Читать книгу Побочные - Юлия Келлер - Страница 2

Часть первая. Марфа
Глава первая. Сон

Оглавление

Лёжа на полу, я вижу, как Хиросима, девушка с волосами малинового цвета, моет в раковине свои огромные красные туфли. Зеркало отражает её в точности такой, какая она есть. Рост средний, даже несколько ниже моего. Невозможно худая. Клетчатый пиджак, красная футболка с изображением гравюры укиё-э1, тёмно-синие шорты, белые носки с кружевами и чёрная широкополая шляпа. Будто бы она подросток, разгуливающий по Харадзюку2. Волосы, уложенные, точно как у куклы кокэси3. Изящное лицо. И губы тоже накрашены, как у гейши. Это делает её великолепно неподражаемой. Это лицо словно маска с фестиваля Танабата4. Естественно, что скулы японской куклы украшены чёрно-серебряной паутиной, а глаза подведены чёрным и красным карандашом – в точности, как у БЖД-кукол. Толстые стальные кольца, тяжёлые подвески, бридж на переносице, биопластовая штанга в языке, пара шипов на бровях, двухсантиметровые тоннели в ушах и, разумеется, два серебряных кольца в нижней губе – неотъемлемая черта любой Сайди.

Под толстым слоем тонального крема и пудры на лице Хиросимы, кожа чудовищно шелушится. Перекрашенные на сто рядов волосы стали совсем безжизненными, а из-за огромных «кукольных» линз взгляд вообще перестал что-либо выражать. Тем более, что как и у любой Сайди старшего поколения, у неё полностью сбриты брови.

Эта напыщенная японская кукла – моя наставница. Наглая, надменная, всегда и во всём безупречная Хиросима.

Такова структура нашего движения: учителя и ученики. Закрытая каста, в которой все друг друга знают. Ты не можешь просто разукрасить лицо, нарядиться в кружева и рюши, а потом прилюдно объявить себя одной из нас. Прежде всего, мы никогда не стремимся к популяризации своего движения, открыто не пропагандируем нашу философию, не пытаемся увеличить наше количество. Это противоречит законам Сайди. Мы – Side dolls – побочный эффект современного общества, разноцветные тени, что прячутся за спинами человечества. Если ты попал сюда, значит это и есть твоя истинная суть. Во-первых, всегда существует кто-то, кто привёл тебя. Он-то и становится твоим учителем, твоим наставником в долгом пути превращения в настоящую «побочную куклу». Во-вторых, стать самостоятельной не так-то просто. Это особый вид мышления. Однако это и является самой желанной для меня целью.

Но всё же, вот в каком я теперь положении. Когда закружилась голова, и я рухнула вниз, содержимое моей сумочки рассыпалось по полу, а тело распласталось на прохладной поверхности, не в силах пошевелить хоть какой-то своей частью. К руке подкатилась помада, баллончик лака для волос валяется где-то рядом с правой ногой, в волосы высыпалась какая-то порошочная гадость и теперь пахнет дешёвым мылом – запах парфюмерного магазина. Все, кто проходят мимо, делают вид, будто меня просто не существует. Ну и пусть! К чему мне все эти глупые взгляды? Я ведь всего лишь кукла.

Где-то за дверью туалетной кабинки, Американка всаживает иглу в тело Лу. Я, кажется, слышала треск стенки её вены. Череп раскалывается на части. В моей голове рождается звук жидкости, вливающейся в организм. Тяжёлое прерывистое дыхание Лу, получающей сейчас безумный кайф. Я уже размазана по стенке, но мне хочется ещё и этих самых ощущений. И я начинаю представлять, что это мои вены, мои сосуды, мой организм. Но я знаю, что наставница никогда не позволит мне принимать морфий.

Зов рвущейся бумаги. Хиросима отрывает большой кусок бумажного полотенца и хорошенько протирает свои туфли. Я смотрю на неё и думаю, что это действие никогда не кончится. Это только сон. Я лежу на полу, и кафель обжигает мою кожу. Это сон, но я уже проснулась. Однако тело не желает подчиняться команде «Встань!» и оно лежит. Я думаю обо всём, что угодно. О крови, бегущей внутри меня, о крови, вытекающей из меня в этот самый момент. О тишине, о смерти и муках. Как хорошо умирать, как это приятно. Мне даже хочется смеяться, когда уже пора умирать. Пора склеить ласты, дать дубу, сыграть в ящик, скопытиться, отбросить коньки… что там ещё? Что-то про лыжи…

