Читать книгу По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере - Юлия Беликова - Страница 14

С утра у меня сильно болела голова, а мы собрались ехать из санатория «Калуга-Бор» с детьми на экскурсию в Ясную Поляну. Как же я поеду? Далеко ехать, сил бы хватило! Но Бог дал сил на поездку. И не только на нее.

Вернулись мы из Ясной Поляны только вечером. Темно уже – зима.

А на завтра у Марины Александровны намечена экскурсия в Оптину пустынь, но она почему-то не приходит собирать деньги, а желающих поехать очень много.

Тогда я и решаю взять инициативу в свои руки. Сажусь за стол медсестры на третьем этаже в школьном отделении и начинаю по новой всех записывать в поездку в благодатную Оптину. Конечно же, с согласия Марины Александровны. Я ей позвонила и предупредила о своем порыве.

И так стало все чудесно устраиваться: мамочки идут и записывают себя и соседок по палатам. Смотрю: бабушка идет, которая выговаривала мне недавно, что дети мои носятся по коридорам и постоянно на лету сбивают ее внука, а он после восьми операций и на костылях еле ходит. Потом Настя заявляется с детьми, Машей и Ростиславом, раздумывая, ехать им с детишками или нет. Они тоже устали после Ясной Поляны.

«Давайте, – говорю я, – записывайтесь, будет здорово!»

Записались.

Пришла Таня из Вологды с товарками из 325 палаты. Они очень хотят поехать, особенно после прочтения книги «Ратники небесные» про Оптинских новомучеников, которую я успела дать Тане и Насте почитать. Записались.

Пока желающие записываются, вокруг нас ходит и страдает Лена из Красноярска. Она не может поехать с нами. Ее сын, 16-летний Вася с ДЦП, отказывается ехать в Оптину, хотя они туда собирались и очень хотели попасть. Он устал от поездки в Ясную Поляну. Да и Танечка, которая ему нравится, не едет. Лена просто в панике!

– Да оставьте вы его в санатории, – начинают все уговаривать Лену, – не маленький уже, поезжайте сами!

– Нет, если я поеду в святое место, ему обязательно плохо будет без меня! – категорично заявляет Лена.

– Мама, да не будет мне плохо, – вмешивается в разговор Вася, – ну чем ты мне сможешь помочь, если мне плохо станет? Корвалол накапаешь? Мне его и без тебя накапать могут!

А ее начинает колбасить еще больше, и она уже злая на весь белый свет, а на сына в первую очередь. Так-то она мамочка хорошая, добрая, верующая. Мы с ней все время на канон Андрея Критского ездили в ближайший Успенский храм в Калугу.

А между тем потихоньку набирается на поездку 22 счастливчика.

Сообщаю Марине Александровне сие радостное событие, и она, в свою очередь, договаривается с водителем Юлей, чтобы та отвезла нас завтра по святым местам. Утром мне нужно передать ей все собранные на поездку деньги.

Все складывается как нельзя лучше: завтра мы попадем в гости к дорогим и любимым старцам и новомученикам, а также посетим Шамордино и Клыково.

Все отправляются по палатам. Тихон с Фросей быстро угомонились, засыпая под мои воркования-воспоминания об обителях. Санаторий начинает окутываться мглой.

Утром я вскакиваю рано и начинаю собирать в интернете информацию о монастырях, в которые мы поедем, чтобы мамочкам в маршрутке рассказать хоть немного об этих святых местах.

Дети еще спят, а я начинаю выписывать в тетрадку, попавшуюся мне под руку, интересные сведения про помещицу Ключереву и ее внучек, про старца Амвросия и игуменью Софию.

Заходит Лена, вся расстроенная, хочет записки передать в Оптину пустынь и письмо старцу. Это Галина Михайловна из водолечебницы сказала, что можно будет старцу Илию написать письма и отдать у ворот в Оптину охраннику Николаю для передачи старцу в Переделкино, где он сейчас и живет.

Я пытаюсь объяснить Лене, что сейчас занята, зайди, мол, чуть попозже, не могу сейчас уделить тебе внимание. Очень уж меня захватил творческий процесс. А она обижается и уходит, а потом уже никому не хочет отдавать свои записки. Хотя и я заходила к ней, и Таня.

«Ну куда наши грешные письма к старцу везти? Захотела я! Гореть нам всем в аду!» – заламывает руки Лена, чем удивляет меня все больше и больше.

Позже даже конфеты и другие гостинцы не захотела брать из Оптиной пустыни, которые я ей привезла. И в храм Успенский в воскресенье без нас с Фросей поехала, там, у креста, с ней в очереди и встретились. Но и там конфеты она так и не взяла. Жалко Леночку, сыночек у нее очень больной, поэтому она вся и нервная от этого. Еще и не попала в вожделенную обитель в этот раз.

