кроссовки, а шузы! Я не буду это носить! А люди с таким абсурдом на голове пусть не лезут вообще!

– Яна! – у мамы выкатились зрачки. – Извините нас, мы берем форму, посчитайте еще две юбки, чтоб на смену было, – повернулась она к продавщице и суетливо поспешила достать наличку из сумки.

– Ненавижу тебя… – Я вылетела, из чертовой фабрики, оставив мать на кассе.

Я достала из кармана iPаd. Нашла в меню песню из последнего альбома Jane Air «Fuck you mama». Папа мне подарил плеер, на котором можно было даже смотреть фильмы. Память была в восемьдесят гигов. Тогда это был большой прорыв в технике. Отец всегда выбирал качественные вещи для нас, но он допоздна работал и редко вникал в вопросы стиля и одежды. За наш внешний вид отвечала мама. Я завернула за угол, осмотрелась и, убедившись, что мама не пошла в мою сторону, достала из кармана пачку сигарет Virginia slims… Закурила… Я ведь видела, как не такие уж богатые родители стараются стильно одевать своих дочерей, покупать им дорогие фирменные шмотки, в конце концов – просто любят их. Можно было бы сказать, что в нашей семье другой уклад, но ведь старшую сестру мама водила на маникюр, покупала одежду в бутиках. – Алиса выглядела как модель, и мама с гордостью говорила всем об этом. А меня она сдавленной от сарказма интонацией называла репером, стесняясь перед своими подругами. Я ей говорила, что я эмо, но ей были безразличны мои интересы и увлечения. Порой я просто дышать не могла от обиды. И ведь отец давал достаточно денег. Тогда что? Почему она так разделяла нас, своих детей? Я не могла оправдать маму. Не могла найти логичное объяснение такой экономии конкретно на мне… Я чувствовала, как раздражала ее одним лишь фактом своего существования… Она просто надо мной издевалась… Хотела сломать меня, встроить в свои рамки…

Я почувствовала вибрацию телефона… «МАТЬ», – высветилось на экране. Я скинула трубку, взглянула на время в телефоне, поняла, что на новостройках по-любому уже собрался народ, и направилась в сторону автобусной остановки.

…

… Мне только исполнилось семь…

…Я предвкушала тот день, когда мы пойдем за рюкзаком и тетрадками. Мама впервые повела меня на большую ярмарку канцелярии. У меня глаза разбегались от такого разнообразия. Гелевые ручки с блестками. Стирательные резинки с фруктовыми ароматами. Механические точилки в виде животных. Объемные мигающие пеналы с единорогами. Дневники в твердых обложках с пайетками. Блокноты-скрапбукинг. Столько чудесных штучек заманивали детей с прилавков!

– Мам, я хочу цветные тетрадки с Русалочкой.

– Ты зачем в школу собираешься ходить? Учиться? Подойдут вот эти, – мама взяла кипу обычных шершавых тетрадок, самых дешевых, и потащила меня за руку подальше от яркой канцелярии… У этих тетрадок был самый уродливый оттенок зеленого из всех на свете…

…

– Меряй! – протягивала она мне темно-синие мальчишечьи тапки с резиновой подошвой. Я неуютно ежилась на картонке посреди китайского рынка.

– Мне они не нравятся!

– А ты что, в школе будешь ходить – красоваться? Нормальная сменка, удобная! Как раз? Берем!

