Читать книгу Взрослые в доме. Неравная борьба с европейским «глубинным государством» - Янис Варуфакис - Страница 11

Став министром финансов пять лет спустя, я услышал это от них прямым текстом. Высшие должностные лица МВФ, министр финансов Германии, ключевые фигуры ЕЦБ и Европейской комиссии – все признавали, каждый по-своему, что это правда, что они предлагают Греции помощь, которую нельзя принимать. Более того, сделав свое предложение, они лишили себя возможности отступить.

Менее чем через месяц после моего избрания, в феврале 2015 года, в одном из тех гнетущих помещений без окон, залитых светом неоновых ламп, которыми изобилуют здания комплекса ЕС в Брюсселе, я обнаружил, что сижу напротив Кристин Лагард, директора-распорядителя МВФ, бывшего министра финансов Франции и бывшего вашингтонского адвоката высокого полета. В тот день она грациозной походкой вплыла в здание, облаченная в гламурную кожаную куртку, и рядом с нею я выглядел серым и скучным в своем деловом костюме. Это была наша первая встреча, мы дружелюбно побеседовали в коридоре, а затем перешли в зал заседаний для серьезного разговора.

За закрытыми дверями, в присутствии нескольких помощников с каждой стороны, предмет беседы сделался серьезным, но тон оставался дружелюбным. Кристин позволила мне обрисовать в основных чертах собственное видение причин и характера ситуации в Греции, а также выдвинуть ряд предложений по исправлению текущего положения. Некоторое время она согласно кивала. Казалось, мы нашли общий язык и оба стремились установить хорошие отношения. Под занавес переговоров, уже направляясь к двери, нам выпал шанс на короткий, мимолетный, но полезный во всех отношениях тет-а-тет. Кристин одобрила предпринятые мною шаги, поддержала мое стремление облегчить долговое бремя страны и понизить налоговые ставки в качестве необходимых условий для восстановления экономики Греции. Но затем она поведала мне кое-что еще, спокойно и откровенно. Вы, конечно, правы, Янис, сказала она. Цели, которые перед вами ставят, попросту недостижимы. Но вы должны понимать, что мы слишком много вложили в эту программу. Мы не можем отступить. Доверие к вам зависит от вашего согласия выполнять намеченную программу[11].

Именно так и было сказано. Директор МВФ призналась министру финансов обанкротившейся страны в том, что политика, навязанная его стране, никуда не годится. Не потому, что ее трудно реализовать. Не потому, что вероятность успеха невелика. Нет, Кристин честно признала, что эта политика не спасет нас ни при каких условиях.

С каждой встречей, особенно с умнейшими и менее сдержанными в оценках чиновниками «Тройки», у меня укреплялось ощущение, что я наблюдаю не просто противостояние «их» и «нас», хороших и плохих. Скорее, на моих глазах разворачивалась подлинная драма, достойная гения Эсхила или Шекспира, драма, по сюжету которой заядлые интриганы попадали в ловушку собственных планов. В этой жизненной драме, очевидцем которой мне выпало быть, сакральное правило Саммерса насчет инсайдеров сработало в тот самый миг, когда они признали свое бессилие. Все чиновники старательно уходили от комментариев, официальная позиция сводилась к отрицанию всего и вся, а трагические последствия тупика, куда нас загнали, копились и множились, как говорится, на автопилоте, усугубляя растерянность «европейцев», возненавидевших саму ситуацию за то, что та лишила их власти над событиями.

Ведь они – директорат МВФ, ЕС, правительства Германии и Франции – вложили изрядный политический капитал в программу, которая ввергала Грецию в пучину банкротства, обрекала греческий народ на невыразимые страдания и вынуждала нашу молодежь массово эмигрировать; как следствие, альтернативы не было: греческий народ, по их мнению, обязан страдать дальше. Что касается меня, политического выскочки, доверие ко мне зависело от того, соглашусь ли я проводить эту политику (бесполезную, как считали сами инсайдеры) и стану ли пропагандировать ее среди аутсайдеров, которые меня избрали, поверив, что я отличаюсь от былых политиков-неудачников.

Трудно объяснить это ощущение, но я не испытывал враждебности по отношению к Кристин Лагард. Наоборот, мне было приятно общаться с этой умной, доброжелательной, очевидно уважавшей меня женщиной. Моя вера в человечество нисколько не пошатнулась бы, доведись мне узнать, что лично она всегда выступала за более гуманное решение «греческой проблемы». Но личные отношения не имели значения. Она была ведущим инсайдером, и потому ее главным приоритетом являлись сохранение политического капитала инсайдеров и минимизация любого вызова их коллективной власти.

Доверие, как и торговля, опирается на достижение компромиссов. Для каждой покупки существует вариант выбросить деньги на ветер. Укрепление моего положения в контактах с Кристин и прочими ключевыми фигурами означало, что придется пожертвовать доверием Ламброса, того бездомного переводчика, который заставил меня поклясться, что я позабочусь о людях, в отличие от него самого, еще не утонувших в пучине банкротств, поглощавшей нашу страну. Подобную сделку, как ни крути, никогда не свести к персональному выбору. А потому в раскладе, который стал оформляться достаточно рано, мое удаление со сцены рисовалось все более необходимым.

Чуть больше года спустя, накануне референдума в Великобритании 23 июня 2016 года, я находился на британской земле и выступал с речами в поддержку тех «радикалов», кто считал, что Великобритания должна остаться в ЕС – чтобы противодействовать нынешнему ЕС, чтобы спасти его от краха и реформировать. Это была непростая задача. Убеждать британских аутсайдеров в том, что они должны проголосовать за сохранение ЕС, было нелегко, особенно на севере Англии, ибо даже мои сторонники в Великобритании, женщины и мужчины, близкие по духу и взглядам к Ламбросу, а не к Кристин, говорили, что должны «донести правду» до глобального истеблишмента. Как-то вечером я услышал по Би-би-си, что Кристин Лагард примкнула к руководителям прочих ведущих финансовых институтов мира (Всемирный банк, ОЭСР, ЕЦБ, Банк Англии и т. д.), которые предостерегали британских аутсайдеров от соблазнов и искусов «Брексита». Я немедленно отправил Данае эсэмэс из Лидса, где выступал тем вечером: «С такими союзниками кому нужны враги?»

«Брексит» состоялся потому, что инсайдеры перешли границы приличий. После десятилетий контактов с людьми вроде меня, которым предлагалось доверие в обмен на готовность предать аутсайдеров, которые голосовали за нас, истеблишмент продолжал путать аутсайдеров с теми, кто прислушивается к их советам. По всей Америке, в Великобритании, во Франции и в Германии – повсюду инсайдеры чувствовали, что их власть ослабевает. Узники собственных планов, рабы дилеммы Саммерса, они были обречены, подобно Макбету, совершать ошибку за ошибкой, пока не осознают, что корона больше не символизирует реальную власть, а лишь напоминает об ускользнувшей власти. За несколько месяцев моих переговоров с ними мне случилось наблюдать проблески осознания этой трагической ситуации.