Читать книгу Клад монахов. Книга 1. Сысоева кровь - Юрий Глебович Панов - Страница 2

Июнь 1991 года, г. Верхотурье.

Галина Андреевна Колесникова, сорокапятилетняя женщина, переживающая в данный момент свою вторую молодость, как обычно сидела перед зеркалом в пеньюаре и изредка поглядывала на огород, в котором экскаваторщик Федька рыл котлован под фундамент будущего дома.

Между тем Федька, приехавший к Колесниковым недавно, особого настроя делать эту работу «на сухую» явно не имел. Однако, увидев из окна старого дома выразительный кулак Галины Андреевны, смирился и к работе приступил от греха подальше.

Усевшись снова перед зеркалом, Галина Андреевна критично осмотрела свою фигуру и тут же сделала необходимую скидку.

– Да я еще и ничего… Даже очень ничего! – подумала она и довольно щелкнула двумя пальцами. – И грудь сохранилась… И глазки не потускнели! А как мужикам нравился их голубой цвет?! Да… Вот разве что усики чуть-чуть появились… Ну, дак я их быстро! Щипчиками… Раз-раз! Сутулиться начала? Дак и это исправлю…

Хозяйка встала, через плечо, рассматривая свою почти обнаженную фигуру. Положив руки на развитые бедра и, сделав ими движение вперед-назад, она выгнула спину и выставила напоказ свою большую грудь.

– Ну, чем я хуже этой? – она попыталась вспомнить одну из обнаженных красоток, которых видела на картах сына Сашки совсем недавно. – А чё? Я еще ни чё! Ишшо сто очков вперед дам некоторым… И чё Сашка нашел в этой дылде зачуханной, Верке?

Мысли о жене сына чуть было не испортили хорошего настроения, в котором пребывала хозяйка. И, чувствуя это, она снова посмотрела на себя в зеркало, и с улыбкой кивнула той, в зеркале.

– «Женщине всегда дают столько лет, насколько она выглядит!» – процитировала она чьи-то слова, всего лишь на минутку попытавшись вспомнить, где их видела. Однако, так и не вспомнив ни места, ни автора, тут же успокоила себя тем, что отнесла их к народной мудрости и довольно ухмыльнулась. – Та-а-ак… Полнота чуть выше средней… Едва заметный второй подбородок… Вроде бы нигде нет обвислости… Ну-у-у, на лет, эдак, на тридцать с хвостиком, я потяну запросто! Ну, дак недаром же наш мент Беспалов так любезен со мной?!

И на минутку представив, как она могла бы «осчастливить» этого милиционера, как женщина, Галина Андреевна закрыла глаза и погрузилась в сладкие грезы секса… Покончив с участковым, она вздохнула и открыла глаза.

Мысли как-то незаметно увели ее в прошлое, на целых двадцать семь лет назад, когда молодая, но уже прошедшая огни и воды, Галочка Михеева решила твердо обзавестись семьей.

– Нагулялась, хватит! – цвет ее голубых глаз превратился в стальной. – Не пора ли прибрать к рукам какого-нибудь растяпу военного? А уж потом строить жизнь так, как мне захочется!?

Почему именно военный? Все очень просто – предыдущий ее возлюбленный был лейтенантом, показавшим на практике некоторые тонкости личной жизни, которые так ей понравились.

– Сволочь! А еще офицер… – подумала она с негодованием о своем так не кстати сбежавшем возлюбленном. – А я уже планы начала строить…

Теперь мысль стать женой военного, однажды пришедшая в шальную девичью головку, больше не покидала её.

– Паразит, какой?! – было очень трудно даже ей самой определить, чего же она хочет больше: сердиться или восхищаться своим бывшим возлюбленным. – Я, значит, как дура, отдала ему все самое лучшее, что у меня было, а он сбежал?!

Поскольку речь шла о самом лучшем, что у нее было – о ее теле, то Галочка сердилась недолго. И в тот же вечер отправилась в училище на танцы. В голубой надежде увидеть заблудшую овечку и вернуть ее назад, она вышла в первую шеренгу девиц, жаждущих молодого лейтенантского тела.

