Читать книгу Валерия. Том 1 - Юлия Ершова - Страница 17

Спектакль был сорван. Дятловского отстранили от роли побиваемого блудника. Навсегда. И всё из-за того, что на следующее утро после беседы с морально разложившимся заместителем директор скоропостижно скончался, да ещё и при загадочных обстоятельствах. Его тело нашли на клумбе во дворе чужой девятиэтажки, одной из тех, что строят в новых микрорайонах. Сам директор и его семья проживали в роскошной сталинке рядом с центральным парком. И никто из родных не мог объяснить, как глава семьи оказался в незнакомом месте. Страшную тайну членам партийного комитета АН раскрыла вдова Соловейчика. В ответ на их тактичные вопросы, ночевал ли Глеб Борисович дома и если нет, то где он ночевал, она поведала легенду, которая надёжно оберегала семейное счастье Соловейчиков уже долгие годы. Оказывается, Глеб Борисович не менее одного-двух раз в неделю посещал секретные ночные совещания в стенах родного ЦК. Не отрывая от распухших глаз платка, вдова уверяла товарищей, что её покойный муж умер не своей смертью, а погиб от рук шпионов или других врагов и что она требует возмездия ради памяти мужа-героя и ради его детей. Но товарищи смекнули – без морального разложения не обошлось, а подоспевшие факты оперативно-разыскной работы подтвердили гениальную догадку членов комитета компартии АН.

Выяснилось, что на девятом этаже злополучного дома проживала буфетчица столовой, в которой обслуживаются только члены президиума. Зовут её Тамара. Её знают все. Она считается ударником социалистического труда и имеет поощрения. И эта приятная женщина лет пять уже утешала директора на своей груди последнего известного дизайнерам размера.

Накануне трагедии Глеб Борисович, погрустневший от беседы с ответственными товарищами, отправился не домой, а по известному только ему и водителю адресу, на окраину города, в дом буфетчицы Тамары. Та принимала гостя до утра, не выпуская из объятий и истекая мёдом – такая уж Тамара радушная хозяйка. Беды ничто ни предвещало. Утром, как всегда, влюблённый академик выпил в постели пол-литра индийского кофе, съел полбатона с колбасой, заигрывая и пощипывая свою прелестницу. А вот дальше события развернулись трагически.

Возможно, успокоенный директор почувствовал себя плохо, когда спускался в лифте навстречу новому рабочему дню, предвещавшему продолжение истории расшатывания социалистических ценностей. Ещё не выйдя из подъезда, он начал расстёгивать верхние пуговицы и на плаще, и на рубахе, стараясь наглотаться воздуха, но до условленного места встречи с личной «Волгой» не дотянул, свалился прямо на клумбу под окнами первого этажа, примяв жёлтые астры и георгины.

Максим Родионович узнал новость первым и умыл руки. Огласки не избежать. Волну негодования товарищей по научному цеху сдерживали все члены президиума.

Директора похоронили с почестями, опуская обстоятельства его смерти в могилу вслед за гробом. На этом фоне пошатнувшихся основ социалистической морали любовная драма Дятловского выглядела досадным недоразумением. Проще говоря, история второго брака профессора Дятловского не занимала общественность. И учёный воспрянул духом – жизнь продолжается.

Мамой и женой Катя стала одновременно. Свидетельства о браке Дятловских и о рождении их дочери корка к корке положили в верхний ящик старинного буфета, который достался в наследство от Катиной бабушки. Буфет и зеркало в человеческий рост, тоже старинное, были самыми ценными вещами в однокомнатной квартире новой тёщи Дятловского, женщины пожилой и больной. Она почти не ходила из-за одышки и распухших ног, а по ночам на кухне громко кашляла и вздыхала, из-за чего профессор просыпался и до утра думал о сыне, с которым ни разу не виделся после развода. Женя не говорил с ним даже по телефону. Даже в день своего рождения, даже на Новый год. Никогда. Отставная супруга этим и утешилась, а её неблагодарный бывший муж временами мучился тоской, как приступами хронической болезни, с которой смирился.