Читать книгу Творящая сны - Юлия Зубарева - Страница 7

В дом Лизавета не пошла. Озноб от прикосновений к ледяной глыбе не проходил и махнув Прохору, чтоб открыл дверь для химеры и ее потомства, она потянулась за бабушкиными часиками. Дело было нечисто, у нее такого не случалось еще ни разу, даже когда за брошкой ходила.

– Я с тобой.

Вениамин и не думал отпускать дрожащую от внутреннего холода сновидцу. Шагнул к калитке шаг в шаг с Лизой, все решив для себя и не ожидая согласия.

Баба Мила встречала у порога дома. Нарядная, с бусами и цветастым платком подпирала камнем дверь снаружи. В гости собралась или на свидание к ненаглядному своему Силуяну, никто даже спросить не успел. Лизе было все хуже. Холод пробирающий до костей не позволял сделать глубокий вдох. Приходилось дышать обжигающий воздух сквозь сжатые зубы, маленькими быстрыми глотками. Казалось, что теплый ветерок вечного полдня во сне несет мелкие льдинки и северную стужу. Как будто она босиком в пижаме сдуру сунулась в тридцатиградустный мороз и никак не могла из этого состояния выйти. Бабушка всплеснула руками, отпихнула ногой запорный камень, раскрыв дверь на всю ширь, скомандовала Вениамину:

– Чего телепаешься, давай бегом ее тащи. Ох ты ж леший-то. Лихоманку какую подхватила что ль? Я сейчас, я мигом.

Проскользнув перед Веней, что на руках занес Лизавету в дом, смахнула с лавки какие-то пучки травяные и стопку полотенец. Охнула, прижав горячую ладонь ко лбу окоченевшей внучки.

– Слушай меня служивый, да запоминай. Сейчас любое промедление такого вреда стоить будет, что не расхлебаешь. За печкой пошарь, там лопата деревянная для хлебов стоит – тащи сюда. Заслонку отодвинь, из печки чугунки достань, да на стол ставь. Куда голыми руками полез, ухват на что? Бестолковый какой мужик. У донышка подводи да приподнимай, все нормально хватается. Печь мне не выстуди.

Сейчас девонька моя, сейчас. Бабушка тебя в печку запихнет, на лопате испечет. Сглаз, худобу в трубу печную унесет. Сымай рубашку-то, пошевеливайся, и штаны свои шелковые. Куда руки тянешь, вцепилась она. Чего я у тебя не видела? Нету в наготе срама. Мужик твой баб видал голых столько, что ни в одной бане не моется зараз. Отдай, говорю рубашку, дура ты бестолковая.

Маланья с силой выдернула из рук Лизаветы пижамную рубаху, которой та пыталась прикрыться. Голая, жалкая, замерзшая до предела, она уже не понимала, что ей хотят добра, судорожно цеплялась за одежду, что не грела, но хотя бы как-то укрывала покрытое мурашками тело.

– Лопату принес? Да не то ты показываешь, ну как весло деревянное, да вот оно, клади давай на пол. А ты садись, коленки сожми, руками обхвати, голову меж коленей и локти, локти не растопыривай. Ох, бестолочь, хоть сама показывай. Уселась? Ну давай, помолясь в печку ее. Э-э-эх, взяли!

Беспрекословно подчиняющийся Веня, как заколдованный злой ведьмой, удерживал Лизу в противоестественной позе эмбриона на хлебной лопате. Обхватив руками, приподнял ее с пола, а сзади безумно хихикающая бабка подсовывала деревянную лопасть под попу и пятки. Огромный черный зев русской печи приближался стремительно и неотвратимо. Ее действительно попытаются запечь, как каравай, вместо того, чтоб помочь.

– Я тебе поору сейчас по мягкому месту. Ну-ка руки убрала быстро, веником получишь, не посмотрю, что выросла. Не трожь руками, обожжешься, да с лопаты не слезай, будет жопа горелая. Вот и ладненько.

Подавив сопротивление внучки на корню, Маланья с цирковой ловкостью подпихнула скрюченную страдалицу с шестка в зев печи и закрыла заслонку. Жар от подернутых пеплом углей и замкнутое пространство свода обволакивали горячим суховеем. Где-то сверху отодвинули вьюшку и у Лизы начали покалывать кончики обмороженных пальцев на ногах. Холодные мурашки бежали вверх по позвоночнику, раз за разом сдуваемые раскаленным воздухом. Пылали голени, обращенные к горнилу, и спина, что чуть-чуть не касалась железной заслонки. Чудилось, что и она светится малиновым жаром, но повернуть опущенную меж колен голову в этой печной утробе не было никакой возможности.