– Такая красавица и простаивает?! – услышала она голос сбоку и, повернувшись, увидела молодого лейтенанта-выпускника. – Девушка, пойдемте танцевать!

– Давайте, попробуем… – как бы нехотя произнесла она, подумав про себя: Мой-то… Вот гад! Сбежал и не показывается… Ну, где его, топерича, искать? Ладно, пойду… «На безрыбье и рак – рыба». Смотри, Галка, хоть этого не прозевай: клев-то, видать, начался!

Между тем лейтенант танцевал неважно и тем смущался. Особенно, когда замечал свои промахи.

– Павел… – наконец решился заговорить он. – Вас как зовут?

– Ну, наконец-то! А то молчит, как рыба … – подумала охотница и тут же вспомнила шкалу поведения, которую поведал ей бывший возлюбленный. – Так, значит, началась разведка боем! Сказать ему свое имя или нет? Может он такая же сволочь, как и мой? Нет… Этот другой: робкий, часто краснеет! Видать ничего лучше морковки и не видал… Скажу!

– Галина! – на ее лице появилась улыбка номер один, которая, однако на тренировках у хозяйки долго не получалась, и с которой так долго пришлось потрудиться перед зеркалом.

Однако, не зря она столько времени посвятила ей: лейтенант улыбнулся и начал откровенно ее разглядывать от щиколоток до кончиков волос.

– Как в магазине одежду покупает! – ехидно подумала она, но тут же спохватилась и изобразила улыбку номер два. – Посмотрим: у меня ещё ни один не срывался после нее!

Охотница не ошиблась: рыбка болталась на крючке основательно.

– Что это вы, Павел, меня так рассматриваете?

– Послушайте, Галина… – неожиданно произнес он. – Вы, несомненно, девушка красивая… Как говорится «все при всем»! Мне предлагают место замполита роты, но при условии… Что я женюсь! Если я вам задам один нескромный вопрос, вы ответите на него?

– Спокойно, Галка, спокойно! – сердце ее было готово выскочить из груди. Так оно стучало, звонило, кричало: это то! Но опытная рыбачка уже знала, что жирный карась хоть и подцеплен на крючок и никуда не денется, однако… – Спокойно, он сейчас скажет, что хотел бы оказаться в одной постели со мной… А ты не заводись! Вспомни про своего подлого изменьшшика… И учти, назад дороги уже не будет: ты теперь ученая…

– Ну, так какой же это нескромный вопрос? – как ни в чем не бывало, спросила она: ни одна жилка на лице ее не дрогнула, лишь только блеск глаз усилился. Но лейтенант себя уже считал рыбаком, а ее рыбкой, и никак не мог представить себе, что все наоборот.

– Если ты понравишься мне… – он замялся, но потом, собравшись с духом, произнес. – в постели, то я женюсь на тебе!

Ни один мускул не дрогнул на лице девушки. Нечто такое она и ждала. – Так, быстро изобрази лицо девушки, оскорбленной таким предложением! Немедленно! Он клюнул…

Приветливое личико девушки изуродовала гримаса оскорбления. – Ты чё, парень, издеваешься? Я тебе кто? А ты… Я – девушка честная, а ты со мной как на базаре… Вон их таких сколько: иди и выбирай любую, а ко мне не смей! Знаем мы вас таких: в постель шасть, использовал, как презерватив, а сам потом в сторону? Уходи!

А сама с тревогой смотрела в лицо лейтенанта. – А вдруг и вправду уйдет? Повернется и уйдет? Нет, этого допустить никак нельзя! Но и отступать тоже…

Изобразив обиженную и оскорбленную девушку, охотница от избытка чувств, чуть и по-настоящему не расплакалась, вспомнив предателя-лейтенанта.

Однако неискушенного Павла слезы на щеках из голубых глаз девушки сразили наповал.

