Читать книгу Межгорье - Юлия Устинова - Страница 7

Теперь я знаю, что Андрей имел ввиду, говоря “завтра пятница”.

По пятницам у Боголюбовых что-то вроде женского дня, когда приезжают девушки, которые убирают бунгало. Оказывается, они работают по совместительству и берут ночные смены. Днем – горничные, а ночью…

Моя комната располагается как раз над крышей пристройки, где спит Андрей. Но вчера у него было шумно.

Та женщина, Татьяна, кажется, осталась у него на ночь. Почти до полуночи я слышала ее мелодичный голос и звенящий смех с крыльца или из открытого окна – точно не поняла. У меня самой довольно низкий тембр. Не бас конечно, но говорить как та девушка – мягко и ласкающе, не получится. Про фигуру – вообще молчу. Я худощавая, и при росте метр семьдесят пять всегда выглядела неуклюжей и угловатой. Наверное, поэтому меня так зацепила эта рашн-версия Мэрилин Монро. И, хотя она Андрею явно в пупок дышит, очевидно, что ему это нравится.

Что до Клима… Сразу после ужина он принял душ. Я слышала, как наверху лилась вода, пока убирала со стола, но видеть – не видела. Днем он хотел поговорить, даже дождался пока из кухни уйдет его отец, только я не стала его слушать и пулей вылетела вслед за Андреем.

Не знаю, как относиться к этому парню.

Сначала я считала его неразговорчивым и нелюдимым, а теперь один его вид вызывает необъяснимую дрожь в моем теле. Это и тревога, и возбуждение – все вместе. Ночью я даже думала о том, что бы случилось, если бы в доме не было Андрея. Смогла бы я остановить Клима? Без понятия. Уверена, он переломает мне ребра, даже если просто ляжет на меня. Однако вторую девушку – я не запомнила ее имени, похоже, такой расклад не пугает. Я видела, как она поднималась вечером в домик на дереве.

И, по-хорошему, мне бы радоваться, только внутри что-то скребет. Это и не ревность, и не зависть… С чего бы мне ревновать совершенно посторонних мужчин? Не понимаю, что со мной, очень сложно объяснить столь противоречивое чувство. Ведь после того, как поступил со мной Кирилл, я должна шарахаться от каждого встречного парня, но Боголюбовы – оба – вызывают какие-то особенные ощущения. То до чертиков пугают, то волнуют так, что все внутри содрогается. Может быть, во всем виновато само это место, дикая природа, отсутствие людей поблизости или то, что теперь у меня появилось слишком много времени для размышлений.

Представляя, чем вчера занимался мой работодатель с Татьяной и Клим с другой девушкой, я прокалываю иголкой кончик указательного пальца и вскрикиваю.

– Что ты там делаешь, рукодельница? – спрашивает Андрей, вытирая руки полотенцем.

Он пришел пару минут назад – как раз к обеду, и понятия не имеет о том, что творится в моей голове.

– Хочу перешить фартук, – посасываю палец, поднимая взгляд на мужчину.

На секунду Андрей подвисает, глядя на мой рот и палец, а затем как ни в чем не бывало садится за стол.

– Если что, у меня есть швейная машинка, – говорит он.

– Швейная машинка? У тебя? – я встаю и убираю фартук на подоконник, чтобы вернуться к нему позже.

– Да, иногда приходится перестрачивать шлейки для собак, ну и так – по мелочи.

– Ты умеешь шить? – удивляюсь я.

Когда мы жили в Кириллом, он не то что шить, он тарелку за собой боялся в мойку убрать или носки подобрать.

– Да, – кивает Андрей с кривой улыбкой, – я как кот Матроскин. Что на обед? Пахнет вкусно.

– Рассольник, – сообщаю я, открывая крышку кастрюли.

Что бы я там себе не думала, пятничный визит двух девушек меня успокоил. Андрей с Климом точно не маньяки, во всяком случае, те девушки на утро были живы и здоровы. Утром я слышала голос Татьяны, когда проснулась. И даже нарочно не спускалась вниз какое-то время, чтобы не мешать им с Андреем пить кофе. Но в доме было тихо. Либо я просто не слышала их, когда они завтракали ни свет ни заря.

Но стоит только Климу появиться на кухне, как я вся внутренне съеживаюсь. Лицо обдает жаром. В голове сразу вспыхивают его слова. Конечно сейчас я реагирую на них с относительно холодной головой и снова думаю про себя: “Ну что за мужлан?” Но вчера, в той комнате… Я помню те несколько мгновений, когда признание парня не казалось мне чем-то грубым и непозволительным. Это было… горячо.

Ставя перед Климом тарелку, я раплескиваю суп. Рука дрогнула в самый неподходящий момент, когда парень откинул отросшую челку и посмотрел на меня так пронзительно, что я растерялась.

