Читать книгу Эйдос непокорённый - Юлиана Королёва - Страница 9

Пытаюсь принять удобное положение, потому что всё это время каменный выступ упирается в спину, как острые коленки соседок по комнате, когда они после ночных кошмаров приползали ко мне под бок.

– Надо что-то делать, – бормочу я, ёрзая на месте.

– Молчи, – советует святоша. – Он сам уйдёт.

Пока я стараюсь ощупать камень за спиной, внезапно раздаётся хруст, и прямо перед нами из-под земли вдруг выскакивает визжащий чёрный комок. Во мне всё переворачивается, я подпрыгиваю, шарахаюсь, бьюсь макушкой о корни, с ужасом думая, что тварь нашла лазейку и ворвалась к нам в укрытие. Святоша старается удержать меня, и только тогда я понимаю, что зверь внутри вовсе не огромный ферус, а безобидный ушастый грызун, размером с ладонь.

Хищник наверху отзывается сразу, роет корни так, что они трещат, рискуя проломиться. Громко пыхтит и яростно рвёт их в том самом месте, где я ударилась головой. Едкая пыль осыпается на нас. Я перестаю дышать, думая, как бы выскочить из проклятой ловушки.

– Дай сюда эту штуковину! – я тянусь к электрохлысту, но мой спутник сам догадывается использовать его как копьё, и ткнув им между корней, выпускает остатки заряда в зверя.

Когда палка перестаёт искрить, ферус падает и уже не подаёт признаков жизни. В воздухе появляется запах палёной шерсти.

На мгновение у меня проскакивает мысль о том, что ударом электрохлыста можно не просто нарушить работу здорового человеческого сердца, но и остановить её. Только кому придёт на ум использовать такое против Мастера Гиллада?

– Идём отсюда, пока не набежали падальщики, – командую я, пытаясь протиснуться в узкую щель под корнями, но дальше меня не пускают оковы.

На деле не хочется в жуткий лес, но не сидеть же тут вечность.

– Сначала сними цепь, – требует Безымянный, подтягивая меня обратно.

– Может, мне нравится держать тебя на цепи, – фыркаю я. – Ну, хватит дёргать. Нет у меня ключа!

Святоша ворчит что-то неразборчиво, похоже на ругательства, выхватывает нож и ковыряет ставший бесполезным электрохлыст, вынимает оттуда куски проволоки. Не знаю, помогут ли они ему открыть замок, и как он умудряется видеть в полумраке, но, пока он ковыряется, я пытаюсь отодвинуться от острого камня, нащупываю его рукой, стараюсь выломать, но вдруг проваливаюсь по плечо в пустоту и упираюсь ладонью в нечто гладкое. Сердце уходит в пятки. Под рукой пустота. Полость заворачивается словно труба и уходит в глубину.

– Здесь какой-то лаз, – сообщаю я и просовываю туда голову, стараясь хоть что-нибудь разглядеть.

Внутри темно, но это не нора. На ощупь металл. Слишком гладкий, без единого шва, заклёпки, и что удивительно, не звонкий. Трубы такими не бывают, по крайней мере, в обители. Но если на другом конце выход?

– Ты в своём уме, дикарка? – святоша дёргает меня за привязанную к нему руку, тянет обратно. – Хочешь, чтобы тебе там башку отхватили?

Дикарка? Ну да, похищала я его не самым элегантным способом. Хотя он не сильно возражал.

– А что, пусть лучше здесь отхватят? – я сопротивляюсь, продолжая лезть, на сколько хватает цепи. – Много ещё таких ферусов бродит вокруг? Я в этот лес не хочу.

Натяжение вдруг прекращается, цепь теперь тащится следом и грохочет. Попрошу потом, чтобы снял с меня тоже. Подбираю её, сую в карман и продолжаю двигаться по трубе.

– Нельзя лезть в непроверенные места, – недовольно бормочет позади святоша.

Тут не поспоришь, но бездействовать я тоже не собираюсь.

– Тебя никто не заставляет. Возвращайся, и делай, что хочешь. Ты уже не привязан.

Но он следует за мной.

Труба выходит в широкий колодец и обрывается. Светящийся мох на стенах позволяет оценить высоту. Прыгать можно, до земли около пары метров, внизу нечто похожее на каменную крошку. Хищников, зверей и кого бы то ни было, не видно, и я прыгаю, потому что обратно не собираюсь. Едва приземлившись, понимаю, что через колодец проходит широкий тоннель, который с одной стороны полностью засыпан, а странная труба, откуда я спрыгнула, – лишь часть конструкции из десятка похожих. Что это за сооружение, или чем оно служит в таких дебрях – довольно любопытный вопрос. Но это место выглядит заброшенным, ведь если бы тут кто-то жил, рано или поздно он наткнулся бы на обитель.