– Ты, вот что… Извини! Я не с того начал… – робко произнес он и погладил плечо девушки. – Пойдем в кафе, побалдеем немного…

Слезы в глазах девушки мгновенно высохли. – Ну, вот теперь – порядок! А то сразу «постель»! Нет, дорогой мой… Давай-ка, все как положено: танцы – кафе – постель! И ни каких отступлений: уж теперь-то ты, мой милый, никуда от меня не денешься!

Он старался изо всех сил ей понравиться, а она как кошка с мышкой забавлялась им, моментально оценив его со всех сторон и просчитав ходы. Теперь уже не он, а она, не торопясь, направляла его к своей цели. Позволив Павлу проводить себя до дома, Галина внимательно следила за тем, чтобы молодой лейтенантик не сорвался с крючка… Не зная этого, Павел усердно зарабатывал своими анекдотами право подняться к ней домой, и уже был наполовину влюблен в эту неприступную девушку…

Осторожно налив ему в кофе в три раза больше коньяка, чем было нужно, Галина с удовольствием наблюдала, как быстро развязывался язык лейтенанта, и улыбалась: он уже трижды признавался ей в своей любви и делал предложение выйти за него замуж. Она благосклонно и с удовольствием приняла его предложение, напомнив, что такими словами даром не бросаются. И, только увидев его на коленях с мольбой о принятии предложения, она допустила его к себе в постель. Ну, и конечно, показала все, на что была способна!

Павлу этого было больше чем достаточно – днем они уже стояли в ЗАГСе и расписывались. Они оба были довольны: каждый получил то, что хотел. Теперь у Галины был муж, которым она будет управлять все свою жизнь, а он получит должность замполита, о которой мечтал, и красавицу – жену в придачу…

Галина Андреевна рассмеялась, вспомнив свою первую настоящую победу. – Ну – ну… Дурачок, ты даже не знаешь, сколько таких побед было потом… И в средних и в больших погонах! Это я твои погоны зарабатывала, а ты только получал…

И засмеялась, вспомнив о муже.

Услышав мат Федьки на огороде, она быстро вернулась к действительности.

– Эй, ты чего встал? Когда дальше копать будешь? – закричала она Федьке, высунувшись в окно. Тот подбежал к ковшу, матерясь, и что-то начал вытаскивать из земли.

Скрипнула дверь – это пришли Сашка и Верка, которая несла на руках дочку

– Андревна, глянь! – крикнул экскаваторщик. – Тута яшшик какой – то…

Бабка Полина, жившая по соседству с Колесниковыми и любившая смотреть передачи про террористов по телевизору, по привычке наблюдала за своим внуком Федькой. Причин наблюдать за ним было две: во-первых, она беззаветно любила его, а во-вторых, знала, что он вчера со своим дружками поглощал самогонку в большом количестве.

– Федькя, брось ево! А вдруг тама бонба? – закричала она, увидев в руках какой-то ящик. – Ишшо убьеть!

Но Федька даже ухом не повел на слова бабки: он ждал ответа от хозяйки. Однако та даже и не пошевелилась.

– Если нужно будет – сам принесет! – подумала она, спешно переодеваясь в спортивный костюм. Но тут другая мысль заставила ее еще быстрее одеваться. – А чё если этот грязный экскаваторщик притащит мне земли сюда, прямо в дом? Ведь придется все это потом убирать… И кому? Мне! Вон, Верка -то совсем обнаглела – живет себе как принцесса: енто я не буду делать! И енто я не буду делать… А я чё, проклятая? Итак, вся уборка на мне!

И выскочила из дома навстречу экскаваторщику Федьке, перехватив его у самого порога дома.

– Ну, чё там у тебя, Федька? – она облегченно вздохнула, опередив соседского внука с грязными руками, и брезгливо показала пальцем на ящик, который тот держал в руках. – Только не сори мне здесь!

– Дак я тово… Уберу потом! Ей бог уберу… – загоревшись интересом, пробормотал Федька и сглотнул слюну. – Хозяйка! Вешшь-то старинная по всему… Отмыть бы надоть… Водочкой!