– Извини, я сейчас все… – бросаюсь к мойке, собираясь взять тряпку. Клим приподнимает над столом тарелку, чтобы я могла вытереть под ней. – Давай я в другую перелью, – тоже беру тарелку.

Но, прикоснувшись к его грубым пальцам, одергиваю руку.

– И так сойдет, – говорит парень, снова смахнув челку в сторону.

– Вик, а ты стричь умеешь? – спрашивает Андрей.

– Стричь? Волосы? – отходя от стола, чтобы бросить тряпку, показываю на свою голову.

– Да, – прижав к груди полбуханки, Андрей отрезает толстый ломоть и протягивает его сыну. Я забыла нарезать хлеб. – Клим оброс, не мешало бы его подстричь. Я так подумал, если ты шить умеешь, то, может, и еще много чего, – иронизирует мужчина.

– Просто я швея по образованию.

– Вон оно что, – тянет Андрей. – Ну, может, попробуешь? У женщин это всяко лучше получается. Я же сам его стригу, – мужчина показывает пальцами ножницы, – как барана.

– Как валуха, – цедит Клим, двигая желваками.

И он то ли хлеб так тщательно пережевывает, то ли выражает свое недовольство.

Андрей как-то подозрительно откашливается.

– Валух? Это… кто? – спрашиваю я, глядя на старшего.

С младшим я пока не готова разговаривать.

– Так называют холощеного барана, – объясняет Андрей. Я непонимающе хмурюсь, и он исправляется, – кастрата. Это шутка, Вик, – улыбаясь, мужчина демонстрирует мне свои хорошие зубы. – Мы так общаемся, мужские приколы, не заморачивайся. – Ты подумал… насчет Магеллана? – теперь Андрей обращается к сыну иным тоном – осторожно. – Можем сделать это завтра.

– Нет, – отрезает Клим, глядя на отца.

Из-за нависшей челки я толком не вижу его глаз, но, будто бы, Клим чем-то расстроен.

– Он мучается, ты же понимаешь, – качает головой Андрей.

– Это надо сейчас обсуждать? – бормочет Клим.

– Я уже несколько раз тебе говорил, – хмурится Андрей. – Надо решать. Надо.

Виснет напряженная тишина.

Мне становится неловко.

Наверное, я должна выйти, чтобы мужчины выяснили свой вопрос наедине, но мне не дают покоя слова Андрея про старика-бладхаунда.

– Он… что… болен? – тихо спрашиваю.

– Он очень болен, – отвечает Андрей.

– Спасибо. Я сыт, – так и не доев, Клим поднимается из-за стола, скрипя стулом по деревянному полу, и выходит из кухни.

Он впервые сказал “спасибо”, но понятно, что это не мне адресовано. Клим злится на отца. Или просто психует. Кто его разберёт?

– Блин… – с тяжелым вздохом Андрей откидывается на спинку стула. – Это его любимый пес, он с ним большую половину жизни.

– А ничего нельзя сделать? Ты же ветеринар.

– Нет. К сожалению. Тут даже ветеринаром быть не надо. Разве ты не видела его глаза?

Я киваю, вспоминая, как сложно смотреть в глаза бладхаунду. Хочется сразу отвести взгляд – такое ощущение, что пес смотрит прямо в душу и просит, даже умоляет о чем-то.

Теперь понятно, о чем…

– Очень жаль, – не знаю, что и сказать.

– Я бы уже это сделал, – говорит Андрей, – но последнее слово всегда за хозяином. Этот пес слишком много для него значит.

Я прикидываю, сколько лет было Климу, когда у него появился Магеллан – лет семь-восемь. Конечно парень в трансе. У меня никогда не было ни кошки, ни собаки, и то сердце кровью обливается за бедного пса.

– Ну вот, ничего не ели, – я ухожу от грустной темы, заметив что и Андрей толком не поел.

– Оставь на ужин. Не пропадать же такому добру, – говорит мужчина, вставая из-за стола. – Вик, и насчет твоих парикмахерских услуг, я могу на тебя рассчитывать или как? – он внимательно меня разглядывает.

– Я же сказала, что не умею, – пытаюсь отмазаться.

Сама мысль о том, что я буду стоять рядом с Климом, касаться его, перебирать его волосы, снова поднимает внутри волну противоречий.

– Да ладно тебе. Заодно и помиритесь, – добродушно тянет Боголюбов. – Мы же одна команда, в конце концов.

– Я с ним не ругалась, – замечаю я. – Просто я…

– Все нормально, – Андрей разводит руками. – Ты девушка, он парень – я все понимаю.

Я таращу глаза на него.

– Что ты понимаешь?!

