Читать книгу Дар Калиостро. Повести и рассказы - Юрий Быков - Страница 16

Ночью пришла весна. Смагин сразу понял это, проснувшись, – по звукам, которые заплывали с улицы. Еще вчера по-зимнему приглушенные, они сделались выпуклыми, яркими. И чириканье воробьев, и скрежет по асфальту дворничьей лопаты, и шум трамвая – все было непривычно звонко.

Лера уже встала и хлопотала над завтраком у стола. Смагин чмокнул ее в щеку и подошел к окну.

Светило солнце. Воздух над таявшими сугробами слоился и дрожал. Небо, словно вымытое, сияло голубой свежестью. Смагин распахнул форточку, и комнату наполнило ароматной прохладой, будто само небо просочилось внутрь. Подошла Лера, сзади обняла его. Они замерли у окна, завороженные этим торжеством весны, наступившим, как всегда, неожиданно.

Раздался телефонный звонок. Смагин снял трубку.

– Вам звонят из Администрации Президента. Мы хотим побеседовать с вами по важному вопросу. Сегодня в 13 часов вас будут ждать в бюро пропусков на Старой площади. И не забудьте паспорт.

Только теперь, связав этот звонок с последним своим сном, Смагин вспомнил все: и вчерашний день, и вечер в ресторане, и разговор с Нигеллой… Он оторопел, словно вошел в тупик. Разум отрицал всякую мистику, а внутренний голос нашептывал: "Это правда… Верь…" Замкнутый круг с вопросом – изумлением в центре: "Неужели такое возможно?"

– Алексей, что-то ты бледный, – сказала Лера. – Я у тебя в аптечке «Алка-Зельтцер» нашла. На, выпей.

И улыбнулась:

– Нельзя коньяк с шампанским смешивать!

"А ведь она ничего не помнит, – отметил про себя Смагин. – Как Нигелла и обещал… Да… Когда же, наконец, этот кавардак закончится?!" В следующую секунду Смагин смущенно посмотрел на портрет знатной ткачихи. Та, показалось ему, улыбнулась, и Смагин вспомнил главное: ведь Нигелла открыл, как выбраться из этой круговерти. Он повеселел: скоро уж!

По пути на Старую площадь Смагин решил не отказываться от работы над портретом Президента. Ну и что из того, что он, кажется, сам же и предложил свою кандидатуру? Разве он плохой портретист? И разве ему безразлично будущее? От одного только приглашения к такой работе повышается статус художника. А у него теперь семья. Нужно о многом позаботиться. И на все, как ни крути, необходимы деньги.

Из бюро пропусков Смагина повели куда-то по коридорам и переходам. Администрация располагалась в обширном здании бывшего ЦК КПСС, и везде, на каждом этаже, за каждой дверью, ощущалась атмосфера напряженного труда. Смагин понял, как наивен он был полагая, что Администрация Президента – это что-то наподобие канцелярии, где затачивают карандаши, заправляют авторучки и подшивают письма с обращениями граждан. Судя по выражению крайней озабоченности на лицах служащих, как раз такими пустяками они не занимались.

"Что же тогда они делают? Неужели думают за Президента? Или, точнее сказать, помогают думать… Но для этого вроде бы министры существуют. Кстати, у Правительства тоже есть какой-то «Аппарат». А там что делают?…”

Однако долго размышлять о предназначении российского чиновничества ему не пришлось. Провожатый – юркий человечек с пергаментной кожей на лысине – остановился у нужной двери. За ней была приемная. Провожатый передал Смагина величественной темноокой секретарше. Лениво оглядев его, дама указала на стул:

– Ждите.

Смагин прождал ровно пять минут, что показалось ему чрезвычайно вежливым со стороны того, кого звали Константином Львовичем. ("Константин Львович вас приглашает", – всколыхнулась грудью секретарша после сигнала из кабинета). Увы, на этом его положительные эмоции закончились.

Константин Львович Покачуев (фамилию Смагин узнал из таблички на двери кабинета) оказался высоким, поджарым молодым человеком. У него были холодные глаза, тонкие губы, а на лице стояла тень какой-то надменной улыбки.

– Присаживайтесь, господин Смагин. Собственно, не думаю, что разговор у нас будет длинным. Нам рекомендовали вас как одного из лучших отечественных портретистов, а поэтому мы решили предложить вам поработать над официальным портретом главы государства. Подчеркиваю – официальным. То есть тем, который вывешивается в государственных учреждениях и прочее, не мне вам объяснять. Ныне существующий портрет не совсем устраивает Президента… Надеюсь, вы понимаете, какая это для вас честь?

Смагин кивнул.

– Также думаю, вы понимаете, что говорить о каком-либо гонораре просто неприлично.

Он жестко посмотрел на Смагина.

– Костя, – неожиданно для себя самого сказал Смагин. – Не наглей…

Покачуев побледнел, и у него зло, по-лисьи заострилось лицо.

– Вы спятили, господин Смагин?

– Вовсе нет. Моя кандидатура одобрена Президентом. И что вы ему скажете после нашего общения? Мол, не договорились, потому что я решил не платить ему гонорара? Боюсь, он вас не поймет.

Смагину показалось, что выбранная им позиция неуязвима, и тем ошеломительней был ответ Покачуева:

– Подите вон! Мы не нуждаемся в ваших услугах!

"Как же я не сообразил, – спохватился Смагин, – ведь он может сослаться на то, что я заболел или уехал, или запил… Да на что угодно может сослаться…"

Смагин чувствовал сильную неприязнь к Покачуеву. Он отчетливо видел в нем человека жестокого и беспринципного. Ему вдруг показалось, что такие вот покачуевы здесь и правят бал…

Но насчет других – это только предположение, а конкретный Покачуев сидел напротив, и по его губам, выйдя из тени, гуляла презрительная улыбка.