– Чево!? Водочки захотел? А ну отмывай водой! – по узким глазам хозяйки Федька понял: спорить бесполезно. И, вздохнув, пошел неровной походкой к луже с водой.

Федька, тридцатилетний холостяк и пьяница, быстро очистив налипшую глину, стал открывать монтировкой ящик, отдирая одну за другой доски. Подгнившие доски легко поддавались яростному напору мужика с перепою, словно понимали его состояние. Поэтому довольно скоро на свет явился ларец, закрытый на внутренний замок.

– Андревна, матушка! – взмолился Федька, обливающийся потом. – Ну, хоть ты – то пожалей! Ить трубы – то… Вона как горят! Ну, перебрали мы того… Опеть с Васькой… Вчерась… Ну, налей хоть пять капель!

– Много вас таких… – отозвалась хозяйка. – Ты мне котлован сначала вырой, а потом уж проси!

Федька вздохнул и обреченно опустил голову. Он уже собрался повернуться и идти назад, но тут вдруг услышал:

– Дак, ты чё ж, голубчик, совсем не собираешься открывать ларец?

То ли с издевкой, то ли с интересом, вопрос, произнесенный с бархатисто – нежной интонацией, вдруг зажег у Федьки некоторую надежду погасить пылающие трубы.

– А будет? – показав пальцами руки то, что именно ему нужно, Федька решил поторговаться.

Быстро сообразив, что ни она, ни сын не смогут открыть этот ларец, хозяйка сдалась.

– Ладно, твоя взяла! – уже примирительным тоном произнесла она. – Будет!

Федька радостно потер руки, предвкушая знакомый вкус водочки, и схватил монтировку. Через несколько секунд ларец хрустнул и открылся. Четверо взрослых пар глаз уставились на дно находки.

– А ну, дай-ка сюда все! – оттолкнув всех, решительно заявила хозяйка. – А ты, Федька, иди и копай котлован!

– Ну, дак, мы жа договорилися. Про енто… – и он опять выразительно щелкнул себя по горлу.

– Да, договорились?! Вот выроешь – и поставлю! – твердо заявила хозяйка и забыла о существовании Федьки.

На дне ларца лежала коробка жестяная из-под монпансье, записная книжка в кожаном переплете, тетрадь и какие-то чертежи. Выкинув тетрадь и чертежи, покрутив записную книжку в руках и отложив ее, Галина Андреевна решительно взяла в руки коробку.

– Ого, какая тяжелая! – с удивлением произнесла она, пытаясь ее открыть, но та так и не открылась. – Давай-ка, сынок, потрудись. Теперь твоя очередь!

И отдала ее Сашке, светловолосому двадцатисемилетнему балбесу невысокого роста, которого баловала с малых лет.

Меж тем Сашка, взяв в руки небольшую круглую коробку, тоже удивился ее весу. Лезвие его перочинного ножа легко вошло в щель между крышками, сминая тонкое железо коробки. Крышка дрогнула и начала сдвигаться.

– А ну, дай ее сюда! – решительно отобрала коробку хозяйка и тут же открыла ее: блеск золота на мгновение ослепил.

Увидев, что коробка до краев заполнена золотыми монетами – червонцами, она обомлела. Но тут же мгновенный испуг перешел в радость.

– Вы посмотрите, какая прелесть! – воскликнула она, с торжеством оглядывая сына и невестку, однако при этом отметила, что сын разделяет ее восторг, а невестка – нет.

И вообще, Вера Колесникова как-то сильно выпадала из этой компании.

Во-первых, Вера, будучи хорошо сложенной и рослой синеглазой простушкой, ничего нового от жизни не хотела, кроме нормальной семьи, а потому в дела матери– свекрови и мужа не лезла.

