Читать книгу Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу - Юлиан Семенов - Страница 13
Неизвестный Максим Исаев
Шифровка для Блюхера
Пьеса в трех действиях
Действие второе
Картина первая
ОглавлениеНомер «Версаля». За стеной ноют цыгане. За столом – пьяный ФРИВЕЙСКИЙ и ЧЕН.
ФРИВЕЙСКИЙ. Все кончено! Кто мог подумать, что возьмет Регана? Кто мог подумать? Я опозорен перед всеми, я погиб. Чен! Ну, одолжите мне три проклятые тысячи!
ЧЕН. Александр Александрович, я совершенно пустой.
ФРИВЕЙСКИЙ. Не оставляйте меня одного. Кто мог подумать, что эта кляча придет первой и снимет такой куш! И все взял Исаев! Боже, как он зло потребовал у меня денег! При всех!
ЧЕН. Это противно. Но, извините, я должен уйти. Меня ждут у Гаврилиных. Он уезжает – завтра в Париж. Я вернусь. Я скоро вернусь. Сюда все, может быть, приедут. Хотите добрый совет? Лучше уладьте все миром с этим негодяем Исаевым. По-моему, у него свои люди на конюшнях. Не иначе, как он ищет к вам ключ: видимо, хочет просить вашей протекции…
ФРИВЕЙСКИЙ. Он – негодяй, а я – болван.
ЧЕН уходит. В номер заходят цыгане, поют свои песни. Появляется ИСАЕВ.
ИСАЕВ. Алекс, зря вы на меня сердитесь. А то обижусь. Я – пьян, весел и болтлив. Стану всем болтать, что Фривейский был растратчиком в фирме «Шубин и сыновья» в Чите, удрал из-под суда, и является просто-напросто уголовным преступником, а себя выдает за борца против большевизма.
ФРИВЕЙСКИЙ. Макс!
ИСАЕВ. Вы реагируете на сплетню, как на правду! Вы пьете один коньяк?
ФРИВЕЙСКИЙ. Макс, о чем вы сейчас говорили…
ИСАЕВ. А я не помню, о чем я говорил. Вот, кстати, я привез вам денег. Три тысячи долларов – вернете на людях, чтоб не было слухов о вашей непорядочности.
ФРИВЕЙСКИЙ. Максим…
ИСАЕВ. Тут ровно. Да, у меня к вам будет одна просьба.
ФРИВЕЙСКИЙ. Я что-то никак ничего не могу понять…
ИСАЕВ. С похмелья это иногда бывает.
ФРИВЕЙСКИЙ. Давайте отнесем разговор на завтра.
ИСАЕВ. Зачем?
ФРИВЕЙСКИЙ. Что-то нечистое с этими деньгами.
ИСАЕВ. Уж и не чисто?
ФРИВЕЙСКИЙ. Вам понадобится расписка?
ИСАЕВ. Вы с ума сошли…
ФРИВЕЙСКИЙ. Какая у вас просьба?
ИСАЕВ. Журналистика только тогда приносит выгоду, если она сенсационна. А сенсация – это если друг журналиста – секретарь премьера, который сидит на всех важнейших новостях. Я должен быть предсказателем в газете, и я смогу им стать с вашей помощью.
В кабинет входит САШЕНЬКА.
САШЕНЬКА. Мне и там стало смертельно скучно, они перепились и теперь выясняют отношения. Ванюшин сказал Гиацинтову, что он стреляет лучше, а полковник – самый заядлый охотник на Дальнем Востоке, они чуть не подрались – так смешно. Решили немедленно ехать на заимку к Тимохе – состязаться в умении убивать.
ИСАЕВ. К Тимохе? На Лаубихару? Они к нему ездят?
САШЕНЬКА. Очень часто.
ФРИВЕЙСКИЙ. Сашенька, я хочу вернуть Исаеву мой проигрыш.
ИСАЕВ. Ого. Я, кажется, разбогател!
ФРИВЕЙСКИЙ. Здесь три тысячи. Спокойной ночи.
САШЕНЬКА. Браво! А мне уже сплетничали…
ИСАЕВ. До завтра, Алекс. Спокойной ночи вам.
ФРИВЕЙСКИЙ уходит.
САШЕНЬКА. Что-то мне грустно в Париж уезжать… Налейте вина, Максим Максимович.
ИСАЕВ. Пожалуйста.
САШЕНЬКА. А что это у вас руки ледяные? Замерзли?
ИСАЕВ. Сидел на сквозняке.
САШЕНЬКА. Это неразумно.
ИСАЕВ. Разум – дикий зверь, его место под лавкой.
САШЕНЬКА. А вы мне обещали чумных показать… Так занятно…
ИСАЕВ. Помните у Пушкина? «Но мы, ребята, без печали среди заботливых купцов, мы только устриц ожидали от цареградских берегов. Что, устрицы пришли? О радость! Летит обжорливая младость глотать из раковин морских затворниц жирных и живых, слегка обрызнутых лимоном. Шум, споры, легкое вино из погребов принесено на стол услужливым Оттоном. Часы летят, а грозный счет меж тем невидимо растет».
