Читать книгу Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова - Страница 4

Алла бросает под язык валидол и оглядывается: она стоит на террасе, под крышей. К стене терема жмутся кресла из ротанга, перила, пропитанные влагой, источают запах сырости. Сгорбив плечи, она делает шаг в сторону почерневшего леса.

– Ты ведь по мою душу, – без церемоний окликает её голос.

В груди Аллы холодеет. Она опускает голову и выдавливает из себя:

– Мы разве на «ты»?

– Извини, запамятовал за два десятка лет.

Они молчат, не сводя глаз друг с друга, а время бежит назад.

– Ты такая седая, – первым не выдержав, нарушает молчание он. – Как ты просочилась сюда?

– Надо же, раньше ты сыпал комплиментами, – парирует Алла. Но глаза её уже сверкают.

– Ты ведь понимаешь, что я могу вызвать охрану? – У него дрогнули губы и веки.

– Теряешь мастерство, – произносит она, со смаком растягивая слова. – Раньше у тебя получалось изящнее.

– Ладно, – сдаётся он, – «поклонимся великим тем годам». Что у тебя?

– Для начала – не могу остаться в долгу. Ты обрюхатился и подбородок второй наел, – замечает Алла, с укоризной разглядывая перевалившейся через ремень живот собеседника.

– Это тебя не касается, – огрызается он. – Выкладывай!

– А я участница группы. Скоро мой выход.

– Не морочь голову.

– Песня такая… Грустная баллада. Музыканты её почему-то тебе посвятили. Не знаешь почему? В подарок от нас. Я вчера репетировала и голову седую ломала, почему именно про птицу да на юбилей.

– О чём ты? – его бросает в жар.

– Аа-а, – улыбается Алла, – сошёл-таки с Олимпа к нам, смертным. Тогда уж по-простому, по-бабьему. Жизнь у тебя новая, красивая. И жена ухоженная такая, дорогая. На одни губы её только за один раз вся пумада в доме ушла. А силикон опять-таки, – Алла цокает языком, – подороже колечка с бриллиантиком, даже если оно из белого золота.

Негодяй закрывает глаза и вздыхает с горечью. Небо над теремом вздрагивает и распахивает зияющий лоскуток.

– О боже, – восклицает он.

– Вот, – хихикает Алла. – Затем я и здесь. Чтобы ты о Боге вспомнил. Увидел себя настоящего: рыхлого, – она морщит нос, – с отёкшим лицом… А глазами – по-прежнему наглыми. И не знаешь ли ты женщину, единственную на земле… и на небе, которая могла бы любить тебя такого?

Он молчит и кивает. Морось липнет к его лицу.

– Знаешь? Или вспомнил? – не унимается Алла. – Наверно, эта наша хозяйка торжества. – Она махнула рукой в сторону терема. – Так старалась для любимого, кудри мостила, локоны белила, в Париж за платьем летала.

– Да? – просыпается негодяй.

– Да. Там платья и подороже есть. Но таким, – она брезгливо дёргает плечами, – с приделанными сиськами и плохим французским, дорогих платьев не продают. Не-ет.

– Нет?

– Нет. Им продают дешёвые, но за ту же цену.

Он замолкает, словно язык проглотил, и во все глаза смотрит на собеседницу. Капли пота покрывают его лоб.

– Разницы никакой. На дешёвках дорогие платья не сидят, – продолжает Алла с наслаждением. – Итак, на чём это мы остановились? На Париже? А ты его вычти. – Она загибает пальцы. – Минус Париж, минус косметический хирург, минус тренер по фитнесу, массажист, визажист… Ну что там ещё у ваших элит? – Алла вновь кривит губы. – Собачка за тысячу евро? Джинсики за три? И кто у нас после таких минусов остаётся? С пузом твоим и памперсами. С твоей-то другой жизнью, которая не за горами уже, юбиляр.

– Уходи, – процедив, отворачивается он.

– Не могу. У мене контракт. Мы щас вторую часть залабаем. Начинаем с птицы, – Алле вдруг становится весело. – И представляешь, у меня главная роль.