Во-вторых, она поняла очень рано, что Сашка ревнив болезненно и в своих действиях непредсказуем совершенно, поэтому никуда из дома не выходила. Так как после родов Вера сильно пополнела и стала для мужиков еще привлекательнее, то Сашка отправил ее к матери, чтобы та учинила за ней контроль по всем правилам. Когда же Вера стала с дочкой ходить к бабушке, свекровь стала ее еще больше преследовать. Это Вере не нравилось, но она терпела, понимая, что в ответе за всю семью. Однако к бабушке ходить не перестала, потому что там она опять становилась сама собой. Именно там она и пела дочке старинные песни своим низким грудным голосом, которые слышала от бабушки.

Однако в этой коробке с золотом она увидела нечто, от чего немедленно отвернулась и тут же зажала рот руками. Так с приступом рвоты она и выскочила из комнаты. Это был целый зуб в золотой коронке…

Меж тем Сашка взвесил на руке коробку и спокойно сказал матери:

– Давай переплавим их в слитки: в таком виде иметь это золото нельзя!

Вера, вернувшись со двора, к ним близко не подходила. Увидев на полу записную книжку, тетрадь и чертежи, подобрала их, посмотрела на мужа и свекровь: они о чем-то напряженно шептались, никак не приходя к согласию. Безразлично посмотрев на них, невестка пошла в другую комнату к спящей дочери. Там Вера бесшумно села на диван в ногах у ребенка и только после этого обнаружила в руках подобранные предметы. Тетрадь и чертежи сазу же легли на диван рядом с ногами дочери, а записная книжка неожиданно заинтересовала.

Кто-то неизвестный неровным почерком записывал под номерами фамилии людей и даты, делая какие-то пометки.

– Какие-то списки… Что бы это значило? – подумала она, с интересом вглядываясь в почерк. – Полистаю-ка я дальше. Может потом все разъяснится?

Где-то на средине книжки, когда эти списки уже начали ей надоедать, неожиданно глаз остановился на строчке:«121. Северьян Гур. Гурьянов. Расстрелян в 47 г. в Ивдельском следств. изоляторе».

– Постой, постой… Что-то уж больно знакомая фамилия! – и Вера стала вспоминать, где и когда уже слышала это имя и фамилию. – Тю, да это же одна из фамилий моей бабушки!

И Вера с еще большим интересом стала смотреть на какие-то буковки, которые шли дальше по тексту за этой строчкой.

–«С. о кл. мон. в В. 100ш. по л.с.п.х. от дв.х.м.м.» – прочитала она, возмутившись от того, что ничего не понимает. – Какая-то белиберда!

Снова прочитав все с самого начала, молодая женщина захлопнула книжку. – Надо будет сходить к бабушке и спросить ее!

В комнату вошел Сашка и подозрительно посмотрел на жену.

– Дай-ка сюда эти бумажки! – со злостью выхватив из рук жены записную книжку и подобрав с дивана тетрадь и чертеж, рассерженный Сашка вышел из комнаты. Однако не успела молодая мать возмутиться столь бесцеремонным поведением своего мужа в комнате спящей дочери, как он вновь появился и без слов небрежно бросил найденные документы на полку. Записная книжка не удержалась и, покачавшись, полетела вниз прямо на спящую девочку. Рывок и записная книжка оказалась зажатой в руке. Так же аккуратно она положила ее на диван.

– Ну, вот что… Вы тут делайте, что хотите, а я иду к бабушке. И Ниночку возьму с собой! – произнесла она сквозь зубы, сверля глазами мужа от злости за то, что тот мог попасть записной книжкой в дочь.

Однако Сашка только махнул ей рукой, чтобы не приставала: впервые нечто более сильное, чем ревность овладело им.

Вера шла к бабе Ане, повторяя про себя каждое слово, прочитанное ею в записной книжке. В школе она училась неважно – ученье давалось с трудом. Однако, то, что девочка запоминала, намертво впечатывалось в ее память.

Её бабушка, Анна Семеновна Коровина, жила в заречной части города на заслуженную трудной работой пенсию и свой огород. Этого ей хватало с избытком, поэтому она частенько пускала к себе жить молоденьких квартиранток и не брала с них ни копейки за квартплату. Девчонки эти приезжали учиться в городе или работать, подолгу жили у нее, а иногда и выходили замуж. Как правило, это были дочки или внучки ее многочисленных подруг из ближайших деревень, с которыми хозяйка умудрялась поддерживать долгие и хорошие отношения.

