Читать книгу Игры для мужчин - Юрий Жук - Страница 5
Липки
Повесть о моем городе
Большая игра
ОглавлениеА делается это так. Берется доска, не широкая и не длинная, примерно с метр. Кладется серединкой на кирпич или чурбак, чтобы один конец лежал на земле, а другой – в воздухе. И на нижний складываются кучкой двенадцать хорошо отструганных палочек. Вот и все приспособление. Потом мы считаемся, и одному из нас выпадает вадить, кто-нибудь ударяет ногой по верхнему концу доски. Все палочки разлетаются, и пока водящий собирает их, остальные участники «большой игры» должны спрятаться. Тут-то и начинается сама игра: доска снова уложена на камень, на доске – кучкой палочки, которые вновь готовы взлететь вверх.
Водящий должен найти всех и «застукать» о доску с палочками. Не успел добежать первым – удар ногой по доске, и палочки вновь в воздухе, и все, кого нашел водящий до этого, разбегаются. Вновь ищи. Горе водящему, неповоротливому и ленивому.
Тот Двор, большой, с массой сараюшек и закоулков. Уговор – дальше двора не прятаться, но и его хватает с избытком. Чуть зазевался, и откуда-нибудь непременно вынырнет спрятавшийся, а это значит, что палочки вновь в воздухе. Собирай и ищи всех снова. Участвуют, как правило, человек по десять – пятнадцать, на то она и «большая игра». Играли всерьез и подолгу. Попробуй, не отвадься. Потом говорить с тобой не захотят, даже самые близкие твои приятели.
Бывало, и дня не хватало, чтобы закончить игру, что ж, переносили на завтра и начинали с того места, где остановились вчера. Правила жесткие, но по нашим понятиям вполне справедливые. На то она и «большая игра». Бывали случаи, когда кто-нибудь из особо «хитреньких» пытался увильнуть, выйти из игры не отвадившись, в общем, жилил. С такими у нас разговор короткий. Жил у нас не любили, и если другие меры, уговоры и увещевания не помогали, прибегали к крайней мере: из жилы «сало» жали. Окружали его плотным кольцом и, сбившись в кучу, дружно давили, что было сил.
Надо сказать, что операция эта болезненна и, главное, унизительна. Потому прибегали к ней редко, и после провинившийся уже не принимался в «большую игру». Сиди себе в сторонке и слюни пускай от зависти, пока вновь не заслужишь у общества потерянного авторитета.
Есть в нашей компании Славка-Жирный. Жирным мы его зовем не столько за полноту, сколько за неповоротливость и слюнтяйство. Вадит он в «большой игре» частенько, а если и прячется, то найден, как правило, бывает сразу – толком прятаться не умеет и лишь канючит:
– Да, нечестно. Я не успел. Давайте переиграем.
В общем, жилит Жирный, и жилит больше всех. Такой уж у него характер. Но стоит начать давить из него «сало», вопит и воет еще до начала, чем больше и больше подстрекает на экзекуцию молоденьких сорванцов.
Однажды в «большой игре» трое суток не мог он отвадиться. Дошло до того, что в последний день, усевшись верхом на доску с палочками, чтоб никто не смог к ней подобраться, никуда не отходил и только кричал с места:
– Ага, вон ты, Юрка! Вижу, Рыжий, вижу: за сараями! Вылазь, гад, я тебя застукал. Слышишь, Рыжий?
А Юрка-Рыжий в это время совсем с другой стороны, не таясь, подошел к доске, да так ловко, что Славка его и не заметил, обратив все свое внимание на сараи, и со словами: «Искать надо, а не сидеть!» – сильно ударил ногой по доске, подбросив все палочки вверх. Из глаз Жирного хлынули слезы. Слезы обиды и злости.
– Не буду, – закричал он, – больше играть! И водиться не буду! Велосипеда не дам и отцу скажу! – и сбежал с воем.
Обычно взрослые в наши дела не вмешиваются, и решали мы все свои конфликты всегда сами, поэтому были немало удивлены, когда через несколько минут из Славкиной квартиры вышел мужчина в расстегнутом кителе, Славкин отец был военным и служил где-то в органах на Вольской, а за ним – сопливый и воющий Славка:
– Чего, ребята, сына обидели?
Мы все собрались в кучу. Необычно и боязно отстаивать свою правоту перед взрослым, тем более что тот – сторона заинтересованная. Однако вины за собою не чувствуем и кричим в ответ хором:
– Пусть отвадится!
– Жила ваш Жирный!
– Не отвадился, домой убег!
– В компанию не возьмем, раз так!
Отец его спрашивает:
– Чего ж ты не отвадишься?
А тот ревет, как белуга:
– Да, как же, отвадишься тут! Третий день важу, и все бестолку! Они нечестно, специально заваживают, что¬бы посмеяться!
А надо сказать, что нечестности никакой не было. Вся игра проходила точно по правилам, как обычно. Конечно, вадить не сахар, это каждый скажет, но чтоб к отцу бежать жаловаться – последнее дело.
– А что, ребята, – подмигнув всем нам, сказал Славкин отец, – может, я отважусь за сына? Как, примете?
Вся компания на какое-то мгновение замолчала. Потом кто-то один смущенно и недоверчиво прыснул в кулак, хихикнул другой и вот уже все вместе мы дружно покатываемся со смеху. Предложение кажется необычным и потому заманчивым.
– Примем!
– А ну как завадим?!
– Только по правилам. И чтоб не обижаться. Слово!?
– Славкин отец решительно кинул на лавку свой китель и, перекрывая наш галдеж, громко и неожиданно крикнул:
– А ну, разбивайте, кто смелый.
Юрка Рыжий подбежал к доске, что было сил ударил по свободному концу, и все двенадцать палочек пестро замелькали в воздухе и широко рассыпались по двору.
Вот это была игра! На такое чудо вышли поглазеть из своих квартир все взрослые этого двора. Подбадривали Славкиного отца, подшучивали над ним, потом увлеклись и болеть стали не хуже, чем на «Динамо».
Погоняли мы его крепко. Он, конечно, отвадился, в конце концов, но попотел за время игры основательно. А Жирного мы с тех пор в игру свою не берем. Все, баста!