И вот я пошла в первый класс…

На физкультуре я сразу выделялась! Когда у всех девочек была красивая стрейчевая форма розовых, желтых, светло-голубых цветов, я одна – как пацан, с короткой стрижкой, в отвратительной болоньевой форме грязного темно-синего цвета. Я стояла крайняя в шеренге и смотрела на девчонок. Марина уже в первом классе всем мальчикам нравилась, у нее были красивенные длинные русые косы. Видно было, как Маринина мама заморачивалась с прической дочери, покупала красивые заколки. А еще Марина всегда щеголяла в классных фирменных кедах. Мои одноклассницы собирались вокруг нее, обсуждали модные тенденции и с брезгливостью косились на меня. Я всегда ждала, пока другие девочки переоденутся, чтоб при них не раздеваться. Не хотела насмешек над моими майками и животом. Учительница тоже мне не особо симпатизировала, посадила на предпоследнюю парту в правом ряду. Я старалась не привлекать к себе внимание на уроках. И к своим отвратительным тетрадкам. Я сутулилась как можно сильней, чтоб никто меня не видел, и тихонько глядела на вторую парту среднего ряда. Там сидел Демид. У него была бледная кожа и неярко выраженные веснушки. Он был очень спортивным, лучше всех играл в футбол… Я смотрела на него и представляла, как мы гуляем за ручку после школы.

Звонок. Дети встали. Демид вальяжно подошел к Маринке, он что-то говорил ей, а она, кокетничая, прикрывалась косой и убегала. Но нет, я не ощущала особой боли. В душе я была уверена, что такая, как я, не достойна быть с такими мальчиками…

…После уроков я осталась на продленку. Моя мама хоть и не работала, забирать меня со школы не спешила. На заднем дворе школы была площадка и сверху склон, весь усаженный нежно-сиреневыми ромашками. Классная пыталась приучить нас к играм. Шли казаки-разбойники, я за всеми бежала по косогору. В своих уродливых пацанячих тапках с резиновой подошвой поскользнулась на собачьем дерьме и проехалась по нему бедром, запачкав всю форму. Игра остановилась, все повернули головы и захохотали!!! Я замерла в ужасе и отчаянии – это конец. Запах этого говна будет меня преследовать всю жизнь, при каждом напоминании, шуточке, издевке!

– Тише! ДЕТИ! – пыталась успокоить класс учитель. – Кто-нибудь помогите ей отмыться!

Со мной пошла до туалета Таня Власенко, тихая, спокойная девочка, которая так же безумно любила рисовать, как и я. Она стала моей единственной подругой. Мы с ней вместе мечтали стать художницами. Я даже уговорила маму, чтобы она пришла к нам в гости. Мать раздражалась на посторонних в доме и меня не особо любила отпускать к кому-то, тем более с ночевкой. Тот день был так значим для меня! Таня рассказывала, что она любит рисовать рыб, я ей показывала весь свой арсенал красок, мы серьезно рассуждали о выставках. Я была так счастлива от того, что есть человек, который понимает меня, – подруга.

– Твоя Власенко какая-то пришибленная! – мама повернулась ко мне, закрыв дверь за моей гостьей.

– Мам, что значит пришибленная? – насупилась я, стоя в прихожей.

– Тихая, забитая, какая-то явно ненормальная психически. Мне не нравится она, – мать щелкнула светом.

– А может, она просто очень скромная? Это же хорошо!

– ПРИ-ШИБ-ЛЕН-НАЯ, – непререкаемо, издевательски отчеканила мама и прошла мимо меня в свою спальню.

И что сделала я? А что я могла сделать… Я перестала дружить с Таней, чтобы угодить моей маме. «И вправду какая-то пришибленная», – сказала я себе, стараясь смотреть на подругу через мамин шаблон.

В третьем классе у моей мамы случился новый затяжной приступ сделать из меня дочку, такую, как ей нравится.

– Я купила тебе капроновые колготки! – ни с того, ни с сего послышался голос мамы из спальни.

– Да? Ура! – я вприпрыжку вбежала в ее комнату. Я так хотела капроновые колготки, ведь у нас уже со второго класса девчонки носили такие черного или телесного цвета. Это было очень круто, как у взрослых.

– Они красные! Это же как у детей! Я не хочу надевать их – меня засмеют!

– Ты совсем неблагодарная! К чему тебе быть взрослой?! Это у вас в классе девочки вульгарные носят такие! А я купила польские! Дорогие! Надевай!