Вот и сейчас у нее жила внучка давней деревенской подруги. Света Деменихина, высокая, светловолосая и кареглазая девушка, приветливо встретила Веру с дочкой, но все же не смогла скрыть свое волнение. Она хотела отметить с друзьями свой восемнадцатилетний день рождения у бабы Ани, но откровенно побаивалась своей суровой, но справедливой хозяйки.

Тем не менее, она не знала, что суховатая, с крючковатым носом, стремительная и гордая баба Аня тоже собиралась устроить ей праздник. Кроме того, через три недели подходило семидесятидвухлетие хозяйки, и его эта жизнерадостная старушенция тоже собиралась отметить, но уже со своими подружками. И никому не приходило в голову, видя эти зоркие карие глаза и копну когда-то рыжих волос, напомнить ей о столь преклонном возрасте. Однако все ее жилички знали о самом уязвимом месте бабы Ани, но пользовались им только в самых крайних случаях. Конечно, знала о нем и Вера: вот она – то уж пользовалась им довольно часто и не безуспешно. Это слабое место у железной Бабы Ани называлось просто – «лесть».

– Здравствуйте! Какие вы сегодня красивые! – произнесла она свое традиционное приветствие, нарушая уединение хозяйки и жилички. – Баб Ань, можно тебя на два слова?

– Да ты чё, говори здеся: от Светки у меня секретов -то нету! – отозвалась та, отрываясь от нитки с иголкой, и внимательно контролируя состояние здоровья правнучки. И, как бы, между прочим, добавила. – Вот, думаю, как Светке день рождения справить, да перед кавалерами ее в грязь лицом не упасть!

От услышанного Светка чуть не упала с крыльца. Она так и осталась сидеть на какое-то время с открытым ртом, от удивления и восхищения своей хозяйкой.

– Иди ко мне, мое «сольнышко»… – баба Аня протянула руки к Ниночке и взяла к себе правнучку, посюсюкалась с ней и посмотрела на внучку. – Ну, чё ты замялась? Пришла с вопросом, дак задавай ево!

– Баб Ань, ты не знаешь, кто сразу же после войны жил в доме Колесниковых? – неожиданно спросила Вера.

– Ой, да ведь сразу-то и не вспомнить… – подняла брови хозяйка.

Светка притихла, почувствовав некую важность этого разговора. Ниночка закапризничала и попросилась к маме. Установилась тишина, изредка нарушаемая Ниночкой.

– Кажись, вспомнила: в их доме сразу после войны жил один очень плохой человек… Он начальником колонии пришел… Тимофеев евоная фамилия. Майором пришел… – недовольно ответила она. – А зачем тебе это?

– Да сегодня в огороде у Колесниковых нашли шкатулку…

Баба Аня удивленно посмотрела на внучку.

– Ну, и чё ж в ней было такое, что ты сама не своя?

– Коробка из-под монпансье полная золотых монет и одним целым зубом в коронке, записная книжка, тетрадь и чертеж. – выпалила Вера, освобождаясь от непосильного груза и смотря на свою бабушку внимательно. – Так, вот в этой-то записной книжке, в самой середине я встретила строчку с таким содержанием…

И Вера подняла глаза вверх, как когда-то в школе читала стихи наизусть.

– «Номер сто двадцать один. Северьян Гур точка Гурьянов точка Расстрелян в сорок седьмом году в Ивдельском следств точка изоляторе». – цитировала она по памяти. – А дальше было написано вообще что-то непонятное: «С точка о кл точка мон точка в В точка сто ш точка по л точка х точка от дв точка х точка м точка м точка» Я вот даже записала на бумажку весь этот странный текст, чтобы не забыть!