– Где это мы? – удивляюсь я, наблюдая, как мой попутчик выбирается следом и спрыгивает.

– Понятия не имею, – он поправляет балахон, глядя наверх. – Но ты же любишь всё проверять. Вот и выясни.

Мне показалось или в его голосе прозвучала насмешка?

– Ничего я выяснять не буду, – ворчу я, приглядываясь ко входу в тёмный тоннель. Идти туда совершенно не хочется, но больше некуда. – Зачем вообще ты увязался за мной?

– Я? – неподдельно удивляется Безымянный. – Может, это ты увязалась за мной.

Он ещё и издевается, нахал! Попал в незнакомое место, а спокоен, как баркачиха после дойки. Достаёт из кармана химический фонарик, похожий на прозрачную трубку, ломает его. Свет тусклый, жёлтый, озаряет коридор, ведущий прочь из колодца. Ну, хоть какая-то от него польза.

– У тебя осталась проволока? – я пытаюсь сложить цепь так, чтобы она не мешала. – Мне бы тоже снять оковы.

– Зачем? Ты и так неплохо смотришься, – усмехается он, и конечно, ничего не даёт.

Это явная месть за то, что я наставляла на него электрохлыст. Заслужила, что уж тут. Замечаю в полумраке гаденькую улыбочку, которую он пытается спрятать в бороде. Ну-ну.

Надеюсь, ферусы здесь не водятся, они вроде не пещерные. Я читала, будто это самый крупный лесной хищник. Ростом он может быть среднему человеку по пояс, весить до трёхсот килограмм. Оба его хвоста оканчиваются острыми ядовитыми шипами, что делает зверя ещё опасней, а яд, который почему-то ласково называют молоком, обладает снотворным эффектом и плохо влияет на память. Радует одно, зверь охотится только по ночам, днём спит в норах.

– Дождёмся утра, – Безымянный словно читает мои мысли, и смотрит вверх, думает, наверное, как забраться по трубе.

– И как ты туда залезешь? – я тоже задираю голову и изучаю обратный лаз. – Там не за что ухватиться.

– Никак. Нужно осмотреться, – он разворачивается и без предупреждения заходит в тоннель. И куда же он намылился с единственным фонариком? Тороплюсь за святошей вдоль тёмных стен, удивительно выглаженных для пещеры. От этого места по телу прокатывается озноб.

В тоннелях нет острых углов, точно, как в наших кельях, в которых так же пусто, если не считать циновок и подушек для сна. Мебель и украшения позволены только Обаккинам, их апартаменты индивидуальны, юные эккины приносят им свежие цветы по утрам и раскладывают одежду аккуратными стопочками. А сами ютятся в кельях толпами по десять человек, как зелёные слизни, что встречаются здесь повсюду. Слизни большие, размером с руку от плеча до кончиков пальцев, объедают светящийся мох, и кажется, будто сами стены колышутся, и в тишине разносится лёгкое шуршание и хруст.

– Странное место, – я догоняю святошу. Тут лишь одна дорога, разойтись нам некуда да и место жуткое, чтобы бродить в одиночестве.

Безымянный велит жестом молчать, прислушивается. Я тоже прислушиваюсь, и пока ничего нового не слышу.

– Здесь тоже водятся хищники. Ясно? – шёпотом предупреждает он.

– Я знаю только про пещерных веренков, – оглядываюсь по сторонам. – Ерунда в сравнении с ферусом.

– Ничего ты не знаешь. Так что держись ближе, – Безымянный оборачивается и светит фонариком мне в лицо.

Думает, я не читала про веренков? Они охотятся стаями и предпочитают падаль, но не побрезгуют и живой едой, особенно если почувствуют запах крови.

– Я работала в Архиве. Ты не представляешь, что я знаю, – замедляюсь, осматриваясь.

Жаль, что записей про подобные подземелья не встречалось. Но эти идеально гладкие тоннели материалом напоминают стены Башни, только заброшенные и неухоженные. Откуда они взялись?

– Кто много болтает, мало живёт, – бросает через плечо святоша и словно нарочно шагает быстрее.

Мы торопимся, я не успеваю замечать, как заканчивается один коридор и за ним следует другой, потом третий, или может, всё ещё продолжается второй. Но вдруг натыкаемся на обвал.

Стена впереди обрушена и кажется, прохода дальше нет. Пока Безымянный топчется на месте, я нахожу небольшую лазейку, но не могу протиснуться между стеной и валуном. Тогда он приходит на помощь и отодвигает камень. Так, в молчаливом тандеме, мы пробираемся дальше. Пока это единственный путь и страшно подумать, куда бежать, если нам встретится неизвестный тоннельный монстр или целая стая этих тварей.