– Ну, мам, пожалуйста…

– Надевай!

Жестко. Приказ. Не смея спорить, я поплелась в свою комнату. Натянула колготки. Нужно было что-то придумать, но не идти в них. Подошла к кошке и начала ее дразнить, чтоб та прыгнула на меня и зацепилась за эти отвратительные капронки…

– Мама, Нэнси мне порвала колготки…

Мать влетела красная от ярости,

– Это ты ее специально взбесила, ценности ничему нет… Хочется сделать из тебя приличную красивую девочку, а ты вечно откидываешься. Нравится быть чувырлой? Ходи как хочешь…

Я смотрела в мамину спину и улыбалась. На растянутые губы мне катились слезы… Но этого она уже не видела. Дверь за ней с треском захлопнулась.

В те годы ученики перескакивали четвертый класс.

А в пятом мама снова решила сделать из меня нормальную девочку…

– Мам, мне не нравятся эти кудри на мне…

– Нет, ну ты посмотри на нее! Ты – как принцесса!

– Я – как баран!

– Ой, ходила как обсосок со своей еще челочкой прилизанной, все сейчас делают химию.

Я рыдала, стоя у зеркала, топала ногами. Это было полнейшее издевательство – прийти с этим взрывом в школу!

– Я пошла мыть голову!

– Не смей, я заплатила деньги, отвела в приличный салон! Много ли мам водят в таком возрасте детей по дорогим заведениям? Если ты сейчас помоешь голову, можешь ко мне не подходить…

– Ну, мам!!! Так нечестно!!! Меня засмеют!!! Это немодно!!! – я кричала и задыхалась, меня больно колотила дрожь.

А что она? Она дала мне пощечину. Я быстро вывернулась и побежала по длинному коридору к ванной комнате. Быстро включила воду и наклонила голову под струю…

Но маме нужно было беспрекословное подчинение. Иначе ребенок сразу же становился плохим, негодным, неуправляемым.

В тот раз она меня избила. Не руками, не полотенцем каким-нибудь. А молчанием. Долго, очень долго не говорила со мной. А когда я пыталась заговаривать, просто поднимала руку и качала головой. И я замолкала. Еда не лезла в меня, я давилась каждым бутербродом с колбасой под ее взглядом. «Жирная, некрасивая, неправильная!» – говорили ее глаза. И я исчезала в своей комнате… Вот так я и оттарабанила пятый класс.

В шестом классе поводом для насмешек отлично послужили безвкусные вязаные свитера на мне – мама занялась рукоделием. Спорила ли я? Нет, уже и не пыталась.

А в седьмом уже никакого повода не требовалось.

Дурнушка Яна. Этот ярлык никак нельзя было открепить от себя. Я просто стала сама себе таким ярлыком. Я поверила в правдивость всех этих насмешек. Держало на плаву только мое развитое воображение, и я сбегала в свой иллюзорный мир. Где я боец, красавица и популярная девчонка, ловкая, как Зена, королева воинов. Меня все обожают и боятся. Да, боятся и мечтают о моем внимании!

Помню, как, я поднималась по ступенькам школы, а в голове играла эпическая музыка из сериала. А дома представляла, будто мы все в добром сериале, и я в главной роли. Но реальность резким грохотом медного таза накрывала весь мой воображаемый спектакль…

Летом после седьмого класса мама снова отправила меня в пионерский лагерь. Предыдущие смены прошли как в кошмаре. Я все так же дичилась других детей. Веселых, наглых, компанейских… Кто я для них, с чего им мной интересоваться? Я молчала целыми днями и пряталась. Отчаянно хотела домой, в свою комнату, где меня никто не видит и не мешает утопать в мечтах… Я попыталась говорить об этом маме, просить, чтоб увезла меня, но она только настойчиво пыталась от меня избавиться. Но когда ей пришлось забрать меня на пересменку в лагере, я даже захотела обратно. Проводить каникулы в ежедневной нескончаемой уборке квартиры было даже хуже, чем торчать на лагерных «капустниках». Там хотя бы никто не орал и не дергал.... И всегда было куда спрятаться, пролезть в дыру в заборе. Когда я нашла эту дыру, мне открылся целый мир!

