Читать книгу Омертвение. Багренные Небеса - Ярослав Толстов - Страница 5

На следующий день был выходной, и Наташа с удовольствием провалялась в постели до девяти часов. Не спала – просто лежала, глядя в потолок и наслаждаясь блаженным ничегонеделанием. Заснуть не удавалось. За ночь она проспала часа два, не больше, то ли из-за жары, то ли из-за случившегося, то ли из-за дурацких снов – виделись то странные расплывающиеся животные, похожие на гигантских амеб, то уродливые человекоподобные существа с гротескно увеличенными телами, суетившиеся на дороге среди фонарных столбов, которые покрывали ее всю, словно странный бетонный лес. Твари гонялись друг за другом, ловили и поедали, беспрестанно чавкая и похрюкивая, и проснувшись, Наташа еще некоторое время не могла отделаться от этих сырых и сочных звуков.

Паша ушел рано, ничего не сказав. Когда Наташа вернулась ночью, он еще спал, а когда пробудился, она уже замочила грязную одежду, смыла с себя кровь и, если не считать прилично распухшего носа (к счастью, не сломанного), царапин на лбу и общего взбудораженного состояния, вид имела вполне благопристойный. На вопрос что случилось, ответила, что вышла купить сигарет, споткнулась на неосвещенной лестнице и упала. Муж, судя по его взгляду, поверил не очень, но допытываться не стал, лишь прочитал коротенькую лекцию на тему «Что может случиться с молодой женщиной, не владеющей приемами борьбы, без сопровождающего или оружия, если ее выносит на улицу после полуночи».

После завтрака она позвонила Наде, но той дома не оказалось. Тогда она перезвонила ей на работу. Взявший трубку выслушал ее просьбу и оглушительно гаркнул, даже не позаботившись отодвинуться от микрофона:

– Надюха! Иди на связь!

Наташа услышала Надин голос, спрашивающий, кто звонит, но его тотчас перекрыли несколько истошных криков:

– Кто увел вэхээску А-13?!

– Светка, где раскадровка?! Сейчас нарежу тебе синхронов, порадуешься потом с Леонидычем на пару!

– Клычко, тебя в серпентарий вызывают!

– Нет, смотри, что он наснимал! Я с ним больше не поеду! Вот козел, а! Смотри, как он газовику нос отрезал! Как я это закрою?! Он все интервью так снял!

– Люди, дайте два рубля!

Последняя фраза прозвучала громко, но удивительно вежливо:

– Щербакова слушает.

Заслушавшись предыдущими репликами, Наташа не сразу сообразила, что Надя взяла трубку. Быстро обрисовав ей ситуацию, она попросила приехать. Надя ненадолго задумалась, потом сказала:

– Прямо сейчас я не могу. Через часа два будет окно, тогда и зайду, может быть. Все, давай, некогда мне.

Наташа положила трубку, немного посидела, потом решительно встала и вышла на балкон. За это утро она еще ни разу не смотрела на улицу – не решалась. Не боялась. Просто не решалась.

Как и следовало ожидать, она не увидела ничего особенного. Во дворе – дети, мамы, кошки. Тишь, жара, пыль… Ага, вон на дороге аварийная машина. Столб лежал так же, как и вчера, вокруг – черное пятно выгоревшей травы, рядом на корточках сидел человек и что-то внимательно рассматривал. Хорошее освещение, но общее содержание скучновато. Вспомнилась вчерашняя ночная площадь – вот получилась бы хорошая картина. Глаза четко запечатлели каждую нужную деталь и обстановку в целом. Образ сохранился, он жил, он требовал, чтобы его выпустили на свободу.

Наташа вернулась в комнату и сделала то, что не делала уже очень давно: пододвинула стул к шкафу, залезла на него и достала с верха одну из своих папок. Следом взвилось облако застарелой плюшевой пыли, потянулись серые нити паутины – на шкафу давным-давно никто не убирал. Наташа чихнула и охнула – нос все еще болел.