– И вообще, господин художник, только что вы поставили крест на своем довольно благополучном будущем.

Смагин понял: в предстоящем сне он не будет смотреть в зеркало.

– А с чего вы взяли, что выйдет по-вашему? Не обольщайтесь, – сказал он вставая.

Дома было пусто – Лера на работе, а Нигелла… Смагин подошел к его комнате, толкнул дверь. Она открылась, и Смагина обдало запустением: паутина под потолком, на полу мусор, обои, отставшие от стен… Нигелла исчез, будто его никогда и не было.

В кармане забился мобильник.

– Леша! Лешенька! – услышал он радостный голос Зубаревой. – Ты просто супер! Мне сегодня позвонил один человек из Генеральной прокуратуры и сказал, что дель Рондо вычеркнул меня из своего списка! Как тебе удалось? Лешенька! Я твоя должница по гроб жизни!

– Оля, успокойся и послушай меня внимательно. Да, тебя не тронут, но ты должна будешь оставить все свои дела. Понимаешь? Все! Я обещал. Считай, что ты как работник вредного производства раньше срока вышла на пенсию.

– Уж лучше как балерина, – хихикнула Оля.

– Не возражаю.

– Леш, но перед тем, как я отправлюсь на пенсию, давай одно доброе дело сделаем…

– Это какое же?

– А что, если поучаствовать в судьбе еще кого-нибудь из того списка? Ну, Свистунова, например. Не за «спасибо», конечно. Представляешь, как можно заработать!

– Зубарева! – взвыл Смагин. – Ты неисправима! Ты даже не слушала меня!

– Лешечка, я тебя слушала. Не хочешь, ну и не надо. Ты только хорошенько подумай…

– Все, Зубарева! – перебил ее Смагин. – Или ты тихо проживаешь свои богатства, а их у тебя еще и внукам хватит, или… или пеняй на себя!

Смагин нажал на кнопку отбоя.

Ночью, во сне, он общался с Покачуевым, и это был совершенно другой человек. Смагин, конечно, не рассчитывал увидеть Покачуева таким же, как на Старой площади – холодным и надменным.

И все-таки…

Человек, с которым он общался теперь, был скромен, учтив, и во взгляде его сквозило искреннее уважение к собеседнику. Смагину – президенту вспомнилось даже известное изречение "Без лести предан". Однако он сразу осекся, сознавая, что этот девиз с дворянского герба никакого отношения к искусному лицедею Покачуеву не имеет.

Смагин спросил:

– Отчего это вы – руководитель столь высокого ранга! – лично озаботились моим портретом? Вам не хватает подчиненных?

– Поскольку речь идет о написании не просто вашего портрета, а официального портрета главы государства, я посчитал, что мой долг взять руководство в этом важнейшем деле на себя.

– Ну, и каковы успехи?

– Видите ли… художник Смагин отказался работать.

– Почему?

– Его не устроил гонорар.

Смагин пристально посмотрел на Покачуева. У того было невозмутимое лицо.

– А я имею сведения, будто вы вообще не предложили ему гонорара… Кстати, не пойму, по какой причине? Неужто вы опустились бы до того, чтобы прикарманить его деньги? (А чем черт не шутит?! – промелькнуло у Смагина в голове.) Во всяком случае, вы обманули меня, Константин Львович!

Покачуев побледнел. В глубине его глаз замерцал страх. Но он устоял, не дал ему себя одолеть.

– Я и в самом деле гонорар не предлагал, – сознался Покачуев. – И, поверьте, глубоко сожалею о том, что вынужден был сказать вам неправду. Именно вынужден. Чтобы объяснить почему, позвольте начать с примера. Выдающийся художник Бродский, писавший Ленина, или другой мастер – Налбандян, создавший не один портрет Сталина, думаю, вряд ли требовали вознаграждения за свои работы. И не потому, что деньги им были не нужны, а потому, что относились они к этим выдающимся личностям с огромным уважением. Они, как и весь народ, любили их, а деньги… Деньги всегда унижают высокие чувства. Но ведь и наш народ любит вас ничуть не меньше! И Смагин как частица этого народа должен был бы оскорбиться, заговори я с ним о деньгах… Так я думал, а потому и не предложил никакого гонорара. Однако я ошибался. Первым делом господин Смагин потребовал денег… Есть в русском языке слово такое – отщепенец. Очень выразительное, хоть и затертое советской пропагандой. К Смагину оно подходит наилучшим образом. Как видите, говорить об истинных причинах отказа Смагина – досадно. И стыдно. Не за себя – за него! Я потому и решился на неправду, чтобы не огорчать вас. Мы найдем другого, по-настоящему достойного художника…

"Вот слушаю его, – думал Смагин, – и верю: художник Смагин – сволочь, а народ любит своего президента. Удивительный он все-таки прохвост, этот Покачуев! Хотел уволить, да вся злость куда-то подевалась. Ладно… Все равно я выхожу из игры. Пусть живет…"

– Вот что, – остановил его Смагин. – Другого художника не надо. Завтра же свяжитесь со Смагиным и договоритесь о гонораре. Вам все ясно?

Покачуев коротко кивнул.

– Тогда можете идти.

У самых дверей Покачуев развернулся и, пронзительно глядя в глаза Президента, сказал:

– Еще раз прошу меня извинить.

В 12 часов следующего дня Смагин сидел в приемной Покачуева. Волоокая секретарша показывала ему листок с обозначением суммы гонорара. Сумма была более чем достаточная.

К Покачуеву его так и не пригласили.