Читать книгу До Луны и обратно - Юлия Табакарь - Страница 2

В далекой стране Чудландии в городке у подножия горы Край на улице Лелеанделя с давних времен стоял старый чугунный фонарь, похожий на знак вопроса. Обычный уличный фонарь, скажете вы. Как сто других фонарей на той же улице.

Но этот фонарь был особенным, потому что он светил ярче других. Спеша по своим делам, вечерами люди старались пройти именно по улице Лелеанделя, потому что она всегда была залита теплым желтым светом, и идти по ней было совсем не страшно даже в дождь и метель.

У старого чугунного фонаря был секрет, о котором не знал ни один человек. В нем жил светящийся нуом по имени Грайон из старинного рода Мумки.

Кто такие нуомы, спросите вы? Они похожи на людей, только очень маленькие. У них тонкая прозрачная кожа, похожая на фарфор, и яркие глаза цвета янтаря, а их сияющие на солнце волосы будто сотканы из золотых нитей. И есть еще кое-что, что делает нуомов особенными, – они умеют давать свет. Как лампочки. Только в сто раз сильнее.

Но вернемся к нашему Грайону. Он был молод – недавно ему исполнилось двести тридцать два года. Добрый, отзывчивый и веселый, рыжий нуом любил песни, стихи, гонки на стрекозах и сияющие рассветы.

По утрам Грайон просыпался, сладко зевал ровно три раза, затем со свойственной ему вежливостью говорил себе «доброе утро», вставал (по старинной традиции нуомов, с правой ноги) и приветствовал мир, говоря:

– Здравствуй.

Затем он варил горячий шоколад, жарил две круглые оладьи размером с грош и смотрел через большие окна своего домика-фонаря. Он видел, как внизу по дороге спешат люди, хлопают в полете красивыми крыльями бабочки, летают с ветки на ветку воробьи. Он открывал окно и слышал, как в воздухе жужжат мухи, привлеченные сладкими ароматами из соседней кондитерской, и как движутся стрелки городских часов (тик-так, тик-так), отмеряя время.

Устроить дом в старинном фонаре было отличной идеей. Стены от пола до потолка были стеклянными, и весь день, куда бы ни направилось солнце, оно освещало комнату. Внутри стояла кровать из веток и перины, набитой птичьими перьями. Напротив кровати было кресло канареечного цвета, накрытое пахнущим лавандой клетчатым фиолетовым пледом. В углу ждала своего часа мандолина. Ее изготовил когда-то отец Грайона из скорлупы грецкого ореха и тонкой липовой палочки. Струны были сделаны из кошачьих усов, благодаря чему мандолина практически мурлыкала. Грайон часто играл в ближайшем парке старинные песни нуомов – так, как их пела ему мать. Бабочки, стрекозы и жуки были его благодарными слушателями и одаривали бурными аплодисментами. А вот мыши старались держаться подальше от мурлыкающих звуков невиданного инструмента.

Нарушали покой Грайона только поезда, из-за которых старинный фонарь начинал слегка подрагивать, и студенты из университета неподалеку: вечерами веселые компании друзей частенько сидели на скамейке под его фонарем. По правде сказать, Грайон любил, когда они приходили: их звонкий смех был ему приятен. Грайон с любопытством наблюдал за ними, оставаясь незамеченным. Великаны были на него похожи. Только гораздо больше по размеру. И свет они давали как-то иначе – через слова, объятия и улыбки.

Каждый день Грайон делал этот мир светлее. Весь день нуомы вбирают в себя солнечный свет, а потом, в темноте, светятся, словно тысячи маленьких солнц. Жаль, что Грайон был последним нуомом на Земле.

***

Вот и в это утро Грайон сел в мягкое кресло канареечного цвета и, прикрыв от удовольствия глаза, выпил горячий шоколад. Напиток был сладким и тягучим, как счастье. Вдруг раздался стук в дверь.

Грайон повернул голову и увидел за стеклянной дверью шелковичную бабочку – свою приятельницу Жужу. Иногда она прилетала к нему, и он угощал ее крошечным кусочком яблока, а она рассказывала ему о том, что видела, пока порхала по окрестностям.

И на сей раз Жужа не отказалась от лакомства. Присев на крошечный табурет, она, зная о своей красоте, кокетливо сложила прекрасные крылья и поведала новость: в городе новый мэр. Он хочет сделать город красивым и чистым.

– Какая чудесная новость! – обрадовался Грайон. Он любил порядок и надеялся, что теперь на городских клумбах будет много цветов.