– Поддай, поддай хозяюшко! Уважь старушку. Не пожалей угольков-то! Шибче, шибче!

Раздавались вопли безумной бабки за каменной темницей. От криков ее угли, будто действительно, на них кто-то дул, начали разгораться: из черно-багряных с сизыми проплешинами пепла, превращаясь в алые, с белыми раскаленными трещинками и язычками пламени. Жар усиливался. Теперь стали гореть и плечи. Озноб от нездешнего, потустороннего холода отпускал свои когти. Ступни ощутимо припекало, еще чуть-чуть и Лиза задергается не в силах больше терпеть эту пытку, обжигаясь о свод и стены. Еще секунда и биться ей пойманной птицей о раскалённую заслонку.

– Бабушка, выпусти меня. Жарко!

– Вот, видишь и голос подала, а то притащил синюшную, краше в гроб кладут. Терпи, Лизка. Печной дух и не с такой немощью справляться обучен. До корки не поджарим, а остальное отвалится. Эх, годы мои не те, разобралася б этим супостатом, ишь че удумал. Девку мне заморить решил. Ну-ка подвинься солдатик, дай плесну для парку.

На секунду отодвинулась заслонка, внутрь нырнула рука с ковшиком и хлестким движением кисти мимо Лизаветы, прямо на угли, плеснула травяного взвара. Чуть коснувшись бока скрюченной в три погибели девушки, убралась обратно, задвинув заслонку на прежнее место.

Горячий пар с шипением заполнил все небольшое пространство свода, угли шипели рассерженными змеями, и Лизавета вдыхала травяной дух, обжигая гортань горячим мятным воздухом. Руки стали скользкими от пота, по спине потекли ручейки, мгновенно намокли волосы, облепили лицо, а она наконец осознав, что страшные сказки все врут, дышала, всхлипывая и не утирая слез.

Как будто с соленой водой выходило из нее это напускное колдовство, что прилипло в чужом сне. Осыпалось пеплом, смылось паром.

– Может, лучше в баню меня? Я уже готова вылезать. Мне лучше, правда! Баб Мил, выпускай!

– Сиди, кому сказала! Прыткая какая, собралась она. А ты не дергайся, а то следующим полезешь за суженой своей. Баню ей. Когда б я ее тебе топила? Пока прогреем, ты б уже окочуриться два раза успела, дура бестолковая. Хотя идея-то дельная. Шел бы ты, мил человек, баньку мне растопил. Справишься один, аль помочь попросить кого? Ну не кивай, иди тогда. За домом аккурат и увидишь, не промахнешься. Лизка, ты давай рассказывай, чего натворила, куда опять полезла, немочь бледная. Не молчи, а то жарку поддам, мало не покажется.

Когда Вениамин вынимал разомлевшую Лизавету из печных недр, все виделось уже не таким ужасным, как вначале. Широкая хлебная лопата, как лодка покачивалась плавно под попой, не позволяя раскаленному поду прикасаться филейной части. Горнило мягко светилось углями, и расслабившейся в конце экзекуции Лизе уже не казалось, что пальцы ног сейчас начнут покрываться волдырями и обугливаться от близости раскаленной топки.

Затекшую, не понимающую, как разогнуться из этого запеченного состояния девушку обернули в одеяло и так на руках в баню отнесли. Парить вениками и от сажи печной отмывать. Деликатное это дело бабушка мужчине доверять не стала. Донес, удостоверился, что все с внучкой гулящей нормально и вон из сна. Сороки на молодом ельнике трещали не переставая, похоже приехали за пакетом наяву, вот Прохор и попросил весточку передать. Канал связи через лешего у бабушки был налажен будь здоров. Шутка ли, с того света новости получать, да дружка проведывать в любое время.

Лизавета уплывала в сонную дрему, разморенная банным духом, согретая, многажды вспотевшая и чисто вымытая.

