Читать книгу Гавань - Юлия Бекенская - Страница 7

***

Если выйти из метро «Черная речка» и повернуть на улицу Савушкина, то в угловом доме можно увидеть маленькую вывеску «Ремонт часов».

Нужно смотреть внимательно, потому что гигантские щиты с рекламой виски, сигарет и трастовых фондов, так необходимых бывшим советским гражданам, закрывают ее почти целиком. Но кусочек разглядеть можно: «нт часо» – вот такой, синим по белому. Вернее, по серому, поскольку окна в витринах, по давней ленинградской традиции, не моют от ввода здания в эксплуатацию до последнего вздоха под ударом бульдозера.

Поднявшись на три ступеньки, можно увидеть то, что было когда-то гастрономом самообслуживания.

Теперь тут «комок». Людское торжище, где можно купить резиновые калоши и пуховик, туфли на платформе и турецкий парчовый галстук, французскую губную помаду на марганцовке и натуральный Диор – в разлив. А также жирные сиреневые тени для век, колготки с люрексом, зажигалки в виде пистолетов и самопальные значки с надписями, сочиненные безумцами.

Один из безумцев – Художник, давний знакомый Ильича. Тот самый, что живет в Коробке с карандашами. Но не вздумайте писать этот адрес на конверте – почта вас не поймет.

Сам Ильич коротает время в маленькой будке с окошком, стоящей у входа. Надпись «Ремонт часов» на ней можно прочесть целиком.

– Вот ведь глупость какая, – говорит Ильич.

Он изучает значки, принесенные Художником. Кое-как наляпанные на белом фоне названия групп.

«Битлз», «Роллинг стоунз», «Металлика». На одном из значков – мужик с пропитой рожей рвет на груди тельняшку. На пузе надпись «я из Питера».

– Но ведь покупают, – застенчиво говорит Художник.

– Хрень покупают! – ворчит Ильич, – из Питера… а где тот Питер? Разворовали, замусорили. Барыги, ворюги, бюрократы!

– Вы бы еще царя-батюшку вспомнили, – миролюбиво отвечает Художник.

– И вспомнил! – распаляется часовщик. – Да не последнего, первого. Петр-то, небось, когда строил, другой город хотел. О столице мечтал! Цивилизованной и просвещенной… а у нас?..

– «Восемь месяцев зима, вместо фиников морошка», – цитирует Художник.

– Грамотный, – ворчит Ильич и тыкает пальцем в окно.

Поливальная машина под дождем моет улицы, щедро разбрызгивая воду.

– Вот и все у нас так. Видишь?..

– Ладно, Антон Ильич, – вздыхает Художник, – пойду. К вам клиент…

Длинноволосая фигура бредет к выходу, возвышаясь над посетителями на целую голову. Пародия на Петра, тощая и бесприютная, как призрак.

Клиентка нагнулась к окошку и жалуется:

– Опять стоят. С тех пор, как муж… только он мог с ними сладить. А я чуть-чуть стрелки подвела…

– Вы подводили стрелки? – Ильич вынимает из глаза лупу. – Я же вам говорил! Нельзя стрелки подводить, понимаете?

Он сокрушенно смотрит на собеседницу и ощупывает пострадавшие часы.

Руки белые и чуткие, больше подходящие врачу.

Часовщик сутулится – возраст, плюс долгие годы сидения согнувшись, с линзой в глазу. Оттого и морщинок вокруг правого глаза больше. Венчик пегих волос обрамляет обширную лысину. На работе он всегда снимает берет.

Вот сколько объяснять им: нельзя! На старинных часах стрелки не подводят! Аккуратно надо. Бережно.

– Что же вы, – сокрушается он. – Вот смотрите. Тихонько маятник снимаем. Без утяжеления стрелочки сами побегут. Быстро-быстро. Глядишь, минут через десять и догонят получасовое отставание. Сами они дойдут! Са-ми. Приходите завтра.

Клиентка исчезает.

Но у Ильича сегодня аншлаг. В окошко засовывается широкая лапа с перстнями-печатками, раскрытая ладонью вверх. Ильич борется с искушением в нее плюнуть. Сквозь окошко видит круглую, коротко стриженную башку, кожаную куртку поверх спортивного костюма и наглые пустые глаза.

Требовательное:

– Дед! – звучит, как команда. Привыкает сопляк повелевать.

– Антон Ильич, – спокойно отвечает старик, – а ты внучек, чьих будешь?

– От Ярого привет.

– И ему поклоны, – говорит Ильич. – Так и передай Ярославу: пусть, значит, не хворает, не кашляет…

– Дед, ты дурака не валяй. Бабло давай. Служба безопасности даром работать не будет…

– А я такую безопасность не заказывал, – ворчит Ильич.

Раскрывает коробку с наличкой и с отвращением сует в лапу синие фантики.

Бычок ржет:

– Маловато будет. Послезавтра опять зайду. И еще разговорчик от Ярого к тебе есть…

– Пусть Ярослав приходит и сам разговаривает.

– Слушай, дед, – бычок теряет терпение, – ты б не хамил, а? С тобой по-хорошему, а ты быкуешь.

Старик молчит, смотрит на мальчишку, которому лет десять назад на «Авроре» пионерский галстук повязывали. Во что превратился? В сволочь.

С Ярым они соседи, но знакомство с авторитетом не спасает. Он так сказал:

– Антон Ильич, ну чего ты хочешь? Время такое: каждый крутится, как умеет.

В оконце просовывается газета. Бесплатная, с объявлениями, и одно обведено ручкой: «продается…». Знакомый телефон. И имя знакомое.

– И что? – вопрошает он.

– Да так. Ярый говорит, спроси, может, знает чего. Может, тебе эту цацку приносили? Или хозяин заходил? Николай, вон и номерок его, а?

– Первый раз вижу, – отвечает Ильич.

Рожа глумливо хмыкает. Ильич молчит.

– Ну, бывай, дедуля. До скорого.

Бычок расхлябанной походкой идет меж торговцев. Останавливаясь то там, то тут, небрежно протягивает лапу – собирает дань.