Еще никогда Вера не видела такой свою неустрашимую бабу Аню: та побледнела, разом осунулась, глаза смотрели куда-то вдаль и не видели никого. В какой-то момент внучка решила не беспокоить бабушку больше и начала себя ругать за то, что вообще завела весь этот разговор.

Но та вдруг вернулась к ним и знаками показала ей, чтобы внучка продолжила свой рассказ.

– Я почему-то…вдруг вспомнила…– Вера сама занервничала и была готова прекратить разговор, но глаза бабушки настойчиво требовали договорить до конца: теперь та сверлила ее своими жгучими глазищами. И внучка выдохнула то, что мучало всю дорогу. – Может это родственник наш, какой – то?

– Так… звали… моего мужа… – с изменившимся лицом тихо выдохнула из себя баба Аня. – В сорок шестом году у меня родился сын – уродец. Вот тогда и запил мой муж… А потом вдруг загорелся идеей найти клад монахов: уж не знаю, кто ему эту дурь в голову тогда вбил! Целую неделю лазил и лазил по монастырям, пока не забрался в храм мужского монастыря. А вернулся оттуда сам не свой… Вот тогда и сказывал он мне … Мол, видел там и этого… Майора Тимофеева… Он тоже искал этот клад! А на следуюшший день мово Северьяна и забрали… Больше я его никогда уже не видела… Говорили верные люди: мол, в лагерь попал… Да я и верила и не верила… Вот, значит, где мой – то Северьянушко головушку свою сложил! А все этот, гад, Тимофеев! И чё вот имя надоть было? Жили бы как люди… Дак нет: клад искать! Вот и сдох, как собака…

Баба Аня положила на колени свои натруженные руки и вдруг унеслась мыслями куда-то в далекое прошлое.

– Когда после войны он появился в Верхотурье, я уже, такой как Светка, была… – задумчиво произнесла хозяйка после долгого молчания. – Важный такой… Приехал и начальником колонии сразу стал! Дом купил… Как раз там, где твои свекор и свекровь живут. Видать клад все свой искал! Не помню, вроде года через три или четыре он от рака горла помер. Или ног? Вот уж топерича и не помню точно. Вот те и клад!

– Вер, а как ты думаешь, откуда у него столько золотых монет? – не удержалась Светка.

– Да откуда я знаю?

– Видать, изверг был, мучитель… Зубы выбивал – отсюда и золото! Потому и умер от рака… – неожиданно, будто из подземелья, отсутствующим голосом произнесла баба Аня.

– Да, похоже, так.… Одна-то коронка была прямо с зубом! – согласилась Вера.

– Я тоже читала где-то, что ГПУшники мучали людей. – вставила свое слово Светка, карие глаза которой стали похожи на крупные бусинки от страха.

– У меня почему-то такое чувство, что это был мой Северьянушко… – неожиданно произнесла баба Аня, повернув голову куда-то в сторону. – Вот только непонятно, почему в сорок седьмом?

– А может его долго в тюрьме или лагере где-нибудь держали, а в сорок седьмом расстреляли… – попыталась утешить хоть как-то хозяйку Светка. – Ты, баб Ань, вот чё, «не бери это в голову», как говорит мой отец!

– Да и про клад-то только муж мой и знал…– снова заговорила вдруг хозяйка.

– Дак, чё за клад-то такой? – не унималась Светка, стараясь хоть как-то отблагодарить свою хозяйку за разрешение отпраздновать день рождения.

– Точно не знаю, но мать говорила, будто отец наш знал, иде спрятаны иконы монастырския…

– Дак, ведь это же большой грех! – возмутилась Вера. – Присваивать чужое… Тем более – божье…

– Дак, отец-то и не присваивал… Он просто знал, иде все енто находится… – тихо сказала хозяйка, задумчиво посмотрев куда-то в сторону. – А вот зачем после войны ГПУшник суды пожаловал? Вот енто действительно интересно!

– Ну, дак, чё ж тоды тута думать? Ясно как день: искать этот клад, и приехал! – усмехнулась Светка.