Утром, как всегда это бывает перед поездками, начинаются пертурбации: одна мамочка с ребенком отказывается от паломничества, другая мамочка с малышом находится и решает ехать вместо нее.

И мы, позавтракав, погружаемся дружно в микроавтобус к Юле. Марина Александровна набивает доверху багажник бутылками для святой воды, благословляет нас, и мы отправляемся в путь.

Мои дети, Тихон и Фрося, усаживаются сзади и всю дорогу балуются с Настиным шестилетним Ростиком, в то время как я пытаюсь рассказывать нашим паломникам про старца Амвросия и устроение шамординской обители. В основном, конечно, я рассказываю про Оптинских новомучеников, поскольку и сама только прочитала о них новую книжку. Да простят они меня, грешную, если я что-то напутала, пересказывая их биографии.

Рассказываю мамочкам, как правильно писать имена деток и близких о здравии в молебен Оптинским старцам. Одна мама, с корейской внешностью, услышав, что писать можно только крещеных, очень расстраивается. Видимо, они сами с дочкой и все ее родственники некрещеные.

Рассказываю также, что можно написать письмо старцу Илию с просьбой помолиться о детках. Все начинают старательно писать, и я собираю целый пакет писем.

«Тяжелых» детей с нами едет пятеро. Это высокий Володя, лет 17, на костылях, которого мои дети вечно сшибают в санаторских коридорах. Ванечка, у которого сильное поражение ЦНС, лет семи. Он не говорит, истерит и плоховато ходит. Олечка, девочка на коляске, лет 10. Костик, года четыре, с ДЦП, неходячий. И немая корейская девочка лет пяти. Остальные дети – ходячие и говорящие. Всех нас – 22 человека.

Сначала посещаем Шамордино. Это женский монастырь, основанный по благословению старца Амвросия. Высыпаем из автобуса. Кругом белым-бело, и только красный величественный собор из круглого кирпича смотрит на нас, обещая показать много всего удивительного и необыкновенного.

Облачаемся в юбки у входа в монастырь и идем в собор. Но, как ни хочется поскорее мне попасть туда, нужно сначала идти и договариваться в трапезную, чтобы нашу группу из санатория покормили. Отделяюсь от группы и бегу в монашескую трапезную в домик напротив собора.

Поднимаюсь я на второй этаж и замираю от увиденного: за длинными накрытыми столами чинно вряд сидят монахини. Все в черном. Да так их много! Столько сразу я никогда и не видела! Зрелище неописуемое: торжественное и немного даже страшное.

Навстречу мне из коридора выходит игуменья Сергия со сверкающим на шее крестом и заворачивает в трапезную. Я жмусь в дверях и жду, когда на меня обратит хоть кто-нибудь внимание.

Затягивается неспешная молитва перед едой. Вдруг наконец-то подходит ко мне одна послушница, и я излагаю свою просьбу. Посоветовавшись с кем-то, она говорит приходить нам в 11 часов в нижнюю трапезную.

Я бегу к нашим в собор и сообщаю, что в 11 уже будет трапеза и тем, кто хочет успеть сходить на источник, надо уже туда выдвигаться. Идти далеко, спускаться по длинной лестнице, купаться и подниматься обратно с водой – дело небыстрое. А в собор можно будет зайти еще потом. К сожалению, времени у нас в обрез и хочется все успеть.

Володина бабушка решает оставить Володю в храме и сажает его на лавочку. Ясное дело, Володя на источник просто не спустится. Мама с девочкой Олей в коляске тоже хочет на источник, и я предлагаю оставить девочку с Володей. Но мама боится, что дочка будет плакать и испугается в незнакомом месте и в незнакомой компании. Пришлось маме остаться с ней. Остается и мама с неходячим малышом. Мы обещаем всем набрать на источнике побольше воды и стремглав несемся на источник.

Красота вокруг небывалая: нежный снежок окутал все деревья, монастырские постройки и храмы. Со спуска к источнику видны белоснежные поля, точно сама Богородица опустила на них свой покров. Солнышко застенчиво светит, и его лучики ласково щекочут щечки.

У источника Фрося успевает намочить все пальто, набирая воду в бутылки. Тихон долго колеблется, окунаться ему в купель или нет. Долго ходит вокруг да около, но все-таки окунается.

Тане из Вологды Марина Александровна посоветовала пройти чуть-чуть подальше, к Казанскому источнику – вода из него помогает при глазных болезнях. У Тани сильный нервный тик и очень дергается глаз. Она умывается в этом источнике, и до вечера глаз не дергается. Чудеса да и только!

Набираем воды. Некоторые мамы самоотверженно купаются несмотря на морозец. Поднимаемся с бутылками наверх, вспоминая рассказ Марины Александровны о том, как по этим ступенькам святой юноша поднимал наверх больную Катюшу.

Ванина бабушка всю обратную дорогу понукает и дергает неугомонного Ваню, причитая, что он ей послан в наказание. Видно, что у нее уже начинают сдавать нервы от его гиперактивности.

Счастливые, спешим к собору. Время приближается к 11, и те, кто остался в соборе, уже отправляются в трапезную, но не в ту, в которую надо, а в верхнюю, где чинно трапезовали монахини.

Приходится догонять их и перенаправлять. Я помогаю бабушке вести Вову на костылях, ноги он передвигает с большим трудом, а на ступеньках кругом лед. С трудом спускаемся в нижнюю трапезную. Это небольшое холодноватое подвальное помещение. На нашем столе еще ничего не накрыто, накрыт только длинный стол для рабочих.

Пока раздеваем и усаживаем ребятишек за длинный стол, послушницы вывозят нам тележку с кастрюлей супа, лотком гречки и компотом. Выносят и тазик с несколькими килограммами яблок. Мамочки принимаются разливать суп. И только Тихон, увидев перед началом трапезы молитву на стене, вспоминает о том, что нужно помолиться. Читаем «Отче наш» и рассаживаемся. Может, не так чинно и торжественно, как монахини наверху, но все же…

За трапезой Ванюшка совсем расходится: плачет, стучит ложкой и не хочет есть. Устал.

После еды нужно помыть за собой посуду. Те из мам, которые могут оторваться от своих чад, идут мыть. Тут Господь приоткрывает другую картину: на кухне послушницы, как пчелки, каждая выполняя свое дело, двигаются по определенной траектории. У каждой свои определенные функции, никаких разговоров.

Мамы присоединяются к послушницам и тщательно перемывают всю нашу посуду. Вдруг Таня как закричит: «Ой, Юля, я тарелку разбила! Что же делать?»

Я и сама не знаю, что делать, хотя и пытаюсь найти того, кому об этом доложить, но так и не нахожу. Ведь послушницы, как пчелки, двигаются по своей траектории и не разговаривают.

Ваня совсем сник, прорыдав всю трапезу. Стали одеваться и выходить, унося с собой на память о шамординском гостеприимстве три огромных пакета яблок.

Те, кто не успел побывать в Казанском соборе, отправляются туда. Те, кто хотел в лавку, идут в лавку. Бутылки с водой все давно перемешались. Где чьи – не разобрать. Заходим и мы с Фросей и Тихоном наконец-то в храм приложиться к изумительным иконам, вышитым бисером сестрами обители.

И тут вбегает Настя в собор: «Сейчас нас к мощам матушки Софии отведут! Юля, собирай всех!»

«Ничего себе, – думаю, – ну и Настя!» В прошлый раз, когда мы были в Шамордино с воспитательницей Людмилой Ивановной и Галиной Михайловной из водолечебницы, нас и то не отвели к мощам игуменьи Софии. А тут сами по себе приехали, и чудо такое! Ведь мощи находятся в соборе за алтарем, и попасть туда почти невозможно.

Игуменья София Болотова была первой настоятельницей зарождающейся шамординской обители, положившей много сил и здоровья на ее основание и процветание. Поэтому здесь ее очень почитают. Судьба ее удивительна. Недолго в миру ей удалось побыть в счастливом браке: муж скончался, не успев увидеть родившуюся у них дочку. Став через некоторое время духовной дочерью старца Амвросия из Оптиной пустыни, она была им выдана замуж за пожилого болящего помещика, за которым ей пришлось ухаживать. После его смерти она перепоручила свою девятилетнюю дочь на воспитание крестной матери, а сама поступила в женскую общину в Шамордино, где вскоре и приняла монашеский постриг и стала игуменьей этого монастыря.

Вот к ее-то мощам за алтарем и добилась попасть наша Настя. Собираемся в храме кучкой, приходит монахиня и ведет нас за алтарь, прося обязательно всех разуться, так как там везде постелены ковры. Но у Вовы такие знатные ортопедические ботинки, зашнурованные до колен, что разуть его нет совершенно никакой возможности. И он идет прямо так, постукивая костылями. Все с благоговением прикладываемся к мощам.

– А почему сюда так непросто попасть? – спрашиваю я у монахини.

– Потому что это часть алтаря, и без благословения настоятельницы не попадешь, – отвечает она.

– А почему тогда мощи в храм не могут перенести?

– Владыка не благословляет!

«Понятно! Ну что же, не благословляет, значит, есть на то свои причины», – бормочу я себе под нос, и мы выходим из алтарной части в храм.

Потом, уже в дверях, Настя рассказала, как и у кого она выпросила попасть к мощам.