Я понимаю, почему Безымянный молчит – он прислушивается. И правильно делает. Окажись на его месте Макс, тот ворчал бы всю дорогу нечто вроде: «Куда нас занесло?», «Зря тебя послушал», – его любимое, и нас бы слопали ещё в лесу. Но мой нынешний спутник осторожный и сосредоточенный. Интересно, он так ловко спрятал нас под корнями, благодаря случайности или расчёту? А то, что он позволил увести себя от стены и ни разу не оглянулся, не озвучил «коварные» планы на мой счёт, случайность? Окажись на его месте Зелиг, тот бы давно предвкушал триумфальное возвращение со мной на цепи. А этот не злорадствует, не ворчит, только цепь отказывается снять, и то из вредности.

Разумеется, не все такие, как Зелиг. И сейчас совершенно очевидно, что подмастерья Доверенных частенько бывают в подобных местах. Хотя команду учителей моего попутчика здесь явно ждать не стоит.

Мы сворачиваем в просторный тоннель. До потолка метров пять, столько же в ширину, если глазомер не врёт. Стены идеально ровные, антрацитовые, как в Башне. Они тонут в темноте и из-за этого создаётся иллюзия, будто их нет. Что если здесь её возможное продолжение? Ведь никто не знает, как глубоки её корни, куда ведут, и где заканчиваются. Башня построена из такого же материала, как эти стены, и насколько известно из Писания, на Эйдосе больше нет ничего подобного. Значит, это одно сооружение. Здесь только пахнет иначе. Влажным камнем, который достаёшь из горной реки. Но воды не видно, не слышно ни единого звука, кроме наших шагов и дыхания, только фонарик отражается на глянцевых стенах, и будто маленьким бледным пятном кто-то живой движется перед нами. От этого жутко до дрожи.

Я пытаюсь высмотреть глифы, какие угодно знаки, но ничего не вижу. Безымянный замедляется, прислушивается, кажется, перестаёт дышать, и, коснувшись ладонью стены, медленно ведёт рукой по гладкой поверхности. Что если эти тоннели – потайной ход в Башню, в те самые её корни, и он ищет путь в обитель? Вернуть меня – его приоритетная задача, и как подмастерье Доверенных, он способ найдёт. Им известно строение Башни и все обходные пути.

– Давай начистоту. Эти тоннели часть Башни? – я преграждаю ему путь.

– Часть задницы, – ворчит Безымянный остановившись. – Дальше хода нет. Будем искать способ выбраться по трубе. Ясно?

Так он не знает обходных путей или хитрит? Кажется, мы в тупике. Вернее, я в тупике, потому что мне не нравится его компания, сбежать тут некуда, и я буду рада при случае от него отвязаться.

Наблюдаю, как мой попутчик свободно прислоняет ладони к прохладному камню, прикладывает ухо, и лишний раз убеждаюсь, что он из подмастерьев Доверенных, ведь простым смертным религией запрещалось касаться священных стен аллидионской Башни. Но что он пытается в ней услышать?

Я тоже решаю прикоснуться, ведь мы уже не в Аллидионе, значит, можно трогать всё. На ощупь ничего нового: стена как древесная смола или труба, по которой мы пролезли сюда. Нет ни единого изъяна, всё как в Башне. Есть только небольшая геометрическая гравировка, похожая на розетку цветка из прямоугольников. Вдруг моё запястье с артефактом притягивается к ней, и этот странный магнетизм между шестигранником и гравировкой длится как щелчок пальцев. Мороз пробегает по спине, я одёргиваю руку. Странное наваждение.

– И правда, тупик, – выдыхаю я, привалившись боком к стене.

Безымянный делает вид, будто другого и не ждал. Но вдруг камень за спиной словно бы испаряется, и я заваливаюсь на землю, как мешок навоза. Неловко. Пытаюсь подняться на ноги уже по другую сторону плиты.

– Несказанное везение, – хмыкает мой святоша, проходя следом в открывшийся проход.

      Я поднимаюсь, игнорируя протянутую руку, и монолит позади нас бесшумно возвращается на место. Безымянный выглядит озадаченным.

– Везение? Обычно так не бывает? – я наблюдаю, как попутчик в ответ лишь мотает головой.

Мы уходим. В этой части тоннелей не везде темно, хотя весьма жутковато из-за шороха слизней и мерцания их усиков. Впечатление, будто они передают огонёк друг другу по цепочке, и это быстрое перемигивание слегка нервирует. Впереди на стенах мох частично съеден и в открытых местах оказывается подобие гравировки. Наконец-то хоть какое-то разнообразие.

