Читать книгу Данаида - Юлия Скуркис - Страница 5

Запах озона, тусклое освещение, едва различимое гудение приборов – все как обычно. Нет, не все. Боли не должно быть. Что-то не так с новым телом.

Анна поморгала, сгоняя мутную пелену. Первым, на чем сфокусировался взгляд, оказался медицинский прибор с ползущими от него во все стороны нитями то ли инъекторов, то ли датчиков.

Она попыталась приподнять голову и не смогла. В ответ всколыхнулась боль. По ощущениям – тело пропустили через мясорубку. Казалось, болит каждая клеточка.

«Что со мной?! Где персонал?» – забеспокоилась Анна.

– Кто-нибудь… – Голос прозвучал едва слышно и потонул в слабом гудении оборудования. Никто не откликнулся, не подошел.

Анна хотела шевельнуть пальцами, чтобы нащупать датчик вызова медперсонала, но обнаружила, что руки упрятаны в прочные фиксаторы, а тело будто заключено в подобие панциря – вздохнуть полной грудью невозможно. Беспокойство, едва появившись, тут же растаяло, не иначе как в инфузор добавлено успокоительное. Анна лежала и думала о том, что третьей реинкарнации не было. Медикам удалось по кусочкам собрать искалеченное в катастрофе тело. «Зачем? – недоумевала она. – Что если я останусь прикованной к постели? Или все не так плохо, как мне кажется?».

Лекарство невидимо двигалось по капилляру, тихо гудели приборы у стены. Легкий щелчок, перемигивание индикаторов: пошел другой раствор, и глаза вскоре начали слипаться.

Краткие пробуждения сменялись провалами в черноту сна. Иногда Анна видела рядом с собой кого-то из медперсонала, но так и не спросила, почему ее до сих пор не навестили ни мать, ни брат.

Однажды она проснулась и обнаружила, что руки свободны от фиксаторов. Голова все еще была затуманенной, от чего бодрствование походило на сон, дурной и бесконечный. Анна попыталась встать, но не смогла, хоть панциря, сковывавшего тело, на ней больше не было. Она приподняла простынь и тут же опустила, закусив губу.

Дверь беззвучно отъехала в сторону, кто-то ждал ее пробуждения. Анна осознала, что истосковалась по общению и готова поговорить даже с матерью, хоть речь наверняка пойдет о замужестве. Но вошедший оказался ей незнаком.

Посетитель – высокий худощавый блондин с нелепыми бакенбардами, удлинявшими и без того вытянутое лицо, – улыбнулся, но глаза остались равнодушными.

– Добрый день. Как самочувствие?

– Если день добрый, самочувствию грех быть плохим, – отозвалась Анна, продолжая изучать незнакомца.

– Меня зовут Сергей Хольм, я – инспектор криминального отдела, – представился посетитель. – Я бы хотел побеседовать с вами.

– Анна. Ту-Ре-Анна Кид. – Она протянула руку. Тонкая простыня соскользнула с предплечья, и в дюйме от локтя обнажился розовый шрам – место соединения культи и клонированной части руки.

– Вы утратили как раз ту часть, где находился чип-идентификатор, – отметил Хольм с еле уловимым оттенком ехидством. Его рука оказалась холодной, как бокал с коктейлем. – Будьте добры, еще раз повторите имя?

– Ту-Ре-Анна Кид. Мой флаер-кар…

– Что ж, согласен, определенное сходство есть, – оборвал Хольм. Он придвинул кресло ближе к постели и, усевшись, криво усмехнулся. – Вам попался неплохой генетик. Если бы только не эти рубцы… Жаль, что лицо так пострадало. К тому времени, когда вас выловили из воды, в раны попала инфекция. Хоть вам еще повезло.

– О чем вы? – Анна машинально скользнула пальцами по лбу, щекам. Плотные бугорки шрамов исчертили правую половину лица.

– Об эстетике, дамочка. Она не входит в стандартный страховой пакет. – Хольм разглядывал ее с прищуром.

– Что за бред? В этой больнице не слышали о генной пробе? – Анна попыталась вспоминать, кто и за что отвечает в подобных случаях. – Постойте… Раз уж я лишилась чипа, они должны были ее сделать! Почему врачи не связались с моей страховой компанией? В конце концов – с родственниками? Я бы возместила их затраты на… как вы говорите, эстетику.

– О, это без проблем, – ответил Хольм. – Но есть одна загвоздочка. – Он придвинулся ближе, и глаза его недобро блеснули. – Вашего генотипа нет в базе данных.

– Что? – Анна похолодела. Она решила, что ослышалась, но инспектор только устало усмехнулся.

– Вызовите моего адвоката, – внезапно осипшим голосом произнесла Анна.

Хольм вынул из внутреннего кармана пиджака миником.

– Назовите имя.

– Гатт Макгрегор.

– Хм… Черт возьми! Неплохой выбор. Гатт Макгрегор – истинный профи. Но, к сожалению, есть маленькая проблемка. Он не ваш адвокат, а семьи Кид.