САШЕНЬКА. Это вы про нас прочли? «Часы летят, а грозный счет меж тем невидимо растет»? Вон наша горничная на меня волком смотрит. Действительно, только в России могли так бездумно и легко отдать свободу в Октябре, с таким трудом завоеванную во время Февральской революции.
ИСАЕВ. Отдали такую же свободу, как здесь, у нас?
САШЕНЬКА. Конечно.
ИСАЕВ. Вы считаете здешнюю ситуацию эталоном свободы?
САШЕНЬКА. Конечно. После пяти лет революции я стала считать свободой ту ситуацию, в которой живут сытые люди.
ИСАЕВ. А у нас вы голодных не видели?
САШЕНЬКА. Слава богу, у нас голодных нет. Владивосток – это же не Москва.
ИСАЕВ. Половой!
Вбегает ПОЛОВОЙ.
У тебя здесь проституток нет, милейший?
ПОЛОВОЙ. Дежурят внизу, ваш сиясь!..
САШЕНЬКА. Максим Максимович?
ИСАЕВ. Я хочу вам показать не совсем сытых людей. Я не оскорблю вашей чести, даю слово. Но поэту надо знать все перед тем, как определить свою позицию в жизни, не так ли? Зови сюда нескольких, половой. Пусть девицы по одной входят.
ПОЛОВОЙ убегает. Появляется ЖЕНЩИНА.
У вас дети есть?
ЖЕНЩИНА. Двое.
ИСАЕВ. Сколько хочешь?
ЖЕНЩИНА. Рубль за всю ночь. Детишки за перегородкой с бабушкой, они не помешают.
ИСАЕВ. Возьмите пятерку и идите домой.
ЖЕНЩИНА. Барин, барин, молиться за вас буду! (Уходит.)
Появляется ПОЛОВОЙ.
ПОЛОВОЙ. Ваше сия, если желаете повеселиться, так я вам своих дочек предложу. Девицы молоденькие, а платье на двоих одно-с… Так что лучше ко мне, если хотите кураж дать.
САШЕНЬКА. Перестаньте, перестаньте, как вы можете?!
ПОЛОВОЙ. Барышня, так ведь жить надо. А как? Я остаточков со стола принесу в дом, а нас девять ртов-с, плодовиты были по неразумению молодости-с… Так что прошу не обидеть с кем другим, а именно к нам…
ПОЛОВОГО зовут из большого зала, и он убегает.
ИСАЕВ. В городе ежедневно умирают от голода сотни людей, Сашенька. В городе семьдесят публичных домов и двенадцать тысяч проституток. В городе сорок пять чумных бараков. Половина рождающихся детей – рахиты. Я отношусь к вам добро, поэтому никогда не смейте бездоказательно рассуждать о русском народе и о свободе, которую он терял или получал – я уж не помню, как вы говорили. Не повторяйте красивых благоглупостей, которые вы слышите окрест – смотрите сами. И запомните на всю жизнь: тиранию может победить только логика и сравнение.
САШЕНЬКА. Я только сейчас заметила, что у вас глаза, как у собаки.
ИСАЕВ. Это хорошо или плохо?
САШЕНЬКА. Собачьи глаза бывают только у честных людей. Я напишу в вашу газету об этом ужасе.
ИСАЕВ. Кто это станет печатать?
САШЕНЬКА. Вы.
ИСАЕВ. Я не хочу оказаться безработным. И потом, это ведь не вся правда о наших днях. Это – мелкая, нетипичная правденка…
САШЕНЬКА. Откуда в вас столько цинизма?
ИСАЕВ. От дедушки. Он был страшным якобинцем и жуиром.
САШЕНЬКА. Максим Максимович, где же сердце ваше? Вы знаете столько и – молчите! Мы сейчас пойдем с вами в город, и я напишу обо всем, что увидела и увижу. Обыкновенный человек может плакать, поэт обязан писать!
Входит МАША. Проходит мимо Сашеньки с песней. Останавливается.
МАША. Красивая, а ведь ты мне поперек дороги стоишь.
САШЕНЬКА. Машенька, а какая дорога-то? Знать бы ее – пошла…
МАША. У баб вся хитрость наружу. Красивая, ты все понимаешь.
САШЕНЬКА. Думаешь – понимаю?
МАША. Как не понять.
САШЕНЬКА. Пойдемте в город, Максим Максимович, скоро солнце встанет. Оно по утрам бывает синего цвета, как ужас.
ИСАЕВ. Ну что ж… пойдем. Я покажу вам наш счастливый и сытый город с черного хода…
ИСАЕВ и САШЕНЬКА уходят.
МАША. Чавелы, веселись и пой. Последние денеченьки!