Когда мы были в трапезной, Маша, ее дочка, поднялась на второй этаж в туалет. Настя ее потеряла из виду и стала бегать искать, заодно расспрашивая, где найти игуменью, чтобы взять благословение для нашей группы попасть к мощам. Ей отвечали, что надо сначала к благочинной Екатерине обратиться, а потом уже к игуменье идти. И вот поднялась она к туалету, а навстречу ей две монахини, и одна спрашивает:

– А вы почему снизу сюда поднялись?

– Да дочку вот ищу, – теряется Настя, – ушла в туалет и пропала. Мы с группой детей из санатория приехали. А не подскажете, где богоугодная Екатерина? (Настя, видать, от волнения благочинную назвала богоугодной, чем меня потом сильно насмешила.)

Они заулыбались:

– А зачем вам?

– Мы к мощам детей-инвалидов хотели приложить, мы из «Калуги-Бор», из санатория.

– Ааа, – протянула монахиня, – у вас там главная Марина Александровна?

– Ну да, только ее сейчас нет с нами, – подхватывает Настя.

– А кто у вас сейчас главный?

– Я, – совсем осмелела она.

– Ладно, – говорит монахиня, – сейчас позвоним, договоримся, и вас пустят к мощам.

Звонит и договаривается, чтобы группу детей отвели к мощам.

– Идите, вас там проводят.

А тут и Маша из туалета вышла. Настя спрашивает у послушницы потом:

– А кто это была? С кем я разговаривала?

– Да это же игуменья! Просто у нее крест был запрятан на груди.

Настя так и опешила: во дела!

Так мы чудесно попали к мощам.

Шамординские яблоки, которые нам презентовали, мы ели всю дорогу. Даже удалось привезти их в санаторий и многих угостить.

Следующая наша остановка – Оптина пустынь. Как многие стремятся попасть сюда! В этот светоч России! Колыбель православия! Вот и Лена хотела попасть и не попала…

Выгружаемся мы всей своей делегацией. Прошу мам не расходиться и вначале посетить часовенку новомучеников, чтобы в это время сбегать узнать насчет акафиста у мощей преподобного Амвросия Оптинского и пристроить письма для передачи старцу Илию.

Но Таня, подкованная после прочтения книги про новомучеников, заявляет, что свечки в часовне купить негде и надо заранее это сделать. Тогда все потихонечку начинают растекаться по лавкам и стекаться потом у часовни очень неравномерно. Зато за это время я успеваю все разузнать.

Возвращаюсь к воротам монастыря, чтобы передать письма старцу, но охранник, увидев у меня за плечами рюкзак, заставляет сдать его в камеру хранения. Раньше такого не было. Камера находится напротив монастыря – это небольшой домик, куда все должны сдавать рюкзаки и большие сумки. Сдаю, расписываюсь, смотрю: и Настя ко мне чапает со своим здоровенным рюкзаком. Тоже сдавать отправили.

Оставив в камере хранения свою ношу и распихав по карманам все, что может мне пригодиться в монастыре, отправляюсь искать охранника Николая, чтобы передать ему письма для старца Илия. Но все пожимают плечами, и никто не может сказать мне ничего путного. Я очень расстраиваюсь, ведь в моих руках ценный груз – это мольбы и прошения мамочек, которым я обещала передать их письма старцу. Тогда я начинаю взывать к новомученикам: «Иеромонах Василий, инок Ферапонт и инок Трофим, помогите! Мы здесь у вас в гостях и толком ничего не знаем, разбредаемся все, как овцы, и письма я никак не могу передать!»

Попутно ищу отца Илиодора. По просьбе Марины Александровны он всегда встречает и принимает санаторские группы. Но про него также никто ничего не может мне ответить.

Звонит Марина Александровна и сообщает, что отцу Илиодору она тоже дозвониться не может. Что же делать?

Но вот радостное известие: узнаю, что акафист старцу Амвросию, несмотря на Великий пост, служиться будет и мощи открывать тоже будут. Обрадованная этим известием, возвращаюсь в часовню к новомученикам. Наши мамочки уже подтянулись и стали прикладываться к их могилкам и крестам.

Я поручила Тихону положить пряник и две конфетки на могилки братьев. В середину он положил пряник – это иноку Ферапонту. А по бокам конфетки: иеромонаху Василию – справа, а иноку Трофиму – слева.

Эти трое молодых оптинских монахов были убиты на Пасху 1993 года. Какой-то сатанист проник в обитель и решил омрачить столь великий и почитаемый праздник православных христиан. Теперь их могилки тут, в Оптиной. Даже построили часовенку в честь их памяти. Убитые братья многим очень дороги. Я молилась им, когда еще у нас не было детей, обещая назвать мальчика в честь Трофима. Мальчик-то родился, но назвали его Тихоном в честь Тихона Калужского, потому что и ему я тоже молилась, обещая назвать Тихоном. Видимо, от бездетных переживаний я окончательно стала забывать, какому святому что обещала. Трофим родится уже много позже, через 15 лет после Тихона и в другом браке. Как я ждала, чтобы новомучеников успели канонизировать до рождения Трофима, чтобы крестить его в честь Трофима Оптинского. Но так и не дождалась. Зато теперь у обоих Трофимов общий святой – апостол Трофим. А братиков, я уверена, обязательно еще канонизируют.