Хиросима отрывает ещё один кусок бумаги. Кидает туфли на ледяной пол, опускает в них ноги, подтягивает носки. Я вижу её превосходные ступни. Знаю, что она не смотрит на них сейчас, сворачивая в руке полотенце, но ступни её выглядят так, будто она ими любуется. У Хиросимы просто безупречные ноги. Стройные и плавные линии. Просто безупречные. Шипение – окурок упал в раковину. Хиросима вынимает его и бросает в урну. Окурок сигареты с ментолом и на нём красная помада, точно кровавый укус, но я всё ещё думаю об огромных туфлях. Они вдруг поворачиваются и идут в мою сторону. Хиросима поднимает меня на ноги, даёт пощёчину и прижимает бумажное полотенце к кровавому потоку, текущему из моего носа. Благодаря пощечине, я снова начинаю чувствовать боль, разливающуюся по моему лицу. Она пылает около щеки, перетекая к вискам, и достигает апогея в кровоточащем носу.

– Спасибо! – невнятно бормочу я.

– Тебе пора завязывать с «кокосом», – отвечает Хиросима.

Я подхожу к раковине и смотрю на следы крови на моём лице. В зеркале, на заднем плане отражаются безупречные ступни Хиросимы – она стоит прямо на маленькой лужице моей крови, растёкшейся по полу. Не произнося более ни слова, моя наставница стучится в дверь туалетной кабинки.

– Вы там ещё долго?

– Сейчас, сейчас, – раздаётся голос Лу.

В этот момент она прижимает руку к сердцу, которое бьётся всё чаще. Я знаю это.

Мои руки дрожат, тело пытается прийти в себя, и импульсы болезненно колют все конечности. Хиросима поднимает с пола мои вещи. А я смотрю на своего зеркального двойника. Такие точности, такие детали. В какой момент всё так изменилось? Я сменила своё лицо на маску Сайди: белейшая кожа, чёрные «кукольные» линзы и тёмные силуэты лёгких пёрышек на скулах до самых бровей. Чёрная помада. Веки тёмно-синего цвета и синяки под глазами. Оранжевые кудри на голове, перехваченные лентами. Всё, что я так аккуратно складывала в начале вечера, теперь безнадёжно испорчено. Налакированные пряди смялись и растрепались. А ещё у меня три лабреты в нижней губе. Ученицам запрещено сбривать брови и заменять лабреты на кольца. Таковы наши принципы.

– Ты как себя чувствуешь, Марфа? – говорит Хиросима и ставит мою сумку около зеркала.

Марфа. Да, это именно моё имя. С трудом удалось его вспомнить.

Я смотрю вниз, на свои худые ноги, плотно затянутые в сиреневые колготки. Маленькие хорошенькие туфельки. Тяжёлые металлические браслеты на руках, бусы, кольца и подвески. Короткое платье. Кружева, кружева, кружева. От белизны ничего не осталось. Сплошные уродливые пятна разного происхождения. Но мне не до этого.

– Лучше, – отвечает мой голос.

– Ты давай это. Лучше завязывай с такой фигнёй.

Иногда настойчивое желание Хиросимы разыгрывать из себя мамочку меня бесит. А она тем временем запрыгивает на стойку с раковинами, вынимает две сигареты, подкуривает их и даёт мне одну. Как приятно выпустить дымок из глубины собственных лёгких. Язык покалывает вкус мяты. В этот вечер мы уже выкурили по две пачки сигарет и теперь я будто бы чувствую свои лёгкие изнутри. Но не могу остановиться. Хочу ещё. Ещё больше кайфа.

В зеркале появляются Американка и существо с внешностью демона, чьё имя Лу – «Loup» – «волчица».

Из всех Сайди только она пользуется трипсами, цепляя их за свои короткие волосы, выкрашенные под седину. Худое лицо, впалые щеки, постоянные синяки под глазами. Немного чёрных теней и пудры. Маленькие чёрные бабочки на скулах. Потрескавшиеся губы, не знающие помады. Жёлтые «кукольные» линзы. Две лабреты над верхней губой и уши, украшенные миллионом сверкающих колечек. Маленькая татуировка в форме разбитого сердца на кисти левой руки. Тёмно-синее лоли-платье. Юбка до того короткая, что стоит наклониться и все видят твоё нижнее бельё и плотные чёрные чулки с белыми лентами. Футуристические туфли на гигантской платформе. И дурацкие шнурки! Ужасные шнурки лимонного цвета. В жизни не видела ничего хуже, чем эти мерзкие шнурки!