Она перебирала работы недолго. Странно, раньше она считала их достаточно хорошими, некоторые даже очень удачными, но сейчас они ее разочаровали. Детская мазня – не более того. Ей казалось, что у нее хорошо получалось передавать картине свое видение изображаемого, передавать живость, осязаемость, раскрывать его изнутри, но теперь она видела, что это не так. Все нужно делать совсем по-другому…

Она отыскала простой карандаш, перевернула одну из старых картин и прицелилась глазами в чистую поверхность, словно снайпер, выбирающий точку для выстрела…

Когда в дверь позвонили, Наташа подпрыгнула от неожиданности, словно у нее выстрелили над ухом. Ее затуманенный взгляд скользнул по карандашу в пальцах, по его стертому грифелю и уперся в лист, густо покрытый серыми штрихами. Двигаясь, словно заторможенная, она медленно-медленно отложила работу, встала и побрела в коридор, а в дверь уже нетерпеливо барабанили.

– Спишь что ли?! – сердито спросила Надя, влетая в квартиру в облаке духов и резкого табачного запаха. – Думаешь, у меня времени много?!

Тут она узрела Наташину потрепанную личность и широко раскрыла глаза.

– Ничего себе?! У тебя нос не сломан?!

– Сейчас все расскажу, – Наташа закрыла дверь. – Только без издевок, ладно? Чай со льдом будешь?

– И чай, – отозвалась Надя и прошла в комнату. Вскоре оттуда донесся ее восторженный вопль, и Наташа, набирая в чайник воды, с досадой подумала, что картину все же следовало спрятать. Секундой позже Надя примчалась на кухню с листом в руках.

– Наташка! Ты рисуешь?!!

– Да так, просто, скучно, захотелось почеркать, ничего особенного, – промямлила Наташа, глядя на нее исподлобья. Она видела, что подруга чуть ли не парит над полом от гордости – все – таки права оказалась она, а не Наташа.

– Ничего особенного?! – Надя возмущенно потрясла листом, словно это было доказательством какого-то страшного преступления. – Да это же здорово! Намного лучше, чем раньше! Смотри-ка, длительный перерыв на тебя хорошо подействовал! Или перерыва не было, а?! Может, ты рисовала тайком, по ночам, под одеялом? Ну-ка, расскажи тете Наде.

– Отцепись! – Наташа невольно улыбнулась – все же похвала была ей приятна. – Я тебя позвала совсем для другого.

– Это площадь, да? А вот это похоже на ресторанчик…«Санд», кажется. Господи, какие жуткие рожи…

– Потом, – Наташа взяла у нее рисунок и положила на холодильник. – По телефону ты вряд ли все поняла, так что я тебе сейчас расскажу подробно, а ты уже делай выводы. Только, я тебя прошу, постарайся, чтобы твое воображение не зашкаливало!

Она рассказала ей все, подробно, в деталях, стараясь ничего не упустить – начиная с того момента, когда они расстались позавчера вечером. Не упомянула только о своих мыслях и о внезапном желании вернуться к работе над картинами, которое ни с того ни с сего появилось у нее на площади. Надя слушала, нахмурившись, не задавая никаких вопросов, что было на нее совсем не похоже, иногда выглядывала в окно, словно для того, чтобы убедиться, что дорога еще на месте, а не переместилась куда-нибудь в потусторонний мир. Когда Наташа закончила, она резко встала и сказала:

– Пошли!

– Куда? – удивилась Наташа, тоже вставая.

– Во двор. Там и подумаем. Посмотрим, что и как. Давай, давай, одевайся, только… я не знаю… напудрись что ли – вид у тебя, конечно…

Наташа подчинилась не без внешнего недовольства, хотя в душе была рада – ей по-прежнему хотелось пойти к дороге, но с Надькой сделать это было как-то… спокойней что ли.

