Читать книгу Дело, которому ты служишь - Юрий Герман - Страница 16

Одна Варвара понимала решительно все, хоть и не занималась медициной. Удивительно она умела слушать и улавливать все самое главное для него, то, чем он жил, что мешало ему спать, что радовало его и печалило. Не зная Полунина и Ганичева, она считала их великими людьми. С Нюсей после того, что рассказал ей Володя, поздоровалась чрезвычайно сухо. А в своем техникуме постоянно делилась сведениями об успехах вообще медицины и, в частности, оперативной хирургии. И это было не потому, что так думал Володя, а потому, что так думала она, слушая его вдохновенные, диковатые и счастливые речи.

Случилось это так: как-то в воскресенье они вдвоем поехали на толкучку порыться в книжном развале. Там бывали недурные книжки. Покуда Володя рылся в старых книгах, Варя нырнула куда-то вбок и замерла от счастья. Под жарким полуденным солнцем, возле старого ковра, на стульчике сидела дама. «Какая-нибудь бывшая графиня», – подумала Варвара. Дама курила из длинного тонкого мундштука папиросу и торговала удивительными вещами: были тут и корсет, и страусовые перья, и какая-то штука, про которую дама сказала, что «оно – боа», и две кофейные мельницы, и поддельные жемчуга, а самое главное – здесь был череп, настоящий человеческий – желтенький, аккуратный череп.

– Почем за эту вещь? – спросила Варвара.

– Мадемуазель интересует череп? – спросила «графиня» и пальцами в митенках постучала по желтому затылку.

– Меня-то вообще интересует скелет в сборе, целиком, – сказала Варя. – У вас случайно нет?

– За кого мадемуазель меня принимает! – воскликнула «графиня». – Скелет в сборе. Где вы можете получить скелет в сборе?

– Завозят в магазин учебных пособий, но только по безналичному расчету, и учреждениям, – рассказала общительная Варя. – А я не учреждение, а частное лицо.

– Да, частным лицам сейчас нелегко, – согласилась «графиня».

Череп Варвара купила. Внизу у него оказалась пластиночка с надписью – это был кому-то от кого-то подарок.

– Может быть, мадемуазель интересуется еще страусовыми перьями? – спросила «графиня».

– Мадемуазель не интересуется ни страусовыми перьями, ни кольцами в носу, ни человеческими скальпами, – сурово заявил вынырнувший из толпы Володя. – Мадемуазель не осколок разбитого вдребезги, а комсомолка. Пошли, Варюха!

Череп Варя завернула в газету, и Володя до самого дома не знал о подарке. Все карманы Володиного пиджака были набиты книгами и брошюрами. Одну, самую тоненькую, он держал в руке и все время ее перелистывал. Дома, измученные толкучкой, пылью, воем граммофонных пластинок, они попили воды из крана, водрузили череп на верхнюю полку этажерки и сели читать шутливую исповедь Карла Маркса.

– Погоди, я тебе лицо вытру, ты весь мокрый! – сказала Варвара.

Она очень любила приводить Володю в порядок. Ей нравилось, когда у него была оторвана пуговица или когда обнаруживался грязный платок. «Какие вы, мужчины, недотепы! – говорила она в таких случаях. – Ничего-то вы не умеете. – И прибавляла: – Кроме отца. Он все умеет. Моряки – такой народ!»

– И воротничок у тебя грязный! – сказала Варя.

– Отстань! – велел Володя.

И спросил, глядя в книгу:

– Ваше представление о счастье, Степанова Варвара?

– Сильная, навечно взаимная любовь! – покраснев, но бойко и громко ответила Варя.

– Садитесь, неудовлетворительно.

Она попыталась заглянуть в книгу, он ее оттолкнул.

– Знаешь, ничего особенно шутливого я здесь не нахожу, – сказал Володя. – Просто, наверное, ханжам это не по вкусу, вот они и объявили исповедь шуткой. Вдумайся, если твои умственные способности тебе позволят…

Володя читал, Варвара слушала, слегка приоткрыв рот, розовая, простодушная, с большим бантом на макушке, совсем еще девчонка.

– Достоинство, которое вы больше всего цените в людях? – спрашивал Володя и отвечал: – Простота! В мужчине? Сила. В женщине? Слабость!

– Я не слабая! – сказала Варя. – То есть не очень слабая…

– Ты не слабая? – спросил Володя. – Это даже смешно, Варька! От вида лягушки, да еще безобидной, древесной, визжишь!

– На ней не написано, что она древесная, а глаза все равно выпученные.

– Она сильная! – сказал Володя. – Посмотрите на нее все, на эту сильную. Противно слушать.

И вдруг Володя ахнул.

– Ты вдумайся! – сказал он. – Вдумайся! Вопрос: ваша отличительная черта? Ответ: единство цели.

– Колоссально! – произнесла Варвара.

– Грандиозно, а не колоссально. Теперь: ваше представление о счастье – борьба! Борьба, понимаешь, Варюха, борьба, вот оно в чем счастье. Теперь: ваше представление о несчастье – подчинение…

– А вот я тебе во многом подчиняюсь, – сказала Варя, – и не вижу в этом особенного несчастья…

– Ты же не так мне подчиняешься, – сурово ответил Володя. – Ты интеллектуально мне, Степанова, подчиняешься.

– Дурак!

– Не дерзи, ничтожество…

Тетка Аглая из другой комнаты крикнула:

– Перестань, Владимир! Опять доведешь ее до слез.

Но они не слышали, они читали, сидя рядом – плечо в плечо.

– «Недостаток, который внушает вам наибольшее отвращение? Угодничество. Ваши любимые поэты? Шекспир, Эсхил, Гёте. Ваш любимый цвет? Красный. Ваше любимое изречение? Ничто человеческое мне не чуждо. Ваш любимый девиз? Подвергай все сомнению…»

Вошла Аглая, остановилась у двери, она недавно приняла душ, густые черные волосы отливали мокрым глянцем.

– Какие-то вы оба очень симпатичные, – сказала она. – Но только еще глупые.

Села рядом с Варей и пожаловалась:

– Вам легко подступаться и к Марксу и к Энгельсу, вы хорошо грамотные люди. Но, Боже мой, как мне было трудно…

С этого воскресенья Володя и Варвара начали часто думать вместе. Читала Варя куда меньше Володи, но когда он говорил, схватывала все мгновенно и понимала почти с полуслова. Так прочитал Устименко «Святое семейство…», а Варя выслушала его доклад на эту тему; так же занялся он «Нищетой философии», которая Варваре далась гораздо труднее; так просидел он несколько ночей над «Восемнадцатым брюмера Луи Бонапарта». Тетка Аглая, увидев книгу, которую читал Володя, сказала: