Читать книгу Клад монахов. Книга 1. Сысоева кровь - Юрий Глебович Панов - Страница 9

Декабрь 1929 года, г. Верхотурье.

На Урале зимы всегда были холодными, но в тот год – особенно. В классе, не смотря на то, что буржуйка была раскалена докрасна, было очень холодно. Казалось, будто ты на улице – выдохнешь воздух из своих легких и он дымком, кружась и вылетая из раскрытого рта, становится заметен. Больше всего мерзли руки и ноги. Вот и получались кляксы и корявые буквы в тетрадках!

– Хорошо хоть мать катанки дала! – подумала Нюрка, сидя в стареньком пальтишке за столом и засовывая свои руки в пространство между валенками и икрами своих ног. По мере того, как согревались руки, учительница, поглядывая на Нюрку, все больше и больше злилась.

– Эй, Колобова, ты чего улеглась? Это тебе не кровать! – терпение учительницы лопнуло. – Совсем обнаглела эта девчонка – улеглась спать прямо на уроке! И чем только занимается дома? И ведь родители люди приличные: отчим – предисполкома, мать – доярка. А эта? И в кого такая уродилась? Рыжая, злая, беспокойная… Вон ее сестра – так совсем другое дело: и прилежная, и тихая, и послушная! И все уроки дома делает. Ну, совсем не похожа на эту бестию!

И Елена Степановна сокрушенно покачала головой.

– Щаз… – Нюрка тянула. – Ну, еще хоть немножко погрею руки! Ну, ишшо хоть чуток!

А вслух произнесла. – Вот тока карандаш на полу найду!

– Врешь ты все, Колобова! – учительница решительно двинулась между столами учеников, собранных отовсюду. – А ну, покажи твой карандаш!

Верка потихоньку стащила свой карандаш со стола и под столом передала сестре.

– Нате вам карандаш! – нахально заявила Нюрка, показывая учительнице карандаш Верки.

– Елена Степановна, енто Верка ей карандаф подсунула! – ехидный голос Евстратки Минаева Нюрка узнала бы даже при самой темной луне ночью.

– У-у-у, вражина! Гад ползучий… Везде свой длиннай нос суеть! Фингал-то ишшо под глазом не прошел? Моя работа!

На какое-то время Нюрке стало даже весело, но ее самый главный враг в классе не шутил. – Елена Степановна, я сам енто видел!

– Так-так, Колобова… – в голосе учительницы явно послышалась угроза.

А по языку, высунутому Евстраткой, Нюрка поняла. – Училка ему поверила! Ужо топерича ничо хорошева не жди!

И снова показала кулак Евстратке.

А учительница вдруг произнесла. – Значит, не сидится на месте? Тогда иди-ка к доске! Будешь решать задачу…

– В одном дворе было две коровы и две лошади… – начала диктовать учительница.

– Как у нас… – услышав довольный голос Евстратки, несколько учеников засмеялись.

– … Нужно сосчитать… Колобова – не верти головой! … Сколько животных осталось во дворе!

– А чё тута шшитать? – Нюрка ехидно посмотрела на Евстратку и показала ему язык. – Ни однова животнова не останетца!

– То есть, как? – теперь удивляться пришла очередь учительницы.

– Да так: вчерася к нам приехал из Перми наш дядька Кузьма. Сказывал: «Кулачить бум тех, у ково две коровы да две лошади!» Так што у Евстратки все заберут!

– Вреф, гадина! – Евстратка вскочил, бледный как стена, покрытая инеем: чуть пена у него не пошла изо рта, так он разозлился на Нюрку. – Вафы комуняки нам всю фысть испортили! Топерича и последнее хочут забрать?

Учительница побледнела – она не знала, как в этом случае правильно поступить: с одной стороны навстречу Евстратке рвалась Нюрка, защищая коммунистов, а с другой стороны сам Евстратка готов был броситься на нее с кулаками, защищая свою собственность. Но хуже всего было то, что сама Елена Степановна ровно ничего не знала про грядущее раскулачивание…

– Кто знат, могет ты, Евстратка, и в кольхоз ишшо пойдеш? Дак тоды твои коровенки при тобе и остнутца! – Нюрка ехидно издевалась на простодушным Евстраткой, показывая ему то кулак, то язык, то фигу, а иногда и пинала воздух своим валенком. Класс замер, понимая, что вот-вот произойдет что-то страшное.

