Читать книгу Вираж судьбы - Юлия Знаменская - Страница 8

Обида

Оглавление

Мишка пришел из школы злой. Мамы дома не было, и даже кошка улизнула на соседский балкон наблюдать за голубями. Мишка закрылся в своей комнате, рухнул прямо в куртке на кровать и заплакал. Если бы мама оказалась дома, она обязательно бы его погладила сейчас по голове, повернула бы к себе, поцеловала в лоб и спросила: "Что случилось, Мишань?" А он бы молчал, как партизанская рыба, вмерзшая в глыбу льда. Мама стянула бы с него куртку, обняла и позвала бы есть щи со сметаной. А потом бы еще отрезала кусок яблочного пирога и налила свежего чая. И даже после этого Мишка не рассказал бы, как его сегодня унизила при всем классе ненавистная Тамара Игоревна, похожая на кикимору в своем вечно зеленом пиджаке и мешковатой юбке из той же зеленой мерзкой ткани. Она будто создана из змеиной кожи, будто сшита из крокодильих хвостов.


Отношения с классной не сложились у Мишки с первого же дня, с самого первого мгновения. Бывает так в жизни – биополя категорически не срастаются и все тут! Да и с английским у Мишки отношения всегда были напряженными. Тамара Игоревна спросила на том самом первом уроке "Ху из он дьюти тудей?" Мишка поднял руку и сказал: "Я". С тех пор англичанка принялась кромсать это его большое разноцветное "Я" во всю силу полномочий классного руководителя. Мама пыталась урегулировать конфликт, дипломатично задаривая Тамару Игоревну духами и конфетами, но та продолжала гнуть Мишкино «Я» в подкову.


И вот сегодня Мишка сдался. Все, больше он ни за что не переступит порога чертовой кикиморочной школы, ни за что! Если бы мама сейчас продолжала его успокаивать и допрашивать, обещая все возможные радости на свете, и даже кино, и даже пирожки с картошкой, Мишка все равно бы ей не рассказал, как Тамара Игоревна ударила его линейкой по губам и назвала отмороженным дебилом, которого не жалко продать на органы, исключая, конечно же мозг. "Этот твой орган, Стрельников, поврежден видимо генетически!" Весь класс засмеялся! И друг Андрей, и приятели по шахматной секции Спицын с  Григорьевым, и даже Светка Краснова!


"Все, это предел. Дебил, ну и черт с вами! Отмороженный, ну и пошло все к ядрене фене, останусь неучем и буду двор всю жизнь мести…" Так говорила соседка из второго подъезда, когда Мишка матери помогал снег сгребать и лед ломом долбить. Мама уже привыкла, а Мишке становилось горько, вся душа сжималась пружиной, хотелось гадость какую-нибудь сотворить, чтобы заткнулись злобные рты.


Если бы мама оказалась дома, она почувствовала бы недоброе на сердце Мишки, она бы отговорила, успокоила, утешила. Мама сильная и добрая. Она даже на отца зла не держала, когда ушел к другой. Плакала, болела долго, но простила. Если бы только мама оказалась дома…


Мишка решительно поднялся, вытер слезы и вышел во двор. Весеннее солнце полоснуло по глазам, словно лезвием. Мишка зажмурился, но все равно было больно. Сердце разрывалось от жгучей обиды. Взяв мамину метлу, он принялся яростно сгребать жидкую грязь с тротуара. Стиснув зубы, он мел двор, жесткие прутья громко скребли асфальт, возмущенно скрипели и хлюпали в мутной слякоти. "Посмотрим еще, кто дебил, погодите," – бормотал Мишка, – "Посмотрим, кто неучем станет"…


Мишка смотрел на метлу и вдруг представил Тамару Игоревну верхом на ней, летящую в небе с развивающимися на ветру спутанными волосами, в зеленом костюме, сделанном из змей и крокодилов, с морщинами и бородавками на лице. Она летела и кричала страшным покриком: "На органы продам, дебииииииилыыыыыы…" Мишка расхохотался, поплевал через левое плечо и принялся чистить с удвоенным старанием.


Вечером пришла мама и нажарила вкусной картошки с луком.


– Как школа? – спросила она.


– Все окей, – ответил Мишка, – проходили сегодня мозг!


– По анатомии?


– Нет, по английскому…


– Странно как-то, нас по-другому учили.


После ужина мама достала из буфета печенье и налила чаю.


– Ты знаешь, Мишань, мне так неловко. Я сегодня утром в магазине поругалась с одним типом, обозвала его грубо, хотя он не виноват был. Просто так чего-то тошно стало за жизнь свою тяжелую, сорвалась вот на случайном человеке. А он взял и прощения у меня попросил. Да еще вежливо так! Я прямо обмерла. За что вы, спрашиваю, прощение-то просите?! А он мне и говорит, что всегда прощение просит у женщины, если та не права. И ты знаешь, весь мой мрак как рукой сняло. Я его даже поблагодарила.

Мама жевала печенье и смеялась. А Мишка чувствовал, как его жгучая обида растворяется в этом чае и в этом смехе.


На следующий день Мишка подошел к Тамаре Игоревне и попросил у нее прощения. Она ухмыльнулась и снисходительно спросила:


– За что же мне тебя прощать, Стрельников?


– За то, что назвали меня дебилом, – по-военному строго отчеканил Мишка.


И тут англичанка действительно начала превращаться из кикиморы в человека. Оттенок ее зеленого пиджака смягчился, потеплел, налился травяным отблеском, и сама Тамара Игоревна засияла улыбкой Василисы Прекрасной. Поправив аккуратную высокую прическу, вздохнув о чем-то своем потаенном, она произнесла:


– Это я сказала сгоряча, Миша, ты вполне способен хорошо учиться. Будем над этим работать. Мир?


– Мир, – ухмыльнулся Мишка, мысленно пожав руку вчерашнему маминому знакомому.

Вираж судьбы

Подняться наверх