– Тут рисунок, – я присматриваюсь, но ничего не вижу. Приходится забрать у святоши фонарик. – Круги, треугольники… Геометрия. Что это значит?

– Ты же работала в архиве, должна знать, – издевается он, разглядывая рисунки, словно в темноте можно что-то разглядеть.

– Я знаю, что мы где-то в корнях Башни, и знаю, что ты хочешь вернуть меня. Но я с тобой не пойду. Здесь наши пути расходятся.

– Точно? – удивляется он, озираясь по сторонам. – Куда же ты пойдёшь?

Я вожу фонариком по стене в поисках очередной двери. Светящаяся палка не похожа на настоящий фонарь, и всё же она позволяет разглядеть углубления, а в них целые строки вертикальной вязи. Нечто похожее я видела и в Башне, но там были надписи и на древнем. Здесь только гладкие завитки, напоминающие орнамент. Изящными изгибами они тянутся от пола до потолка и частично прячутся под толстым слоем мха, как под одеялом. Хватаюсь за край оставшегося нароста, срываю покров. Мох отпадает целым пластом, но вместо прохода там объёмная гравировка: изображение материка. Угловатые линии тянутся повсюду, разделяются на множество ответвлений. Напоминает карту идеально выточенных пещер.

– Это тоннели, – мурашки пробегают по телу от их количества и запутанности. Любой лабиринт ни в какое сравнение не пойдёт.

– Похоже на то, – бормочет мой спутник, сосредоточенно изучая макет, словно пытается отыскать вход в Башню.

Касаюсь холодного камня, и вдруг перед нами вспыхивает небольшая сфера, вроде мыльного пузыря. Она растёт, с молниеносной скоростью ширится, внезапно останавливается, замирает. Мы оказываемся внутри эфирной миниатюры тоннелей, будто стоим в лучах светила, а вокруг нас висят пылинки, только эти пылинки не простые, а сложенные в чёткое изображение ветки тоннелей. Я поднимаю руку, и она проходит насквозь, но вместе с ней сдвигается картинка, поворачивается плавно, под другим углом. Я подпрыгиваю от неожиданности, отшатываюсь, натыкаясь спиной на святошу. Он тоже удивлён. На его руки световая иллюзия не реагирует.

Я помню, что из похожих штук вылетают опасные искорки, лезут под кожу, сидят там и ждут, пока помрёшь. Но искорок нет. Только макет тоннелей, словно сделанный из воздуха. Либо мы стоим в нём, либо он парит вокруг нас, подчиняясь движениям моих ладоней и пальцев – поворачивается за ними; если развести руки, увеличивается. И вот теперь появляются искорки, но они неподвижны, просто мелькают будто стараются привлечь внимание. Я настораживаюсь, но понимаю, что хуже не будет, и если ткнуть в искорку пальцем, эта часть макета приближается и увеличивается, позволяя разглядеть коридор и пересчитать его ответвления. Появляются символы из вязи. Надо же! Как это работает? Кто построил такие тоннели? Кто повторял за Демиургами?

Святоша на мои вопросы не отвечает, лишь пожимает плечами: его внимание сосредоточено на символах.

Глядя на макет, похожий эфирной формой на звёздную систему из Башни, я всё больше убеждаюсь: тоннели – её часть. Хотя на воздушной схеме трудно понять, связаны ли они с Башней, и совсем невозможно определить наше местоположение. Я вообще не знаю, в какой части материка располагается Аллидион, и где сейчас находимся мы. Не исключено, что мы возвращаемся в обитель, хотя я надеюсь, что это не так. Холодок пробегает по спине, словно за шиворот заполз один из слизняков. Я вздрагиваю. Мысли вертятся в уме с бешеной скоростью, ищут решение, и всё равно возвращаются к Башне. Святоша внимательно изучает карту, будто ищет способы попасть туда. Без электрохлыста на него повлиять нечем, он запросто сдаст меня Батье-Ир и каждый из нас получит заслуженную награду. В любом случае мне такой попутчик не нужен, просто я до судорог боюсь остаться в тоннелях одна. Но лучше решить пока не поздно: рисковать с ним в относительном спокойствии, либо обуздать страх в сомнительной безопасности. Когда думаю об этом, у меня подкашиваются коленки. Но когда в обители ждёт настоящая чёрная смерть, выбор очевиден. Выбираю последнее, и пока святоша занят изучением непонятного, отступаю, натыкаюсь спиной на твёрдый камень, разворачиваюсь и быстро шагаю по тоннелю, не представляя, куда пру. Ноги сами уносят прочь.