Когда они вышли из подъезда, Надя прищурилась от яркого солнца и надела темные очки, и Наташе это невольно напомнило детские игры в шпионов. В принципе, то, чем они с подругой сейчас занимались, тоже, в общем-то, было игрой, чем же еще. Алекс и Юстас. Цирк!

Хотя, ночью, когда она смотрела на искрящие провода, ей было совсем не смешно.

У подъезда в тени старого абрикоса лежал Дик, вывалив розовый язык и сонно щурясь на толкающихся неподалеку голубей. Увидев девушек, он лениво замахал хвостом. Надя наклонилась и потрепала лохматую пыльную голову.

Они выбрали тенистую, не занятую бабульками скамейку недалеко от дороги, и сели, внимательно наблюдая, как устанавливают рухнувший столб. Наташа заметила, что цветы, раньше прикрепленные на столбе, теперь жалкой мятой кучкой лежат на пешеходной дорожке, позабытые, никому не нужные. А кто-то их привязывал, старался… От этого становилось не по себе.

Неожиданно она поймала себя на том, что ищет на столбе пятно крови, и сердито отвернулась.

– Ну и пекло! – сказала Надя, глядя куда-то в сторону. – Схожу-ка я за водой. Тебе взять?

Наташа кивнула, рассеянно проводила взглядом стройную, аккуратную и, насколько позволяла зарплата, безупречно одетую подругу, и снова стала смотреть на остатки цветов.

Вернулась Надя быстро – ларек был неподалеку. Протянула ей запотевшую, мокрую, блаженно ледяную бутылку минеральной воды, сковырнула приоткрытую крышечку со своей и жадно присосалась к горлышку, делая большие глотки.

– Значит, – сказала она, осушив треть бутылки и довольно вздохнув, – когда ты шла к другому столбу, свет выключили?

– Ну да, а что?

– Да ничего. Просто ты говоришь, что когда провода порвались, тебя чуть не ударило током. Провода искрили, правильно? Вон, я смотрю, и трава действительно выгорела. Но ведь свет выключили – значит, линия была обесточена.

– Наверное, – Наташа подняла голову и хмуро посмотрела на целые провода. Об этом она не подумала. – Ну, ты знаешь, я в этом не разбираюсь.

– Вообще-то я тоже, – Надя глянула на рабочих. В очках ее лицо казалось мрачным, чужим. – Чудо, что электрики приехали. Это ведь не троллейбусная линия – так, фонарики.

Она лениво поднялась со скамейки.

– Ты куда?

– Пойду и узнаю кое-что у этих ребят.

Наташа скептически хмыкнула.

– Так они тебе и скажут!

Надя ничего не ответила, только ухмыльнулась с оттенком превосходства. Спустя минуту она уже вовсю болтала с одним из молодых рабочих, который, предоставив коллегам трудиться, производил эффектные жесты руками в сторону проводов, что-то объясняя Наде и довольно косясь на ее голые ноги. Надя, сняв очки, энергично кивала и смотрела на парня так, словно он был, самое меньшее, министром финансов. Немного погодя она вернулась и снова села рядом с Наташей.

– Ну вот, Саша сказал…

– Уже Саша?!

– Ох, как мы добродетельно вздергиваем брови! Он сказал, что когда фонарь повалился, ток на линии был. Иногда его отключают поздно. Редко, но бывает.

– Но ведь…

– Подожди! Он сказал, что на всех фонарях на протяжении четырех дворов нет ни одной целой лампочки.

– Но вчера они горели, я видела.

– А теперь они испорчены. Такое бывает при резких скачках напряжения. Вот и думай. Сначала погас свет, а потом – бац! – на тебя падает тяжеленный столб плюс провода под напряжением. Похоже на хорошую западню.

– Не говори ерунды! – Наташа покосилась на дорогу, словно та могла их подслушать и устроить еще какую-нибудь пакость. – Неужели нельзя подобрать реальное объяснение?