Хольм отложил миником в сторону и задумчиво уставился на Анну.

– Вот что я вам скажу. Рано или поздно мы разберемся, кто вы такая и почему выдаете себя за Анну Кид. У меня для вас неприятная новость: флаер-кар с телом баронессы подняли со дна через несколько часов после крушения.

Окружающее поплыло перед глазами, но, прежде чем лишиться сознания, Анна расслышала:

– Так кто же подстроил гибель мисс Кид?

***

Вскоре Анну отключили от внутривенного питания и перевели на обычную пищу. У нее не было связи с внешним миром: ни новостей, ни развлечений. Кроме медперсонала ее навещал только инспектор Хольм, чтобы с упорством, достойным робота, задавать одни и те же вопросы. Он приходил дважды в неделю в одно и то же время. Его манеры, взгляд, интонации голоса – все было призвано служить единственной цели: выудить признание.

При втором визите инспектор показал Анне документы, подтверждающие, что ее генотипа нет в планетарной базе данных. Исследования проводились трижды. Лишь микроскопический дефект отличал ее генотип от зарегистрированного генного набора баронессы Анны Кид. «Убийственная ошибка, – заметил Хольм после того, как зачитал результаты третьего обследования. – Здорово над вами посмеялись, не правда ли? Так кто же вы такая? Пора сказать правду».

«Какую правду?!» – хотелось ей закричать, но она дала слово держаться достойно, несмотря на страх, унизительное положение, неопределенность и проклятые препараты, от которых постоянно клонило в сон, а мысли давно запутались до такой степени, что превзошли бы гордиев узел. Достоинство – единственное, что у нее осталось. А как же иначе? Ведь она – Кид!

Анна покосилась на часы: вот-вот явится Хольм. Она опустила больничное рубище, прикрыв уродливый шрам, сверху донизу пересекавший живот, и натянула простынь до самого подбородка. О внешности тут не заботились, оставалось надеяться, что замененные органы пришиты на совесть.

Через несколько минут из коридора донесся звук шагов. На этот раз Хольм пришел не один. Двое, что следовали за ним, сдержанно приветствовали Анну, вернее кивнул лишь один – невысокий, плешивый, с заметно выступающим брюхом. Другой, худощавый, с выпученными глазами и лицом, напоминавшим застывшую посмертную маску, даже не взглянул на нее.

– Мистер Синкофф и мистер Ребиндер – специалисты по подсознательной логике, – представил инспектор своих спутников.

Синкофф, тот, что не поздоровался, остался невозмутим, а Ребиндер вяло улыбнулся. Она кивнула в ответ. «Тем лучше. Должно же, наконец, все проясниться», – подумала Анна.

– Назовите ваше имя, – потребовал Хольм.

– Ту-Ре-Анна Кид.

– Настоящее имя!

– Ту-Ре-Анна Кид.

– Кто вы и откуда?

– Я – дочь сенатора Патрика Кида.

– Кто организовал покушение на баронессу Анну Кид? Назовите имена ваших сообщников.

– Я – дочь сенатора Патрика Кида. Я могу рассказать любые подробности своей жизни, о которых знаем лишь я и мой брат. Филипп вам подтвердит…

– Это несложно, дубликаты воспоминаний известных людей – ходовой товар на черном рынке, – прервал ее Хольм. – Тысячи таких же чокнутых подражателей, как вы, дамочка, примеряют на себя чужие судьбы. Но такое покушение совершено впервые. Меня интересует, кто и зачем убил Ту-Ре-Анну Кид. Кто и зачем нелегально проделал генную модификацию? Вас предупредили, что полного сходства генотипа добиться никогда не удавалось? Вы не знали? Что заставило вас пойти на риск? Отвечайте!

– Ту-Ре-Анна Кид жива. Она перед вами. Если вы подозреваете, что произошло покушение, советую вам заняться поиском виновных. Никаких модификаций я не проходила.

– Ставки в игре высоки, не так ли? – не унимался Хольм. – Я хочу знать, каков был план.

Он положил на тумбочку возле кровати портативный голографический ретранслятор и активировал его. Перед Анной развернулась картина давней уже передачи: из морских глубин подняли флаер, на месте пилота – ее тело, далее – кадры кремации и чествования Три-Ре-Анны.

– По-прежнему будете настаивать, что вы дочь Патрика Кида?

– Буду.

– Господа, ваша очередь. – Хольм сложил на груди руки и уставился в пол.

***

Эти двое трудились явно не за жалованье. Диагноз, на котором они настаивали, звучал почти как смертный приговор: реактивный психоз на фоне принудительного вытеснения личности. Для Анны осталось загадкой, как психиатры, связавшие воедино две эти лжи, отстояли перед компетентной экспертной комиссией правомерность нелепого заключения.