Но вернемся в часовенку. Бабушка и Вова на костылях с трудом поднимаются по ступенькам в часовню. Подбадривая его, я говорю, что инока Ферапонта тоже звали в миру Владимиром.

Заходим. Уютно, тихо и благоговейно. У надгробий стоят подсвечники с лампадками. Тут принято мазать себя крестообразно этим маслом, даже лежат кисточки для этой цели. И мы друг другу начинаем рисовать крестики на лбу и молиться, чтоб детки выздоравливали скорее, а мамы и бабушки набирались мужества и терпения для дальнейшего несения креста. Прикладываемся к могилкам новомучеников, и кто-то оставляет за их крестами записки со своими просьбами и мольбами. Их тут много. И записок, и просьб. Но всех братики слышат и помогают.

На подоконнике оставляю написанную панихидку об упокоении братьев, кинув за нее немного денег в ящичек для пожертвований. Нужно сказать, что пока люди не причислены к лику святых, за них молятся за упокой, хотя к ним уже обращаются и как ко святым. Так было и с Ксенией Петербуржской, так и со Сепфорой, к которой мы еще сегодня поедем.

На улице сообщаю всем, что в 13 часов в Введенском храме начнется акафист Амвросию Оптинскому, а перед этим предлагаю посетить Владимирский храм и приложиться к мощам всех Оптинских старцев, которые расположены по периметру храма, а потом уже потихоньку двинуться на акафист. Так мы и делаем.

Во Владимирском храме всегда идет исповедь, чтобы приезжающие даже ненадолго паломники могли исповедоваться. Настя встает в очередь с дочкой Машей. Тихон с Фросей в Оптиной не в первый раз, поэтому в моем догляде они не нуждаются и делают все самостоятельно: прикладываются к мощам, ставят свечи.

Также все подают здесь записки о здравии и об упокоении своих родных и близких, заказывают молебны Оптинским старцам, сорокоусты и псалтирь.

Потом плавно перемещаемся в Введенский храм на акафист. Захожу в боковую дверь храма и вижу нашу группу и высокого седовласого батюшку. Это отец Илиодор. Он рассказывает, что когда шел по улице и увидел детей в колясках, то сразу понял, что это приехала группа из санатория.

Нам очень повезло, что мы все-таки встретили отца Илиодора, потому что все остальное для нас организует именно он.

Я тут же спрашиваю, не сможет ли он передать пакет с записками старцу Илию. К счастью, он сразу же соглашается, и у меня камень падает с души. Слава Богу! Спасибо вам, новомученики, за скорую помощь!

Поскольку на акафисте народу собралось много, отец Илиодор выводит всю нашу группу из храма и ведет к другой боковой двери поближе к мощам батюшки Амвросия. Фрося об этом не знает и самостоятельно начинает протискиваться к мощам старца, где потом мы ее и находим.

Отец Илиодор рассаживает всех наших детей и мам в тихое огороженное для клироса пространство. Это ли не чудо? Мы сидим, как короли, перед мощами и молимся нашему дорогому старцу Амвросию. У меня даже слезы наворачиваются на глазах от того, как все хорошо начинает устраиваться.

Засмотревшись на священника, стоявшего у мощей старца и читающего бесконечные записки, я соображаю пустить и по нашим рядам листочек, чтобы все могли написать свои имена и имена деток, и отдать его батюшке у мощей, чтобы и за нас, грешных, он помолился.

Акафист идет своим чередом, и дети уже начинают уставать. Сначала закопошился Ваня, потом 10-летняя Оля-колясочница. Ее мама начинает шепотом спрашивать, долго ли еще. Под конец уже все начинают елозить. Но, к счастью, акафист начинает подходить к своему завершению, и все отправляются чинно прикладываться к мощам.

Я помогаю бабушке приподнять Вову на уступочку перед мощами. Олю-колясочницу тоже поднимают сердобольные люди из очереди. Батюшка всех мажет маслом.

«Скоро ли мы уже поедем? Дочка устала», – спрашивает мама Оли. А тут подходит отец Илиодор с предложением попить чаю.

Я не знаю, что делать: и чаю охота, и детей уставших жалко. Начинаю всех опрашивать.