Посетители клуба корчат рожи и тычут в нас пальцами. Пустоголовые существа, набитые трухой! Этим идиотам не понять насколько мы выше этого. Насколько мы выше их. У нас есть ответы на все вопросы мироздания, потому что сам по себе окружающий мир не так уж сложен для понимания. Достаточно просто знать определённые ходы, и ты всегда останешься победителем в этой игре. Когда у тебя есть Сайди – ты имеешь мир во все щели.

Американка о чём-то разговаривает с Хиросимой. На самом деле эта парочка просто неразлучна. Это всем известно. Даже те из Сайди, кто ни разу не видел их вживую, уже наизусть знают легенду о том, что их совершенно нельзя представить друг без друга. Они не друзья, они не враги. Уже столько лет всё сообщество Сайди пытается разгадать тайну этих отношений, больше смахивающих на какой-то садомазохизм. Ироничнее всего на свете – Хиросима и Американка. Не случайно же так вышло.

Всё же на строгие выпады моей наставницы, синеволосая красавица реагирует крайне вяло. Вид у неё уставший и в глазах читается скука. Она пьяна, впрочем, как и всегда. Большую часть времени наша Мальвина прибывает в этом состоянии. Рабочий график санитарки в краевой больнице позволяет ей по два дня выглядеть эксцентричной девицей, а всё остальное время она бодро заливает шары и долбит косяки за углом. Однако если в поле твоего зрения попадало это безупречное лицо, то ты долго ещё не можешь думать о чём-то другом. Лицо Американки: ровное, бледное, красивое и крайне скупое не эмоции. Придя в Сайди, она сбрила брови, в нижнюю губу вставила толстое серебряное кольцо, выкрасила свои длинные пушистые волосы в синий цвет и покрыла глазницы схематичным изображением двух солнц. И всё же, такое красивое лицо ничем нельзя было испортить. Что уж там более? Сказать, что она красива – ничего не сказать. Огромные глаза, идеальная форма носа, маленькие чувственные губы. Тем более что и фигура ей дана отменная: роскошная грудь, тонкая талия, красивые длинные стройные ноги. В самом деле, живая кукла Барби.

И при всём этом великом даре богов, ей на редкость удачно удаётся походить на бомжа. Её волосы в вечном беспорядке, а моет она их разве что когда идёт на работу. Поэтому неотъемлемой частью образа синеволосой куклы давно стала ковбойская шляпа. А одежда чаще всего походит на половую тряпку. Затасканные джинсы и некогда белая блузка. Она никогда не снимает своих тяжёлых чёрных ботинок на толстой подошве. Они, должно быть, весят целую тонну. А вот украшения Американка не любит. Оно и понятно – с таким образом жизни они слишком часто теряются.

Я еле успеваю прийти в себя, когда Хиросима тащит меня и остальных к выходу. На всю громкость она орёт насколько же хреновый сегодня вечер, и я ей его в конец испортила. У нас уходит много времени на то, чтобы привести в чувство запавшую Лу. Казалось, что и тело, и мозг её просто превратились в вату и уже не чувствуют ничего вокруг. И всё же, медицинские навыки Американки дают о себе знать.

– Сделай с ней уже что-нибудь, – нервно требует Хиросима, посматривая на часы.

Американка не поддаётся её психозу. Спокойно, как и всегда, она проверяет пульс и зрачки своей послушницы. Вот же будет умора, если она сейчас тут и откинется! Я бы посмотрела на то, как две великие Сайди справятся с этим!

Синеволосая кукла вынимает из своей сумки нашатырь и какими-то едва ли не колдовскими манипуляциями заставляет Лу прийти в себя.

Моё воображение работает с такой дикой скоростью. Я так живо могу представить себе, как на своей неблагодарной работе Американка с всё тем же выражением лица заставляет людей выйти из состояния полного забвения. Интересно, знают ли на работе, что она так мастерски обходится с наркошками вроде её послушницы? Я всегда подозревала, что лучшими врачами для торчков становятся только бывшие торчки.

В коридоре ужасно холодно. Я чувствую, что у меня дрожат губы от холода. Девица с пирсингом в губе, раздающая вещи в гардеробе сообщает нам, что на улице только что закончился дождь. Ненавижу этот город с его постоянной непредсказуемой погодой.

На выходе Хиросима снова закуривает. Пахнет ментолом.

– Прохладно, – говорит она.

– В Сибири же живём, – подмечает Американка, со свойственным ей хладнокровием.

Она уже успела натянуть свой синий пиджак. И только благодаря этой детали теперь чуть меньше смахивает на масленичное чучело. Лу молчит и, по всей видимости, уже мечтает добраться до кровати. У неё уставшие красные глаза. Я же просто хочу поскорее отсюда свалить. Неимоверно.

– Мне надо успеть на автобус, – сообщаю я моей псевдояпонской наставнице.