Синкофф был хладнокровен и неумолим, он атаковал Анну вопросами-головоломками. Его по-рыбьи выпуклые глаза смотрели сквозь нее, от этого ощущение, что заключение о состоянии пациентки давно сделано и все эти подробности об однополых связях и прочей чепухе – не более чем формальность, такая же пустая, как взгляд мозгоправа, лишь крепло. Если Анна молчала, он переходил к другому вопросу, отложив предыдущий на потом, если выказывала волнение, вопросы начинали сыпаться градом. И была у Синкоффа одна малоприятная особенность: не здороваться и не прощаться.

Ребиндер играл другую роль: втирался в доверие и твердил, как хитро устроена человеческая психика, как неотступно мозг ищет оправдания и объяснения происходящему. В отличие от Синкоффа, он куда больше разъяснял, чем расспрашивал. Ребиндер подталкивал подопечную к мысли, что сомнения в здравости собственного рассудка – свойство здорового человека, в то время как упертость и зацикленность на некой идее… Сами понимаете. Осознав, что в ней сосуществуют две личности, Анна положит начало пути к выздоровлению, и он, Ребиндер, излечит ее от недуга, ибо современная психиатрия обладает достаточными возможностями и т.д., и т. п.

Анна притворялась, что готова к сотрудничеству, она отвечала на все каверзные вопросы Синкоффа и терпеливо выслушивала Ребиндера, а психиатры изобретали все новые и новые тактические ходы, день ото дня хитроумным образом изменяя их последовательность. Поначалу она пыталась разгадать логику их атак, но вскоре запуталась.

Оставшись в одиночестве после очередного допроса, Анна плакала и упрямо шептала свое имя, она хваталась за него, как утопающий за соломинку, ведь у нее ничего не осталось, кроме этого имени. Ни мать, ни брат не приехали посмотреть на странную покалеченную девушку, выдававшую себя за Анну. В течение двух месяцев к ней приходили только инспектор Хольм и доктора-экзекуторы, да еще дважды ее посетил адвокат, разговор с которым получился коротким и сумбурным.

Гнетущая атмосфера палаты без окон и постоянный полумрак изматывали не хуже допросов. От медикаментов, которыми пичкали Анну по указанию психиатров, с каждым днем все хуже работала голова. Счет времени она потеряла примерно через три недели после того, как окончательно пришла в себя.

– Это препарат G-7, – сказал Хольм при очередном визите, показав маленькую зеленую капсулу. – Тут его называют «вспоминатель». А вот разрешение на его применение, – жестом фокусника он продемонстрировал носитель – безликую пластиковую карту. Нарочито медленно Хольм положил на стол ретранслятор и поднес к нему карту.

Из развернувшегося над ПГР документа взгляд Анны выхватил словосочетание «особо опасная преступница». Хольм уловил ее молчаливое возмущение:

– Покушение на членов семьи Кид относится к разряду политических преступлений. А в таких случаях для раскрытия заговора допустимо идти на крайние меры, и никакие гуманисты даже слова не вякнут в вашу защиту.

Он улыбнулся и положил капсулу на стол с медицинской аппаратурой.

– Доктора считают, вы всецело отождествили себя с баронессой Кид, ваша самоидентификация искажена. По правде говоря, я в этом сомневаюсь. Впрочем, я ведь не спец.

Он слегка наклонился и заговорщически произнес:

– G-7 – чудодейственное средство, оно погрузит вас в лабиринты памяти, можно сказать – утопит в воспоминаниях. Днем и ночью вы будете непрерывно думать о прошлом. Вы станете копаться в нем, как археолог, и найдете все, что позабыли. К сожалению, препарат вызывает слабость, головокружение, тошноту, рвоту… Но дополнительный дискомфорт может ускорить процесс.

У Анны перехватило дыхание.

– Подлец… – прошептала она.

Хольм только пожал плечами.

***

После того как в инъектор стали добавлять препарат G-7, состояние Анны ухудшилось. Голова раскалывалась, а горло похоже распухло, до того трудно стало пить. Руки и ноги сделались тряпичными, Анна больше не могла самостоятельно добраться до туалета. После еды рвало, она исхудала так, что пришлось перевести ее на внутривенное питание. Однако недели через три организм адаптировался к мерзкой отраве: тошнота немного уменьшилась, а к утру иногда и вовсе проходила.

И все же физические страдания были мелочью в сравнении с душевными. Все детские обиды, зарытые в подсознании, все забытые проступки, и даже самые невинные грешки – выбирались наружу и становились в очередь на освидетельствование. Иногда казалось – еще немного, и из черноты забвения всплывет личность коварной аферистки, рожденной на самом дне общества и покушавшейся на жизнь баронессы Кид.

К тому времени, когда суд принял решение о принудительном психиатрическом лечении, Анна впала в болезненное оцепенение. Она даже не спросила у Хольма, куда именно ее отправляют, но инспектор счел своим долгом сообщить: «Едете в райское местечко. Надеюсь, вернетесь оттуда настоящим ангелом».