– Тогда ты обратилась не по адресу, подруга. Какое реальное объяснение? Сам по себе свалился? Бывает, но редко, да еще и в свете всего того, что на этой дороге творилось, как-то не смотрится. Или… Ну, Натуля, я конечно, не берусь оценивать твои физические возможности, но… маловероятно, что ты так хорошо стукнулась о столб, что он тут же сломался. Это ж тебе не кустик какой-то! Даже если он держался на соплях, как все у нас в стране, тоже что-то не верится.

– И все же? – Наташа с отчаянием цеплялась за реальную почву. – Что этот Саша говорит?

Надя как-то странно улыбнулась.

– А говорит он, что столб выглядит так, словно его выдернули. Как морковку из земли.

– Шутишь?!

– Отнюдь.

Наташа крепко сжала колени, поставила на них бутылку и задумалась. Хотя, собственно говоря, задумываться было не над чем. Время – вот единственное, чем можно объяснить ночное происшествие. Время подточило фонарь, и больше ничего. Отчего она всполошилась, зачем вызвала Надю – непонятно.

– Это уже получается второй раз, правильно?

Она подняла голову и непонимающе посмотрела на подругу, потом, сообразив, что она имеет в виду, кивнула. Действительно, если рассуждать по Надиному, дорога уже покушалась на нее дважды. Смешно. Дорога покушается. Она перевела взгляд на один из столбов, на цветы на нем. Несчастные случаи. Множество несчастных случаев. Внезапно ей стало как-то тягостно и неуютно, захотелось уйти.

Ей очень не нравилась эта дорога.

А дороге не нравилась она.

– С этим пятном тоже странно, – продолжала Надя, не замечая ее изменившегося настроения, – но я думаю, что ты его попросту проглядела. Конечно, если хочешь, можно потом поискать на других столбах или на этом, когда его поставят.

Наташа покачала головой.

– Нет, зачем. Ты извини, что я тебя с работы выдернула. Глупости все это.

Надя пристально на нее посмотрела.

– Правда?

– Да. Может, на меня так семейные нелады действуют. А может, возраст сказывается. В общем, бред нервной женщины.

– Ты так говоришь, словно тебе семьдесят.

Наташа вздохнула и осторожно потрогала себя за нос.

– Может, так оно и есть. Пошли отсюда, Надька. Не могу я смотреть на эти венки. Словно на кладбище сидим. Подумать только, столько лет ничего не замечать… Пошли! И давай больше не будем об этой дороге.

Она запрокинула голову, допивая воду, потом повернулась и рассеянно посмотрела вокруг. У дальней скамейки наклонившись стояла пожилая женщина, поднимая пустую пивную бутылку. Глядя на нее, Наташа вспомнила одну старушку, которую часто видела в городе, неподалеку от одного из банков. В жару и в холод, в любую погоду она стояла на коленях, протянув вперед руку с раскрытой ладонью и молча глядя перед собой, сквозь людей – куда-то очень далеко, и Наташа не раз думала, что не хотела бы оказаться в том месте, которое видела эта старушка. Она стояла так с утра до вечера. Каждый день. Старушка, по мнению Наташи, была живым подтверждением того, что бога точно нет – будь он – давно бы бросил горсть золота в обращенную к небу ладонь, и старушка не стояла бы тут – хотя бы один вечер.

Женщина положила бутылку в вязаную сумку так аккуратно, словно она была из богемского стекла, потом, подслеповато щурясь на солнце, посмотрела на бутылку в руках Нади и двинулась к ним. Глянув ей в лицо, Наташа похолодела.

– Надька! Ты посмотри!

– Да вижу! – сказала подруга неожиданно чужим голосом. – Отвернись ты, не смотри так!

– Но ведь это…

– Да тихо ты! Будем надеяться, она нас не узнает! Деньги есть?

