Читать книгу Вираж судьбы - Юлия Знаменская - Страница 17

Они лежали рядом. Маша и Маша. Две Маши рожали в одной предродовой, одновременно корчась в затяжных и болезненных схватках. Изредка к ним подходила сонная недовольная акушерка Вера, чтобы измерить сердцебиение плодов. Уползая обратно в недра своей теплой берлоги, таившейся за белой пластиковой дверью, Вера бурчала: «Рано еще!» А добравшись до родильной кровати в соседнем пустом родблоке и прикрывая покрасневшие – то ли от ночного бдения, то ли от слез – глаза, она добавляла: «Рожать не умеют, а все туда же…»

Своих детей у Веры не было. Не сложилось. В основном потому, что не от кого. От Семена Николаевича, который жил у нее иногда, если жена скандалила и выгоняла его из дома, невозможно – у него уже три дочки, и, кажется, еще внебрачный сын. От соседа Женьки, заходившего иногда на жизнь пожаловаться, тем более – он пьяным не бывал только в больнице, когда лечил измученную печень. А больше и не было у Веры никого. Все-таки сорок стукнуло, да и красотой Вера не блистала никогда, даже во младенчестве, если верить ее матери. Единственная неразделенная влюбленность, тайная страсть, застывшая навечно в виде стопки толстых тетрадей, испещренных скошенными буковками признаний, закончилась плачевно – на выпускном ее любимый «В.» целовался у всех на глазах с другой девочкой, красивой и загадочной. А Вера рыдала в туалете, проклиная любовь, мужчин и собственную уродскую внешность. Акушерская практика из профессии постепенно начала превращаться в саднящую язву на жизненном пути. Кричащие роженицы все чаще смотрели ей вслед с оскорбительной жалостью, шестым чувством ощущая Верино клеймо нерожавшей самки. «Чему она тут их учить будет?!»

«Чему она нас тут…», – процедила сквозь зубы на очередной длинной схватке Маша, злобно посмотрев вслед хамской тетке сквозь спутанные волосы, прилипшие ко лбу. Боль разламывала спину на части и проползала к низу живота, цепляясь острыми крючьями за ребра. Машу предупреждали – третьи роды непредсказуемы, опыт не поможет, все равно придется мучиться как в первый раз. Мишка и Гришка родились легко, без разрывов и осложнений. Сыночки радовали Машу с самого начала, с первого крика, с первой улыбки. А дочка вот что-то решила повредничать, помучить маму. Пять часов схваток и никакого прогресса. Раскрытие три пальца – куда с ним «ехать»? Кесарево в Машины планы не входило. Полулежа на твердой кушетке, замурованная белым кафелем от пола до потолка, глядя в квадратик маленького замазанного краской окошка, она пыталась вспоминать вчерашний вечер. Домашний ужин, пироги с капустой, лицо вечно уставшего на работе мужа и двадцать четвертую серию «Ефросиньи». К сорока годам Маша поняла – счастье заключается в простом ежедневном благополучии. И никакие мечты про принцев не изменят этой истины. Она вышла замуж за одноклассника – настоящего дружбана, надежного парня, который своих не бросает. И не пожалела ни разу. И была счастлива. И в гробу видела прогулки под луной, стихи на розовых открытках и нижнее белье в подарок на восьмое марта. Один единственный поцелуй на выпускном вечере все ясно определил.

«Не обращай внимания, она каждый день слушает, как мы орем, оглохла, зачерствела, а иначе невозможно здесь работать» – рассуждала в перерыве между схватками другая Маша – коротко стриженная, с тонкими запястьями и лодыжками, выдававшими изящность прекрасного, еще юного тела, существующую будто бы отдельно от круглого необъятного живота. Первые роды в тридцать, без мужа и мамы. «Это сумасшествие!», – сказала бы Машина бабушка, будь она жива. Но бабушка умерла, выполнив главную миссию – поставив на ноги единственную внучку.  Маша неплохо водила машину, прилично разбиралась в компьютерном софте и сносно говорила на английском, французском и испанском. Она не просто стояла на ногах, но и резво бегала ими каждый день на работу, обеспечивая себе комфорт. Если бы не подкосивший ее карьеру роман с начальником, закончившийся неожиданной беременностью, Маша сейчас готовила бы новый проект в Греции, ощущая приятную прохладу морского бриза из распахнутого по-европейски уютного окна. Но случайности для того и существуют, чтобы переворачивать порядок вверх дном и превращать его в беспорядок. Маша выгнулась на схватке, закрыла глаза и попыталась не кричать хотя бы секунду. Тревожные мысли атаковали Машу, прежде чем утащить ее в полное забытье: «Зачем я это делаю? Я боюсь детей! Не знаю, что с ними делать?!» Если бы Вениамин Николаевич не остался у нее однажды, после того, как подвез с работы, ничего бы и не было. Сколько раз Маша собиралась разорвать эту ненормальную липкую связь, сколько раз пыталась строить с ним только деловые отношения. Даже однажды завела себе другого любовника, чтобы избавиться наконец от наваждения. Но не помогло. Никого лучше Вениамина придумать было нельзя. Он умел вскружить голову: прогулки под луной, стихи на розовых открытках и нижнее белье в подарок на восьмое марта.  Каждый раз, целуя его, обнимая, читая его нежные письма в электронном ящике, Маша понимала – это мерзко, порочно, и обязательно плохо закончится. Но вечно все неприятное правильное хочется отложить на потом, чтобы не портить приятное неправильное. Кто виноват, что Маша встретила его уже женатым? Он? Маша? Его жена?

О своей жене и сыновьях он никогда ничего не говорил. Со временем Маша начала думать, что их и не существовало никогда в природе. Просто Вениамин иногда хочет отдохнуть от всех, побыть один. Она внушила себе, что жена и дети – фантом, за который он прячется. Чтобы не усложнять отношения. Чтобы не быть обязанным. Чтобы не думать ни о чем. Она приняла его без попыток разобраться, безусловно и абсолютно бескорыстно. Как принимают осенью неизбежный дождь…

Две Маши лежали рядом в одинаковых проштампованных сорочках, на одинаковых выцветших кушетках и по очереди вскрикивали, мычали, орали, стонали. Вера проклинала их вой, их женское счастье, их мужчин, потому что у самой Веры этого ничего уже никогда не будет. Она не подозревала, что ее любимый «В.» сейчас, в это самое время, сидел в прохладном кабинете в кожаном директорском кресле за новеньким полированным столом. Заперев дверь, выключив все телефоны, закрывшись от любых попыток проникнуть в его логово, Вениамин Николаевич пил дареный американскими партнерами виски, размышляя над тем, как жить дальше. Жена Маша и любовница Машенька рожали ему детей, не подозревая, как тесно они теперь связаны с ним и друг с другом. Тугой узел неизбежных погрешностей судьбы затянулся на его шее, не оставив надежды выжить. Он вставал, бродил из угла в угол, натыкался взглядом на причудливую пепельницу из редкого тропического дерева, подаренную Машенькой, на фото жены Маши в обнимку с Гришкой и Мишкой, закуривал, гасил сигарету, снова закуривал. И плакал. От ощущения невыносимой безысходности…