– По этому поводу на шестой день после полной Луны мы устраиваем праздничный вечер на клумбе возле реки. Каждый может прийти с кем-то из своей стаи.

Грайон загрустил, и это не укрылось от бабочки.

– А правда, что ты последний нуом на Земле? – тихо спросила Жужа.

Грайон глубоко вздохнул.

– Так и есть. На свете больше не осталось ни одного нуома со времен Великого Исхода. Когда-то мы дружили с людьми и называли их «великанами». Мы ведь похожи с ними, как две капли воды: большая и маленькая. Нуомам не приходилось скрываться. В городах у нас были целые кварталы. Мы вели хозяйство и даже нанимали великанов для обработки земли и строительства домов, а те обращались к нам, чтобы перебрать крупу, сделать тонкое украшение или найти мелкую пропажу. Иногда быть маленьким – очень удобно. Нуомы своими светящимися пальцами создавали дивные золотые украшения тонкой работы, превосходные цветочные джемы, фиалковые пирожные… Не было на свете искуснее кондитеров и ювелиров!

– Но как вышло, что ты остался на Земле один и что за Великий Исход? – напомнила Жужа.

– Когда я был маленьким (мне было тогда лет сто, не больше), мы жили на набережной, у самого берега реки. Однажды холодным зимним утром в нашем квартале появился великан по имени Иван Курильский с черными бакенбардами по последней моде. Он слыл очень деловым фабрикантом, у него были бумаги на снос всего нашего квартала. Нас выгоняли из собственных домов. В тот же день тысячелетние дома нуомов разрушили за пять минут. Никогда не забуду, как плакала мама, глядя, как наш дом превращается в щепки и битое стекло. В домах нуомов всегда было много стекол – от пола до потолка, ведь мы так любим солнце. Еще много дней, если кто-то ходил по нашему кварталу, под башмаками хрустели разноцветные осколки вперемешку со снегом.

Нам обещали построить новые дома, если мы будем работать на кондитерской фабрике того самого Ивана Курильского. Всем известно, что нуомы – превосходные кондитеры. Но наши конфеты с тончайшими вафлями, нугой и нежным бисквитом оказались никому не нужны, потому что мы делали их слишком медленно, а конвейер крутился слишком быстро…

Так тысячи нуомов остались без крова и еды. И они ушли – прямо по снегу, в мороз и метель, оставляя маленькие следы, которые быстро заметала злая метель. Я был любопытным и любил сладости. Когда мой народ уходил, никто не знал, что я исследую запасы на кондитерской фабрике… Я оказался под завалом из миндаля. Меня спасла старая мышь. Какое-то время я жил в ее норе, она кормила меня кусочками фруктов и сухарей, но вскоре заметила, что я становлюсь все более прозрачным. Мне нужен был солнечный свет. И тогда она вызвала таксострекозу и сказала, чтобы я летел жить в старом фонаре на улице Лелеанделя. Он давно не работал. Так я и поселился здесь. С тех пор прошло много лет, и я больше никогда не встречал ни одного нуома. Должно быть, они все погибли в той метели.

– Какая печальная история! – вздохнула Жужа. – Неужели великаны не пожалели о том, что выгнали нуомов?

– Когда нуомы ушли, в городах по ночам стало совсем темно, и людям пришлось ставить больше фонарей. К этим фонарям стали слетаться мотыльки и бабочки – и… гибнуть.

– Да, Грайон… Свет лампочек опасен для нас. Но твой фонарь светит как-то иначе и никогда не становится горячим.

– Ты права, Жужа. Свет нуомов создан, чтобы заменить солнце, когда ночью оно скрывается на небе.

Жужа спросила:

– Раз великаны выгнали нуомов, зачем ты даришь им свой свет?

– Затем, что нуомы рождены, чтобы давать свет. Запирая в себе свет, мы умираем.

На глаза нуома навернулись янтарные слезы, но он быстро смахнул их. Грустить было некогда: пришла пора приниматься за работу.

Когда Жужа улетела, Грайон начал чистить стекла своего домика-фонаря. Его фонарь должен был давать много света, чтобы проходящим мимо великанам хотелось делать большие и добрые дела.

А когда наступила ночь, нуом лег на свою кровать и закрыл глаза. Постепенно все его тело становилось все более прозрачным, и сквозь оболочку начинал сочиться естественный теплый свет. Нуом светлел все больше, и наконец, весь превратился в свет, словно лампочка. И был он, как маленькое солнце или звезда. На его прозрачном лице сияла счастливая улыбка. Да что там – он был по-настоящему счастлив!