«Но разве от такого предложения можно отказаться?» – вздыхает мама Оли. Она на высоких каблуках и, видимо, сама уже устала тягать свою дочку туда-сюда с коляской. Хотя практически всегда находятся мОлодцы, которые на раз-два поднимают или спускают коляску по ступенькам.

«Ну что! Тогда прошу в чайную!» – восклицает отец Илиодор, и мы всем скопом двигаемся в чайную, которая располагается за воротами монастыря.

Тут выясняется, что Таня с двумя мамами не успели сходить к мощам во Владимирский собор.

«Ну идите, только догоняйте нас!» – кричу я им вслед.

В чайной многолюдно и шумно. Подойдя к буфетчице, отец Илиодор начинает распоряжаться насчет яств.

– Вас сколько здесь всего? – спрашивает он.

– 22 человека! – рапортую я.

– Пирожков заказать? А чай? А еще можно мандаринов и конфет!

Он распоряжается, а мы усаживаемся за столики, снимая шапки и расстегивая шубы. Практически сразу на нас начинают изливаться как из рога изобилия пирожки, пакетики с соком, мандарины и конфеты. Мама Оли только вся изнервничалась. Потому что чай разливают как раз над головой ее дочки-колясочницы. Народу много, и всем тесно. Разливать чай в другом месте никак не получается.

Вова с костылями оказывается за столиком напротив Тихона. Они по-братски делят пирожки, совсем забыв о том, кто кого сбивает с ног в санаторских коридорах.

Я толкаю Настю в бок:

– Настя, а как бы нам у отца Илиодора про книжечки с акафистом новомученикам узнать? (Да-да, хотя новомученики еще и не канонизированы, им уже написан акафист, как святым.)

Настя тут же с просьбой к отцу Илиодору. Он реагирует достаточно быстро:

– Сколько штук надо?

– На 10 семей, – говорим мы.

– Хорошо, а давайте еще бутылок достанем! Всем воды нальем!

– Да у нас с источника много воды, – говорим мы хором.

– Но то с источника, – философски замечает отец Илиодор, – а то святая – из храма.

Наевшись и собрав остатки пищи, топаем в лавку за акафистами и в храм за водой святой. Из чайной в дорогу отец Илиодор дает нам четыре фирменных пирога с надписью «Оптина». Их тоже потом хватит почти на весь санаторий. Раздадим мы их в столовой на ужине, когда приедем.

Почетное наливание воды в храме доверяем Тихону, Фросе, Ростику и Маше. Тихон с Фросей атакуют бак, из которого хорошо льется вода, Ростику с Машей достается же бак, из которого она еле-еле сочится. И пока они наливают одну бутылку, Тихон с Фросей уже успевают налить остальные девять штук.

В это время в лавке отец Илиодор раздает нам акафисты и дарит две книги Нины Павловой – «Пасху Красную» и «Иди ко мне». Я замечаю плакатик с молитвой Оптинских старцев и, схватив его с прилавка, говорю: «Хорошо бы и такие подарить нашим мамочкам!»

Отсчитываем 10 штук: по каждому на семью. Попутно с отцом Илиодором еще несколько гостей. Он обильно одаривает и их. Ну, думаю, раз пошла такая вольница, надо бы нам еще и масла от мощей попросить. Да простит меня Господь за мою наглость!

И отец Илиодор отправляется за маслом, а с ним отправляется и Тихон. Настя, увидев, что они вдвоем куда-то пошли, быстро их догоняет и отправляет с ними своего шестилетнего Ростика. Они уходят втроем и пропадают.

А вся группа тем временем уже собирается в автобусе. Ждем Тихона с Ростиком, а их нет. Надо сказать, что корейская мама с немой девочкой в чайную с нами не ходили и уже давно тут сидят. Мы угощаем их дарами из чайной, чему они несказанно рады.

Иду забирать из камеры хранения свой рюкзак. Хочу забрать и Настин, но мне его не отдают, приходится Насте чапать за ним самой.

Но вот и Ростик с Тихоном показались. Бегут с бутылкой масла. Долго не могли они его добыть с батюшкой. Акафисты служатся в пост только по выходным, и масло почти не разливают. Как рассказал потом Тихон, они пошли с отцом Илиодором сначала в один храм, потом в другой, но ничего не нашли. Пошли на склад. Там мальчики его долго ждали. Тихон сидел и изучал плакаты на стенах и выяснил, что дьяконская свеча весит около семи килограммов и горит 72 часа. Но вскоре вышел отец Илиодор с бутылкой масла и двумя пакетами конфет. Все это благополучно они и принесли нам.

Благодатная Оптина, как обильно ты напитала нас: не только духовно, но и телесно! Но и нам пришлось потрудиться: организоваться, сплотиться, преодолеть разброд и шатание и справиться с непростыми детьми.

После этой поездки мы стали называть отца Илиодора не иначе как отец Илиодор – мать родная.