– Сейчас чтобы сразу домой! – кивает она, положив руку на моё плечо. – И, я тебя умоляю, даже и не думай принимать хоть что-то ещё! Тебе уже хватило на сегодня!

Я могу только молчать.

– Ты о чём? – спрашивает её синеволосая приятельница.

– У неё кровь пошла носом, – отвечает Хиросима. – Погляди, какая теперь опухшая физиономия!

– УУУУ, – протягивает звуки эта помятая пародия на человека, – это серьёзно. Надо бросать. Так и скопытиться недолго.

«Какого чёрта?!» – думаю я.

Американка хватает меня за подбородок и пристально всматривается в моё лицо. Мелкая дрожь проходит по телу, когда она так делает. Её глаза даже не двигаются, будто она пытается посмотреть мне прямо в голову и прочитать мысли.

– Тебе стоит больше следить за своим лицом, а то такими темпами оно начнёт деформироваться, а к моему возрасту будешь выглядеть, как настоящий зомби, – выносит свой вердикт наш великий врач.

Уж чья бы корова мычала, в конце-то концов! Великие праведные Сайди старшего поколения читают мне свои благословенные проповеди! И это при том, что Хиросима могла бы с лёгкостью провести многочасовую лекцию о том, как можно получить дешёвый кайф. Целыми часами её несёт под «феном» или ещё каким-нибудь чудным составом. Она глотает всё, что попадётся: таблетки, порошки, сиропы, дымит, как паровоз, может в три глотка прикончить литровую бутылку водки, не запивая и не закусывая. Настоящая террористка. Упоровшись, она тихо хихикает и несёт полную чушь. Иногда ей до такой степени сносит крышу, что моя наставница просто на ногах держаться не может – она сидит прямо на земле и хохочет до тех пор, пока слёзы из глаз не брызнут. А уж про постоянные алко-наркотические оргии Американки и говорить нечего. Как ей только сил хватает на то, чтобы делать Лу постоянные инъекции морфия? У неё, должно быть, железные нервы жить в таком безумном ритме. Наверно, внутренности старших Сайди давно превратились в пластмассу, и их не возьмёшь тем, что с лёгкостью убьёт любого человека.

Не задерживаясь около клуба, мы сворачиваем к тому месту, где нам предстоит разойтись. Напоследок Хиросима снова хватает меня за плечи и внимательно смотрит в глаза:

– И чтобы сразу домой!

– Ага, – киваю я. Кажется, что моя голова оторвалась и сейчас падает вниз. Как колобок подпрыгивает на кочках. И мир перед глазами сходит с ума: небо, земля, небо, земля… и опять по кругу. Тело без головы всё ещё стоит тут, без намерения двигаться куда-то дальше.

Стоящая рядом Лу быстренько выдаёт какую-то прощальную речь. Голос у неё такой будто она разговаривает с нами, засунув губы в стеклянную бутылку. И тут же мчится прямо через дорогу, игнорируя все светофоры. Хиросима озадаченно смотрит на Американку. Та же в ответ только закуривает очередную сигарету и молча машет рукой в сторону убежавшей ученицы. Даже если её сейчас собьёт КАМАЗ, бесчувственная американская кукла и бровью не поведёт.

– До завтра, – говорит она мне. Её длинные ресницы поблёскиваю от света.

– Пока, – киваю Хиросиме.

– Увидимся, – кивает та в ответ.

И я ухожу, даже и не думая оборачиваться на мою наставницу. Нужно просто заткнуть уши музыкой и продолжать путь в ночь. Сейчас я чувствую себя обиженной, ущемлённой и неполноценной. Надо же было так себе вечер испортить! Да и от них никакой поддержки, одни лишь обвинения. Все они – мерзкие эгоистичные твари, от которых никогда не дождёшься хорошего обращения. Но мне нужно сдерживать себя. Настоящая Сайди никогда не должна выражать протеста. Не в нашей природе оказывать поддержку друг другу. Мы не друзья и не враги. Куклы не добиваются ни мира, ни войны. Они просто молча взирают на разваливающийся мир, ожидая его конечного краха. Это вечный закон, а остальное противоречит нашим принципам.

1

Укиё-э – направление в изобразительном искусстве Японии, получившее развитие с периода Эдо.

2

Харадзюку – квартал, расположенный около станции Харадзюку на Линии «Яманотэ» в Сибуя (Токио, Япония).

3

Кокэси – японская деревянная кукла, покрытая росписью.

4

Танабата – традиционный японский праздник, также часто называемый «фестиваль звёзд» или «звёздный фестиваль» (хоси мацури).

Побочные

Подняться наверх