– Может почитать каки бумаги снова? Да поговорить со знающими людьми? – Вера с надеждой посмотрела на бабушку.

– Дак, иде их взять-то, знаюшших-то? – хозяйка о чем-то задумалась.

– Верк, ты, вот чё… Принеси-ка те бумажки-то суды! Ежели смогешь.. – и баба Аня хитро улыбнулась внучке. – Вот и покумекам! Чё да как…

Вера улыбнулась ей в ответ и кивнула головой в знак согласия, побыла еще немного с ними и ушла вместе с дочкой.

Никто и не заметил, как хозяйка быстро собралась и вышла из дома. А через полчаса она постучала в дверь уполномоченного ФСБ по городу…

Тем временем в доме Колесниковых назревал скандал.

– Сашка, давай пустим золото на торговлю! – уговаривала сына Галина Андреевна – Закупим товару, быстро продадим, а прибыль снова в дело пустим… Ты займешься доставкой товара, я буду продавать…

– Да, я-то чё? Я бы с превеликим удовольствием… – думал Сашка. – А как же долг? Эх, надо ж было так вляпаться…

– Не могу я… Давай делить на троих: тебе, мне и отцу… Верка – не в счет! – твердо заявил сын матери. – Вы как хотите, но у меня свои планы!

– Ладно… – подумала хозяйка о своем муже, пряча коробку с золотом в потаёное место.

Между тем жадные глаза сына неотступно следовали за каждым ее шагом.

– Ишь, чё захотела?! – подумал зло сын о матери. – Золотишко ей одной понадобилось! Тварь, потаскуха! Уж я-то точно знаю, чем ты занималась, когда отец был на службе…

Меж тем блеск золота как дрожжи поднимал в Сашке все самое гадкое и пошлое, которое он долго и старательно прятал. И эта чернота все больше и больше захватывала его, превращая в жестокого, циничного и беспощадного молодого человека, легко преступающего моральные законы. В какой-то момент он даже почувствовал, что сможет из-за золота убить родную мать…

Стук в дверь вдруг вызвал панический страх, стрелой пронзивший сердце. Выглянув в окно, он невольно выдохнул накопившийся воздух и обмяк: это пришла жена с дочкой.

С первого же взгляда на эти лица, Вера поняла, что они просто обезумели от своей находки.

– До чего же это все так противно… – подумала она о муже и свекрови, видя их перекошенные лица и алчные глаза.

Ни слова не сказав им, взяла дочку на руки и ушла укладывать ее спать. Невольно взгляд упал на полку: документы лежали там же, где и были до ее ухода. Засыпая вместе с дочкой, она еще некоторое время слышала ругань мужа и свекрови, а память ее вдруг вернула в прошлое…

Вера, тогда еще девятнадцатилетняя девушка, которую все подружки устойчиво считали старой девой, неожиданно встретила на танцах только что демобилизованного и голодного до женской ласки Сашку. В тот же вечер, проводив ее до дома, он предложил погулять еще…

Только там, в копне сена и поняла Вера, каким инструментом было ее тело… А Сашка, сильно избалованный лихими подружками, к их сильному огорчению, больше ни о ком и думать не хотел… Вера легко направила его в ЗАГС и стала Колесниковой, вопреки сетованиям свекрови, недовольной выбором сына. Однако, уже на свадьбе «маман» столкнулась с железным характером невестки и дала себе зарок: никогда не связываться с ней напрямую! И пошла другим путем – через сына…

У них долго не было детей, вопреки большому желанию Веры и радости свекрови, которая из этого выжала все, что смогла. Однако Сашка не смог бросить «дылду». А через четыре года после свадьбы Вера, наконец, забеременела. Родив дочь, ей хватило ума понять, что у мужа на стороне появилось много подружек, и гордости, чтобы самой не искать утешения на стороне. Лишь свекровь была довольна – она сделала все, что хотела.

Баба Аня давно поняла, что Вера больше своего мужа не любит, но ни коим образом события не стимулировала, как это делала свекровь, вполне резонно считая, что всему свое время…