– Енто иффо, какой такой кольхоз? – Евстратка вдруг почувствовал, что Нюрка сама не знает, что это такое, а поэтому сделал ей такую ехидную гримасу, оттянув двумя пальцами одной руки кожу нижних век вниз, а указательным пальцем подняв кончик носа вверх. Все рассмеялись. – Ну, чё, съела, Колобок?

– Ты, Колобова, садись… Садись на место! – учительница уже тащила упирающуюся девочку к ее столу. Однако Нюрке удалось вырваться из рук учительницы, и она своим крепким кулаком ударила Евстратку прямо в нос, из которого тут же брызнула ярко-красная кровь на стол и на пол. Евстратка сжался и заревел…

– Колобова! – вот теперь в голосе учительницы снова появился металл: уж в этот – то раз она хорошо знала, что ей положено было делать! Да и испуг уже давно прошел. – А ну, становись в угол! Будешь там стоять, пока не попросишь у Минаева прощения!

– Не дождетца! – отрезала Нюрка, направляясь в угол, в котором уже не раз стояла. – Кулак недобитый!

– Ты… Ты…Ты иффо получиф! – захлебываясь кровью, выкрикивал Евстратка. – Я… Я… Я братану скафу! Он… Тобе… Таку козью морду изделат, не обрадуеффя!

Нюрка простояла в углу до конца урока, потом – до конца следующего и так до конца занятий. На подгибающихся коленях, но все же гордая от того, что настояла на своем и не попросила у ненавистного Евстратки прощения, она шла домой. Единственное, что ее огорчало сильно, было требование учительницы прийти в школу с родителями.

Дома уже все знали о происшествии, когда непокорная ученица явилась домой. Дарья, сняв ремень со стены, тут же начала гоняться за Нюркой, норовя больнее зацепить ее концом ремешка. Кончилось все тем, что бунтарка забралась на полати, где уже притаилась Верка. Показав кулак сестре, она с удовольствием растянулась на теплых полатях.

Когда же вечером с работы вернулся Федор с Кузьмой Вагановым, Дарья подробно рассказала ему о выходке Нюрки.

– Ты, вот чё, Дарья… – Федор даже и не подумал сердиться на приемную дочь: он видел это событие совсем иначе. – Отводи-ка ты, от греха подальше, к себе на ферму нашу Марту!

– Да ты чё, с ума сошел? Как мы будем без коровы-то? Ить без коровы совсем помрем! – слезы полились из ее глаз.

– Ну, не плачь: даст бог – выживем!

– У-у-у, проклятушшая! – и Дарья показала кулак не ко времени высунувшейся с полатей Нюрке. – Одно слово: Сысоева кровь!

Ее обожгло сильнее огня от этих слов.

– Ну, я-то чё? Чё я-то? – девочка размазывала по лицу слезы от обиды и теперь уже сама винила во всем свою учительницу, повторяя за Дарьей и грозя кулаком далекой училке. – У-у-у, проклятушшая! Штоб я, да училкой? Да ни в жисть!

– Стыдно признаться, но был в моей жизни детской один момент, когда я сильно-сильно злорадствовала. – Анна Семеновна палкой ковыряла землю у завалинки. – Может оттого, что тогда всего не понимала. Да и чё понимать-то было? Да и никто тогда не понимал, почему раскулачивают. Но я радовалась: моих заклятых врагов раскулачивали! Это уже потом, много лет спустя, я совсем по-другому посмотрела на это дело. А тогда? Тогда у нас была своя ватага, и я была в ней атаманшей! Не похоже? И, тем не менее, факт. Да и у моих врагов была своя ватага…

Я понимающе ей кивнул, но Павла, похоже, моего настроения не разделяла, отдавшись своему восприятию того, что было с нашей хозяйкой.