А в автобусе в это время Настя начинает рассказывать нам, как отправила свою семилетнюю Машу на исповедь во Владимирском храме. Долго Маша беседовала с батюшкой, потом он подозвал Настю и попросил снять с девочки шапку, на которой был изображен «Монстер хай». Настя смутилась и шапку с Маши тут же сняла. Но самой, к сожалению, исповедоваться не удалось, хотя она очень хотела.

Следующая наша остановка – Клыково.

– Мы ведь ненадолго там? – волнуется мама Оли-колясочницы.

– Да нет, только в домик к матушке Сепфоре зайдем, – говорю я, – да на могилку.

Подъезжаем к Клыково, к пустыни Спаса Нерукотворного. Я хочу немного рассказать про матушку Сепфору, но слушают меня буквально две-три мамы, остальные спешат на выход. Внимательно слушает мама Катя, она с нами в поездке с 11-летним Сашей, который страдает нервным тиком глаз. Когда мы ездили с ними в Колюпаново к матушке Евфросинии, он, увидев, что я изнемогаю от усталости, неся две пятилитровые бутылки воды с источника, помог дотащить мне святую воду, попросив при этом маме не сообщать, так как она бы ему не разрешила таскать тяжести.

Выгрузившись из автобуса, сначала решаем идти на могилку к матушке Сепфоре. Я прошу обратить внимание на обилие ласточкиных гнезд, которые расположены прямо на стенах храма около ее могилки. Ведь Сепфора в переводе означает «птичка». Напоминаю всем о чудесном исцелении Ромочки из санатория, которого бабушка сюда привозила и прикладывала его ножки к могилке матушки. Тогда Рома был еще маленький и висел на плече у бабушки, как тряпочка. Сейчас это уже большой, бойкий парнишка 11 лет. Он с небольшой хромотцой, но это так, мелочи. Главное, он ходит сам!

Наши мамочки начинают прикладывать своих деток к могилке. Вову на костылях тоже подводим, спешно набираем земельки.

– Мама, а нам земли? – волнуется Фрося.

– Так у нас пакетика нет, – отвечаю я.

Тогда кто-то дает ей синенький бахил, и она, счастливая, насыпает земельки в него.

Отправляемся в домик матушки Сепфоры, где она жила на склоне лет и молилась. В домике толчется уже другая группа паломников, и нам там всем тесновато. Кое-как протискиваемся в комнатку матушки и сажаем на кушеточку, где она спала, неходячих и больных деток. Четырехлетний неходячий Костик заваливается на кроватке на спинку, и так ему там хорошо: лежал бы себе, казалось, да и лежал бы. Я мажу деток и мам с бабушками маслом из лампадки, стоящей у икон матушки.

Оказалось, что не все дошли с нами в домик, некоторые растерялись по лавкам и храмам.

В домике дети ныряют в вазочку с конфетами, которая всегда наполняется для того, чтобы все угостились. При жизни матушка Сепфора каждому раздавала конфетки – пустячки, как она их называла. И побивала всех палочкой, которую она натирала иорданской водой и смазывала святым маслом. Так она выбивала из людей нечистую силу.

К сожалению, палочка сейчас висит под стеклом, но было время, когда всех приходящих к матушке в домик послушницы постукивали по спине. Говорят, паломники чуть не растащили палочку на сувениры, поэтому ее и убрали под стекло.

Настя прикладывает Машины больные ручки к этой палочке под стеклом, и они долго стоят с ней так и молятся.

– Не расскажете ли вы нам что-нибудь о матушке? – спрашиваю я смотрительницу домика.

– А стоит ли? Ваша группа уже вся разбрелась. Купите лучше буклетик, там все написано, – говорит она и показывает мне небольшую книжечку.

– А сколько она стоит? – спрашиваю я.

– Сто рублей.

– Ясно. Жалко. У меня уже и денег больше нет, – огорчаюсь я.

– А кто у вас богатенький? Пусть и купит, – подхватывает она.

Меня коробят эти слова, и я смущаюсь. Но куплю, думаю, хоть акафист за 40 рублей. Это мои последние деньги. Смотрительница, видимо, передумав, говорит:

– А знаете? Возьмите так, это – подарок! И сами почитаете, и своим расскажете.

Я великодушно раскланиваюсь и спрашиваю:

– А где сейчас дочки матушки Сепфоры?

У матушки при жизни было четыре дочери, я читала об этом раньше.

– Одна умерла схимницей. Вторая монашество принимать отказалась, посчитала себя недостойной. Дочка Ксения, старая схимница, живет у нас за оградой монастыря, в богодельне. Ей уже 90 лет. А где последняя, и не знаю.