– А чего ты так напряглась? Я же тебя всего лишь просил о стрижке. Я реально не умею. Сам в деревне стригусь, у одной местной. Клим у нас не любит ездить в деревню. Веришь – нет? Вот что-что могу, а это – терпеть ненавижу. Или ты думаешь, я строю какие-то козни? Или… что? – Андрей пытается прочитать мои мысли. Я молчу. – Ну хватит, Вик. Мой парень погорячился, сболтнул лишнего… Хватит дуться, ну? Ты же взрослая.

Андрей улыбается и хлопает глазами, явно дурачась.

– Ладно. Только за результат не ручаюсь, – предупреждаю его.

– Лады, – кивает мужчина.

После ужина мы с Климом выходим на веранду. Парень усаживается на стул, а я, стоя позади, нерешительно разглядываю его спину и плечи. И прежде, чем приступить к стрижке, беру с перил простыню и встряхиваю ее, чтобы расправить.

– Это еще зачем? – хмурится Клим, когда я накидываю ее на плечи парню.

– Чтобы волосы на тебя не падали.

– Да ладно, – усмехается Клим. Стащив с себя простыню и скомкав ее, он бросает ее на перила. – Я целый день хожу в шмотках, обляпанных собачьей       шерстью.

– Ну как знаешь, – я пожимаю плечами, начиная его расчесывать. Волосы у парня густые и непослушные, с вихрами, на кончиках слегка закручиваются и достигают линии челюсти. – Приподними голову. Вот так, – аккуратно беру его за виски. – Если честно, понятия не имею, с чего начать, – нервно посмеиваюсь.

– Просто убери тут, там… не знаю, – Клим дергает волосы спереди и по бокам.

– Мог бы попросить об этом свою девушку, – вылетает у меня.

Приходится даже язык прикусить.

Отделив небольшую прядь с левой стороны, я оттягиваю ее и состригаю сантиметра три.

– У меня нет девушки.

– Ясно, – бормочу я, проделывая то же самое с другой прядью.

– Это проблема для тебя? – спрашивает Клим.

– В чем проблема?

– Что я был вчера с другой?

Я рассекаю ножницами воздух в опасной близости от его виска.

– Клим, ты опять?! Я сейчас отрежу тебе ухо! – угрожаю ему.

– Если ты скажешь, что тебе не нравится, она больше тут не появится, – со странным покорством произносит парень.

Сложив руки на коленях, он выглядит паинькой, хотя вчера очень разозлил и даже напугал меня так, что я хотела сбежать.

Не знаю, как реагировать на слова Клима. Похоже, я и правда ему понравилась, но то, как он это показывает – мрак какой-то.

– Кто я такая, чтобы говорить тебе такое и что-то запрещать? – снисходительно говорю я.

– Пока никто.

– Я смотрю, ты очень в себе уверен?

– Кто? Я? – удивляется Клим, оглядываясь. Я сразу же фиксирую его за виски и разворачиваю обратно. – Просто… Фак. Я же обещал отцу, что больше не буду тебя лечить на эту тему.

Его слова заставляют меня улыбнуться.

– И замечательно. Будь добр, держи свое обещание.

– Можно еще раз? И я больше не буду, – нетерпеливо просит Клим. Совсем как ребенок, которому что-то запрещают.

Я закатываю глаза.

– Ну что еще?

– Я трахал ее, а думал о тебе, – самодовольно заявляет этот оболтус. Я дергаю за волосы, и парень стонет: – Ай!

– Так тебе и надо! – хочу его пожурить.

– Ты больше не боишься меня? – снова спрашивает Клим.

Я растерянно моргаю.

– Кто тебе сказал, что я тебя боялась?

– Твой запах, – отвечает парень хрипло. – Но ты и по-другому пахла.

Я качаю головой.

– Что ты несешь? Нормально я пахну!

– Да. Охуеть можно, – дьявольски шепчет Клим.

– Заткнись! – одергиваю его.

А мои щеки против воли уже горят от столь примитивного комплимента. И, скажи это кто-то другой, я бы разозлилась, но, кажется, Боголюбов-младший иначе просто не умеет.

– Это значит, ты на меня не злишься?

– Это значит, хватит болтать! Ты мне мешаешь!

Минут через пятнадцать я заканчиваю стричь этого наглого мальчишку. На полу разбросаны его волосы, да и сам он ими усыпан, хотя я старалась действовать аккуратно.

– По-моему, раньше было лучше, – держа руки на бедрах и обходя парня, делаю вид, что разглядываю его голову.

В то время, как мой взгляд сразу же приковывается к рельефу его тела, пробегает по грудным мышцам, задерживается на его чертовых кубиках.

– Зато легче стало, – Клим трясет волосами, улыбаясь.

И, хотя его улыбка больше похожа на звериный оскал, в глазах читается благодарность.

– О! Совсем другой вид! – вскоре на веранду поднимается Андрей. – У Тары началось, – он кивает сыну. – На всякий случай, приготовлю инструменты.