– Пошли покурим? – сказала мне девочка с проколотым пупком в первый день новой смены. Я не уловила, как ее зовут, а переспрашивать стеснялась. Молча кивнула, и мы прошли за трансформаторскую будку. Она достала Winston, я вытащила сигарету из пачки и застыла в ожидании, как та девчонка сама закурит, чтоб посмотреть на весь процесс. Настала моя очередь, я подожгла сигарету, набрала дым в рот и сразу выпустила. «Так просто», – подумала я…

– Ты дым выпускай не сразу, а подержи во рту подольше, раз не умеешь затягиваться, пацаны увидят, будут ругаться, что сигареты переводишь…

– А как правильно затягиваться?

«Юлия!» – вдруг вспомнила я имя девочки. Она мне стала настоящим вожаком! С ней рядом было круто и безопасно! Ее все уважали, и на меня вдруг снизошло всеобщее внимание рядом с ней.

На вечернем мероприятии, где все отряды готовили выступления, я увидела на сцене парня, он играл на гитаре. У него были длинные темные волосы, карие глаза и пухлые губы. Постарше нас, из первого отряда. Юля, когда узнала, что он мне нравится, пошла к нему и позвала на пьянку. Родители оставляли мне деньги на лагерный буфет, но мы нашли им применение поинтереснее. После отбоя Юлька сбежала из лагеря до железнодорожной станции, чтобы купить в киоске виноградный марти рей. Вожатые спали в другом корпусе или сами тусовались где-то. Нам по фиг эти их дела, главное – самим не спалиться!

В одной комнате собрались самые прикольные ребята с лагеря. Все пили. А я пошла покурить с гитаристом на балкон. Его звали Миша. Я ему очень понравилась. Выяснилось, что мы оба с одного района Владивостока. Он рассказал о своей группе Distortion noise и пригласил меня на репетицию. Та смена в лагере закончилась королевской ночью, когда дети могли делать все, что хотят. Многие девчонки напились водки с мальчиками из первого отряда и потеряли девственность. Мы с Мишей целовались всю ночь напролет так, что губы у обоих распухли. Он нарисовал мне открытку, внутри написал стихи и оставил свой номер телефона. Мне не терпелось уже в обычной жизни с ним погулять. Я влюбилась до дрожи в коленках и чувствовала, что впервые меня тоже любят! Как только я села в машину с родителями, мне тут же пришла эсэмэска от него: «Уже скучаю, напиши мне!» Я прикрыла телефон рукой и быстро глянула на мать. Она глядела в приоткрытое окно и – слава богу! – ничего не заметила. Боюсь представить, что она б сказала…

С Мишей мы с утра до ночи переписывались. И, конечно, ночью тоже, пока не уморит сон. Я стала гулять с ним в его компании, познакомилась со многими неформалами, очень крутыми ребятами. Все были старше меня, кто на два года, а кто и на четыре, но меня принимали и уважали. Мы гуляли, пили сладкие и крепкие коктейли. Кто-то катался на скейте, кто-то на BMX. Иногда парни брали гитары и ехали на набережную постритовать, я с шапкой под деньги завлекала людей. На все вырученные мы покупали пиво.

Миша посвящал мне стихи. Подарил серьги с кристаллами. Все только стало налаживаться…

Меня даже зачислили в новую школу! Уж не знаю, каким только чудом… В прошлой гимназии мне было настолько невыносимо, что мама согласилась меня перевести. Правда, для нее основной мотив был в уменьшении расходов. В прошлой школе сильно поднялась цена за обучение, поэтому в сентябре меня ждал новый гуманитарный класс. Я не могла еще раз облажаться. Я уже знала, что нужно сразу проявить себя в коллективе, чтобы ко мне начали относиться с уважением. Все должно было быть идеально, но та отвратительная форма явно создавала образ чучела, а не крутой девчонки…

Нежный теплый сентябрь 2007-го…

Ученики собирались перед началом линейки у школы.