Наташа протянула ей раскрытый кошелек, который прихватила из дома – она всегда носила деньги с собой. Надя заглянула внутрь, вытащила одну из синих бумажек.

– Разумный предел? – спросила она тихо. Наташа кивнула.

– Разумный.

Надя достала свои деньги, соединила бумажки вместе, сложила втрое и сжала в руке. Женщина медленно подошла к ним, пряча глаза, и спросила надтреснутым старческим голосом:

– Девочки, бутылочки не оставите?

На ней была старая кофточка и длинная юбка с накладными карманами – все очень старое, шитое-перезашитое, но чистое и аккуратное.

– Ага, – сказала Наташа, тщетно пытаясь придать голосу царственную небрежность, с которой говорит большая часть людей, оставляющих кому-нибудь пустые бутылки. Усердно разглядывая асфальт под ногами, она протянула ей бутылку, краем глаза увидела, как то же самое делает Надя и как ее вторая рука – с деньгами – опускается вниз.

– Спасибо, девочки, дай бог вам здоровья, – Наташа почувствовала, как у нее взяли бутылку. И почти тотчас же раздался голос Нади – голос уже вовсе незнакомый – дребезжащий, нагловатый – голос прожженной базарной торговки:

– Шо ж вы, бабуля, деньгами разбрасываетесь?!

Наташа осторожно подняла голову и увидела, что Надя, скривив губы в снисходительной усмешечке, протягивает женщине сложенные купюры. Ее глаза снова скрывались за темными очками.

– Я? – женщина смотрела изумленно, а пальцы ее правой руки уже суетливо обжимали карманы, проверяя, что в них.

– Ну, а кто – я что ли?! – сердито ответила Надя. – С чего б я стала вам свои давать?!

Рука женщины метнулась к деньгам и тут же повисла. Наташа видела, что она колеблется.

– Вы, наверное, ошиблись, – тихо сказала женщина.

– Да я же видела, как они у вас из кармана вывалились! Вот из этого, – Надя ткнула пальцем в сторону названного кармана, и женщина отшатнулась так испуганно, точно Надя собиралась сдернуть с нее юбку. – Во народ пошел, а?! От собственных денег отказывается! – она хихикнула.

– Да женщина, у вас выпали, – вступила и Наташа и протянула руку. – Ну, если вам они не нужны…

Женщина выхватила у Нади деньги, сказала «спасибо» и медленно пошла прочь, что-то бормоча о каком-то Коленьке, который вчера приходил. Бутылки в ее авоське изумленно звякали.

– Черт! – сказала Надя, сняла очки и начала с чрезмерным усердием протирать носовым платком совершенно чистые стекла.

– Думаешь, она поверила? – спросила Наташа. Надя пожала плечами.

– Во всяком случае, она ушла. А разберется если – не выкинет же.

– Может, надо было как-нибудь по-другому. Может, поздоровались бы и…

– Ага и представились, и денег потом дали! Ты, Натаха, иногда простая, как садовые грабли. Ты вспомни ее. Ты думаешь, она бы эти деньги взяла? И я не думаю, что ей было бы приятно, если б мы ее узнали.

– И так и так неправильно, – вздохнула Наташа.

– Да. Нельзя так вмешиваться в чужие жизни. Мы же не боги. Я и так уже…

Надя вдруг стрельнула глазами в сторону и отвернулась.

– Что «уже»?

– В ее жизнь вмешалась, правильно? Но, с другой стороны, если боги давным-давно в отпуске, кто-то же должен делать за них их работу.

Наташа внимательно смотрела на нее. Показалось ли или подруга только что чуть не выдала ей какую-то постыдную тайну? Но лицо той уже было обычным и сердитым.

– Жарко, – сказала она таким тоном, словно именно горячее июльское солнце было виновато во всех превратностях жизни.

Они обернулись и еще раз посмотрели вслед уходившей женщине, уже превратившейся в едва различимый силуэт на фоне пыльных платанов, – вслед своей первой учительнице.