– Не спи Лизка! Негоже в чужом сне тебе нынче засыпать! Не смотри, что дом мой Муренка стережет, теперь только коза твой сон хранить может. Не пускай к себе чужих, двери не отворяй. За вещами своими пригляд имей наяву-то. Смотри, как упырь присосался – смертным сном тебя одолеть хотел вражина. Неспроста это девонька, ой неспроста. Вспоминай кому белье давала, чтоб еще и с кровями было. Через него тебя поймать решили, как хранительницу привязать, жизнь твою по минутке выпить.

Мы огнем ту связь порушили, но гляди крепко, по сторонам оглядывайся. Черное это дело, недоброе. Через покойника связь такую только и наладить можно. Коли вещи живого в гроб запрятать, то во сне будешь силу свою терять, пока сама за покойным не уйдешь. Кому такое непотребство только в голову пришло. Черная это ворожба, не отмоешься потом, сколько свечек не ставь. Исторгнет мир таку занозу, да может и поздно будет.

Ты меня слушай, да на ус мотай. Мусор за собой сжигай, не смей выкидывать. Вещи никому не доверяй, да сторожись девка. Второй раз вляпаешься, могет и не успеть помощь. Близехонько подобрались, кто-то рядом, что супостату передать твое мог.

– Я Витале давала вещи в стирку отвозить. Там и простыни были немножко с пятнами. Может он?

– Чего гадать, могет и он. Коли на одном попался, то и в прочем заляпаться мог. Как нынче узнаешь?

Вот узнать про это стоило. Лиза задумала, что Вениамина обязательно подключит, не постесняется гигиенических подробностей. Похоже поиски оставшихся бедолаг придется ему самому вести. Встрять еще раз в эту ловушку – спасибо наелась досыта.

– Это получается, что меня лично ждали? Знали, что приду и подготовились.

– Вот, наконец то через жопу и до головы дошло. Тебя душа моя и ждали, может не у этой девки несчастной, а по всем пропавшим раскидали. Чай простынка то не с носовой платок? Чтоб из дому не ногой, пока всю цепочку по звеньям не вытянете. Ты, радость моя, не за себя сейчас ответ держишь, а новый мир на огороде растишь. А ну как до дуба доберутся? Его сейчас повредить легче плюнуть. Молчи об энтом, чтоб ни одна душа даже знать не знала про наши дела. Пока в силу не войдет, будешь ты тише воды сидеть, да ниже травы. Итак ужо засветились на всю Ивановскую с дедом. Блогеры етить растудыть, что старый, что малая – один ветер меж ушей, да ума с горошину. Я Лизавет, молчала, покамест не прикипело, а тут слово мое такое будет. Чтоб никаких новых затей не смела даже думать! Пока хахаль твой разлюбезный вражину не вычислит сиди дома, да щи вари. Тоже вояка с одной стороны раскоряка. Как он с плечом таким тебя защитить то сумеет. У него пистолет хоть имеется? Я в телевизоре видала, что им положено при кобуре быть.

– Да найдется у него пистолет. Мне чего делать? Девченки такую интересную тему поднимают. Центр по сомнологии, я согласилась уже. Как людей подвести?

– Под монастырь тебя подвести девки хотят. Вот разберетесь за каким чортом жизнь твоя покойнику отдана была, так и хоть голышом пляши – слова не скажу, а пока одевайся и марш домой. Лексеюшку я сама предупрежу, чтоб сторожей поставил. Распустился старый хрыч, все ему мир да благолепие. Худо будет – в лес беги, тебя там и пешему ни конному не достать, а так домашний арест тебе. Чтоб ни шагу, ни носу за порог. Коли нужда какая во снах, то без Милки ни ногой, хотя чего с нее взять с козы бестолковой. Не распознала заразу, бестолочь рогатая, даром, что перерожденная. Все поняла или веником повторить по мягкому месту для вразумления? Иди ужо. Дела нынче лихие, не дадут бабушке отдыху и посля поминок отлежаться.

– Я поняла. Из дома ни ногой, про дуб ни слова.

– Ну хоть так, в куриных мозгах и три слова цельная энциклопедия.

Бабушка хлестнула Лизку при выходе из бане мокрым полотенцем по попе и та открыла глаза. Как у бабы Милы получалось так резво из сна ее выгонять? Даже подпрыгнула слегка на кровати. Ягодицы горели, как от настоящего удара. Вот тебе и сон в руку.