И я еще раз с чувством уважения думаю о матушке Сепфоре, ведь она и сама дожила до 109 лет. И когда ей уже сложно было стоять на службах, она била свои ноги палочкой, наверное, той самой, и приговаривала: «Стойте, непослушные!»

Так как времени на монастырь мы выделили всего 40 минут, поскольку все уже были изрядно уставшие, мы с Тихоном и Фросей стали торопиться к автобусу. Но оказалось, что мы пришли первые. В храм мы уже не пошли, чтобы остальных не задерживать, а вот остальным как раз захотелось и в храм, и в лавку. Как не зайти? Собираемся долго и когда уже собрались отъезжать, звонит Марина Александровна:

– Юля, а на источник вы поедете в Клыково?

– Марина Александровна, да мы устали уже!

– Да вы что? Там же такое благодатное место, привезите мне воды оттуда чеплашку!

И вот мы едем на источник. Самые неутомимые стали спускаться. Часть мамочек с детьми остаются поджидать нас в автобусе, попросив и им набрать водицы. Спустившись по деревянным ступенькам в глубь леса, мы оказываемся на источнике матушки Сепфоры.

Бабушке семилетнего Вани поручаем набирать воду, а сами идем в купальню. Фрося спрашивает у меня разрешение нырнуть, и я обреченно машу рукой. Хоть и стоит на дворе только 19 марта и морозец еще в силе, я думаю, что раз после Колюпаново она не заболела и все обошлось только соплями, то что уж тут – пусть купается. И худенькая семилетняя Фрося ныряет с головой, как маленький головастик. Вслед за ней спускаются в воду и мама Таня с подружками.

Одеваемся наспех, довольные, веселые. Успеваем и бабушке помочь налить воды. Чтоб не перепутать с шамординской водой, пишу на крышках бутылок букву «С», что значит «Сепфора».

Поднимаясь с водой от источника наверх, разговорились с бабушкой Вани.

«Утомил он меня сегодня, – говорит она и пускается в размышления, отвечая попутно на мои вопросы. – Я же с ним всегда одна. Живем мы в Рязани. Мама его служит медсестрой по контракту в Коломне, папа свинтил от них очень рано. У Вани поражение нервной системы, родился 900 граммов – не хотели выхаживать даже. Пришлось приписать немножко веса, чтобы в реанимацию отправить. Долго лежал, когда выписали, весил кило 700. У них и перед этим такой же ребенок родился – умер.

Бабушка выглядит довольно пожилой, хотя ей всего 57 лет. Достается ей от Вани, конечно.

Усаживаемся в автобус, и опять звонит Марина Александровна, спрашивая, чем одарил нас отец Илиодор, и просит поделиться снедью с водителем Юлей. Но наша Юля оказывается очень скромной и отказывается от всего, что мы ей предлагаем.

Домчались мы в санаторий быстро, прямо к ужину, как и хотели. Приносим в столовую пироги, конфеты, яблоки. Всех угощаем. А потом еще и по отделениям разносим – медсестрам, воспитателям и, конечно, Марине Александровне.

И на другой день продолжаем все это есть. И мне вспоминается притча, как Господь накормил пятью хлебами и двумя рыбками несколько тысяч человек.

Книжки Нины Павловой, подаренные отцом Илиодором, решаем отнести в библиотеку, пусть люди читают. Но Марина Александровна решает иначе:

– Возьмите их, девчата, себе. Ты, Юля, и ты, Настя.

– Да что вы, Марина Александровна? – смущаюсь я, хотя в тайне и мечтаю о зеленой книжечке.

– Да, да, возьмите!

И я с благоговением беру себе книгу «Иди ко мне», а Насте отдаю «Пасху Красную».

Таня ходит, собирает по палатам пузырьки, чтобы разлить всем масло, привезенное из Оптиной. Кому-то не хватает, и я великодушно хочу отдать свое, но вспоминаю, с каким трудом доставал его Тихон, и передумываю. Просто немного отливаю. И воду тоже делим по-братски.

На следующий день нам нужно уже уезжать из санатория. Таня приносит мне мою книжку про новомучеников, которых она успела так полюбить. В Оптиной такой книжки уже не было, видимо, все раскупили, и она не смогла ее купить и была расстроена.

«Таня, а бери эту книжку себе! – принимаю я решение, такое же благородное, как и решение Марины Александровны, – у меня дома другая есть».

Таня не верит своим ушам, но берет. Мне кажется, что новомученики особо позвали ее к себе, недаром она все хотела увидеть колокольню, на которой они были убиты.

Мы так сдружились со всеми мамами за эту поездку, что вечером не могли расстаться и наговориться. Мы сидели на диванчике в санаторском коридоре, и каждый рассказывал о себе и своей жизни.

А письма старцу, я думаю, дошли, так как чудесным образом стали устраиваться все мои дела, но об этом я расскажу в другой раз…

Март, 2016 год