– Никто не хочет пойти покурить? – предложила я…

– О, давай, я как раз думала отойти, – на удачу мне, ответила высокая блондинка. Мне она показалась очень красивой, вокруг нее собрались еще несколько других девчонок, и я так поняла, что она явно в авторитете. Я выдохнула все тревоги и страх – все получится! Мы отошли за гаражи у школы.

– Ника, – представилась она, протягивая мне зажигалку.

– Яна… Расскажи, как класснуха?

– В этом году нам сказали, что будет другая училка, поэтому я хз… Слушай, а что за сижки у тебя, так пахнут приятно…

– Это Vogue ароматизированый, на, попробуй..

– Давай, – Ника затушила свою сигарету и принялась пробовать мою. – Слушай, а прикольно… Откуда ты к нам перешла?

– Я из гуманитарной гимназии…

– Ясно, прикольно, мы ведь гуманитарный класс… У тебя ничешные шузы, в этой школе вечная заморочка, что подобрать к этой дурацкой форме…

Видя, что у блондинки юбка сшита по другому фасону, укороченному, я начала оправдываться.

– Мне мать решила инкубаторскую форму купить, поэтому разбавляю лук стилевыми акцентами.

– Предки часто калят, меня мать заставляет сидеть на диетах, чтобы я была вообще, как куколка… В модели меня хочет отдавать!

Я оглядела Николь еще раз. Высокая, наверное, сто семьдесят пять сантиметров,, она и так была стройной, как фотомодель… Я была бы счастлива иметь такое тело, как у нее.

– Какие тебе диеты? Ты худышка!

– Спасибо! Ладно, пойдем, я тебя познакомлю с девчонками…

Николь мне очень понравилась. Я переживала, что теперь мне надо быть ей под стать! И почти сразу позвала ее на концерт Мишиной группы Distortion noise. Хотела показать, какой у меня классный парень!

Актовый зал предоставила семьдесят третья школа. Завуч хотела поощрять молодежь за творчество и разрешала так использовать помещение по вечерам. Мы быстро выпили банку коктейля в Щебальне, таком закутке с торца школы, и побежали в актовый. Внутри уже была куча народу с разных районов и школ. На сцене ждали барабаны, синтезатор, бас- и электрогитары, впереди стоял микрофон. Вышел мой вокалист. Я вспыхнула от радости и удовольствия. Народ зашумел. Миша начал называть по очереди участников группы, чтобы зал попривествовал каждого отдельно. И вот пошел звук, Миша начал петь их самую известную песню среди местных – «13». Сбоку от сцены начали слэмиться6 парни. А мы с Николь качались прям по центру. Distortion noise исполнили несколько песен…

Мой вокалист сел на край сцены:

– Следующую песню я хочу посвятить своей девушке. – Миша показал на меня. Я подпрыгнула и подбежала к нему, чтобы поцеловать под аплодисменты и восторженные крики присутствующих.

– Я люблю тебя! – Он сказала это в микрофон и встал на сцену. Я вернулась к Нике.

– Яна! Эта так классно! Он крутой! Ты крутая! Все девки с такими минами кислыми стояли. Так им и надо! Блиииин! Я так рада, так рада!

– И ты крутая! – я быстро обняла Нику за плечи. У меня был парень, который искренне любит меня, и новая подруга, которая искренне радовалась за меня. Остальное потеряло какую-либо важность. Я замерла, чтобы не спугнуть этот прекрасный момент жизни, а изнутри меня разрывали приятные вибрации от ЕГО голоса.